Китайское чудо, инвестиции и цифровые деньги: Рецепт Глазьева для скачка российской экономики

А положительные моменты были?

Юрий Пронько: Среди наших с вами коллег масса пессимистов, поэтому, может быть, задам не совсем неожиданный вопрос. На ваш взгляд, были положительные моменты с точки зрения социально-экономического развития нашей страны в уходящем году? Или правы те, кто говорит, что это не просто год упущенных возможностей, а тотально провальный год?

Сергей Глазьев: Я бы начал с того, что этот год характеризуется резким ускорением структурных изменений, которые происходят в мировой экономике в связи со сменой технологических и мирохозяйственных укладов.

И, как всегда в периоды любой войны, а я рассматриваю применение биологического оружия как часть гибридной войны, которая уже не первый год ведётся властно-финансовой олигархией США против нашей страны, происходит резкое ускорение структурных изменений. Они начались задолго до текущего момента, но сейчас они ускорились.

И вот мы наблюдаем мощный рывок Китая, единственной страны, которая выходит с плюсом из этого года. А происходит это на фоне глубочайшего разрушения всей социально-экономической системы как в Америке, так и в Европе. Одновременно происходит ускорение технологических изменений. На фоне общего падения на 3-7% экономической активности в разных странах идёт бурный рост фармацевтики, здравоохранения. Примерно на одну треть растёт производство фармацевтических продуктов и продуктов санитарии и в нашей стране.

Несмотря на общее ухудшение экономической ситуации, увеличивается производство продуктов питания. Разумеется, происходит бум в информационных технологиях, которыми мы с вами пользуемся прямо сейчас. Всё это знаменует уже рост нового технологического уклада, который для нашей экономики создаёт серьёзные угрозы.

Буквально на днях Европейский Союз подтвердил свои планы по резкому свёртыванию потребления нефти и газа, к 2050 году они вообще хотят отказаться от органических энергоносителей, то есть мир стремительно меняется. И вот нынешний кризис, пандемический, все эти перемены резко ускорил.

Нам необходимо очень быстро на эти перемены реагировать, надо успеть адаптироваться. Но пока у нас адаптируется только фармацевтическая промышленность и биоинженерия. Вот они-то работают сегодня почти на всю свою потенциальную мощь.

Летаргический сон российской экономики

Но при этом вся остальная экономика пребывает как бы в летаргическом сне: нет кредитов, нет оборотных средств, нет перспектив. Существенно увеличилось число предприятий-банкротов, одна треть предприятий в этом году сводят свой баланс с минусом. Общие убытки достигли пяти триллионов рублей. Бизнес находится к глубоком пессимизме. Да, государство пытается помочь, но, признаемся, меры по поддержке деловой активности в нашей стране примерно на порядок ниже, чем те, которые предпринимаются в других странах.

– Если мы коснулись этой темы, вы можете проиллюстрировать на примерах, что конкретно было сделано? Я не хотел бы делить бизнес и граждан, потому что, оказывая поддержку по двум направлениям, мы можем получить синергию.

Так что нам мешает, где этот затык происходит и что необходимо сделать? Извечный русский вопрос – что делать.

– Мешает всё то же самое, что мешает нам развиваться все последние уже шесть лет, начиная с 2014 года. Тогда Центральный банк перешёл к жёсткому свёртыванию кредита в экономике. Аналогичную ситуацию мы видим и в этом году. А при этом в других странах объём государственной поддержки достигает 20-30 % валового продукта.

Мы пытаемся оказывать помощь за счёт бюджета исключительно. Даём налоговые послабления, отсрочки, увеличиваем субсидии, увеличиваем госзаказ, скажем, на те же вакцины. Но всё это в пределах бюджетных ограничений, в то время как во всех других странах мира вот эта колоссальная помощь экономике и гражданам идёт за счёт расширения кредита, причём этот кредит расширяется по низким, по сути, нулевым процентным ставкам.

Вот, в Америке на финансирование дефицита бюджета США было вброшено 10 триллионов долларов. А дефицит как раз стал следствием, прежде всего, оказанных мер по поддержке граждан. Все эти меры были профинансированы исключительно за счёт кредитной эмиссии в пользу государственного бюджета, которая, правда, сегодня сводится с рекордным дефицитом. Тем не менее, несмотря на все панические заявления о том, что в Америке вот-вот наступит гиперинфляция, этого пока не произошло. Государство достаточно гибко взаимодействует с бизнесом.

«Подножка» от банков

Надо отметить, что наше правительство тоже многому научилось. Вы видите, в декабре наконец-то, поняли, что можно регулировать цены и отреагировали на явное злоупотребление со стороны монополистов, использующих девальвацию рубля для того, чтобы взвинтить цены на производство отечественных товаров первой необходимости.

Но возникает вопрос, а почему же в этом случае нельзя регулировать процентные ставки? У нас самым успешным является банковский сектор. Госбанки получили астрономические прибыли за счёт девальвации.

В конце марта была сделана попытка вовлечь Центральный банк в меры поддержки экономики, и тогда регулятор создал специальный инструмент поддержки ликвидности для банковского сектора, влил в экономику более трёх миллионов. Однако банки, причём государственные, тут же эти деньги конвертировали в иностранную валюту и, как они это делают уже не первый раз, сыграли против рубля. То есть нажились на девальвации, продемонстрировали рекордные прибыли. Но при этом снижать процентные ставки и не желают. Не хотят они и всерьёз пересматривать в сторону облегчения условия кредитования, в том числе и малого бизнеса. Не торопятся банки и инвестировать развитие стремительно сокращающейся экономики.

Но без роста инвестиций в модернизацию, в производство нового технологического уклада мы обречены оставаться на сырьевой периферии мировой экономики. А в ней сложились уже два центра – разваливающийся старый, для которого мы являемся сырьевым придатком. И новый, формирующийся прямо на наших глазах в Китае и в Юго-Восточной Азии в целом.

Стать четвёртым экономическим центром?

– Вы имеете в виду то, о чём мы с вами уже неоднократно говорили: с точки зрения экономического развития Россию может разорвать между новыми и старыми центрами, между Европой и Азией. И вот буквально на днях одна из крупнейших консалтинговых компаний, которая находится в Гонконге, заявила о формирующихся трёх экономических империях в глобальной экономике. Речь идёт об американской, европейской и, собственно, китайской. Нас там нет, из Гонконга нас не видно. На севере от Китая находится тундра. Мягко говоря, это очень обидно.

И ещё один неприятный момент: экономисты из Гонконга уверены, что мы, скорее всего, будем интегрированы в «китайскую империю». У меня в этой связи вопрос: есть ли у нас шанс стать четвёртой экономической империей? Или вы были правы, когда первым предупредили, что нас будет разрывать экономически между старыми центрами и этими формирующимися новыми? Как вы моделируете дальнейший ход событий?

– Коллеги из Гонконга демонстрируют устаревшее мышление. Империи давно прекратили своё существование, так что рассуждать о них в XXI веке наивно. Мир переходит к новому мирохозяйственному укладу, мы его назвали интегральным. И у этого мирохозяйственного уклада будет совершенно чёткое ядро: это Юго-Восточная Азия.

Старое ядро имперского мирохозяйственного уклада было сформировано из США, Евросоюза и Советского Союза. Первым рухнул Советский Союз, сейчас на наших глазах своей доминирующей роли лишаются США и Евросоюз. Всё рушится необратимо. Причём происходит это независимо от того, кто там будет командовать в Америке.

Конечно, американская властно-финансовая олигархия пытается всеми силами удержать свою гегемонию. Из-за этого она становится всё более и более агрессивной, что проявляется и в антироссийских санкциях.

Разрыв, о котором я говорю, заключается в том, что у нас как бы одна финансовая нога увязла в болоте англосаксонских юрисдикций. Мы даже в этот тяжелейший год, когда правительство вынуждено наращивать дефицит и все силы направлять на спасение людей и на финансирование подъёма здравоохранения, продолжаем оставаться донором. У нас продолжается вывоз капитала при полном попустительстве Центробанка.

На сегодняшний день около полутриллиона долларов, выведенных из российских структур, находятся в англосаксонских офшорах. Оттуда же контролируется больше половины активов нашей промышленности, в том числе и в сфере фармацевтики. Я не исключаю, что всё это может поставить нашу национальную безопасность под серьёзную угрозу.

Мы свои финансовые ресурсы проворачиваем с большими потерями, ежегодно достигающими почти ста миллиардов долларов. И ведь проворачиваем их через американо-британскую финансовую систему, теряя примерно половину денег, которые туда уходят, безвозвратно. Это с одной стороны.

Или стать частью нового ядра?

С другой стороны, мощный подъём Китая и Юго-Восточной Азии предъявляет спрос на нашу продукцию, и мы могли бы стать частью этого ядра. То есть речь не идёт о том, чтобы создать как бы свою альтернативную империю, что нереально. Речь может идти только о том, чтобы стать частью нового центра мировой экономики, частью этого ядра нового интегрального мирохозяйственного уклада, кардинально отличающегося от либеральной  глобализации, ставшей лейтмотивом предыдущей эпохи.

Главное отличие состоит в том, что стержнем мирового сотрудничества становятся совместные инвестиции, совместные производства. У нас есть хорошие примеры такого сотрудничества. Это совместное строительство атомных станций в Китае, проект по производству нового широкофюзеляжного самолёта на наших технологиях.

Вот если мы такие технологические цепочки будем выстраивать с нашими партнёрами в Юго-Восточной Азии, то мы сможем стать центром такого растущего нового ядра мировой экономической активности. В будущем году оно будет расти с темпом восемь процентов в год.

То есть и Китай, и Индия выходят на прежнюю траекторию опережающего роста. Меры в Китае, которые были продемонстрированы во время так называемого локдауна, показали на порядок большую эффективность китайской системы управления, чем та, которая существует сегодня в США и Евросоюзе. И если в Китае этот локдаун длился всего два месяца, то в странах старого ядра и на перифериях этого ядра, куда мы, к сожалению, попали, локдаун кажется бесконечным.

Почему получилось у Китая?

Посмотрите, как Китай справляется со вторыми-третьими волнами. Он тут же их локализует. Это говорит о том, что бурное развитие Китая происходит не потому, что там дешёвый труд или отсталость. Нет, Китай – страна номер один по экспорту наумкоёмкой высокотехнологической продукции.

Всё дело в более эффективной системе управления, включающей в себя стратегическое планирование, государственную поддержку экономики кредитами, в том числе частный сектор, а также сочетание рыночной самоорганизации с государственным контролем за финансовыми потоками.

Государство стимулирует частный бизнес в той мере, в которой он обеспечивает повышение роста народного благосостояния и конкурентоспособности экономики, и жёстко блокирует те проявления так называемого предпринимательства, которые идут вразрез с интересами государства и общества.

Скажем, у нас денежные власти фактически обслуживают валютно-финансовых спекулянтов. Им гарантированы сверхприбыли, свободный вывоз капитала за границу. Сегодня наш финансовый рынок самый дорогой в мире. Поэтому к нам и тянутся спекулянты. Это создаёт иллюзию некоего бума притока капитала. На самом же деле это всего лишь дорогостоящие займы, по которым придётся много и долго потом платить.

В Китае же подобные спекуляции жёстко пресекаются, вывоз капитала происходит только в те сферы, которые обеспечивают поддержку и конкурентоспособность китайской экономики. То есть государство выступает в роли дирижёра, который согласовывает интересы всех социальных групп и создаёт для всех граждан, включая частных предпринимателей, возможность творческой самореализации. В качестве примера можно привести компанию Huawei, которая поднялась с нуля, да и многие другие компании, которые мы сегодня знаем.

Что нам может помешать сделать рывок?

– Сергей Юрьевич, я концептуально с вами соглашусь, но здесь возникает два принципиальных момента. Первый момент – я очень сильно сомневаюсь, что нынешняя так называемая российская элита, заточенная на Запад, на Европу, на США и вывозившая тридцать лет подряд сотни миллиардов долларов, при этом ничего не делая и только разваливая всё, что только можно, захочет измениться.

Вот, даже по официальным данным и прогнозам ЦБ, даже в этот кризисный год из России будет вывезено 60 с лишним миллиардов. У них там счета, недвижимость, дети, внуки и так далее. Это с одной стороны.

С другой стороны, в российском обществе мало что знают реально о Юго-Восточной Азии. Мало кому известно, что Китай, Южная Корея, Япония, Австралия, Новая Зеландия и другие страны Юго-Восточной Азии образовали буквально в этом году крупнейшую зону свободной торговли.

На эту зону будет приходиться как минимум 30 процентов мирового валового внутреннего продукта. Возможно, я ошибаюсь, но в российском обществе, как мне кажется, существуют очень серьёзные антикитайские настроения. Некоторые считают, что Китаю мы, дескать, нужны только для сырья.

При этом  люди забывают, что англосаксоны сейчас нас так и используют, покупая сырьевые ресурсы нашей страны с низкой добавленной стоимостью. Вы можете в этом конгломерате вопросов расставить акценты?

– Проблемы есть. В том числе это страх наших офшорных олигархов потерять деньги. Они со своими сбережениями оказались в англосаксонских офшорах и боятся выброса из этой трясины. На примере Украины мы видим, как эта трясина работает.

Госпереворот, произошедший там шесть лет назад, был поддержан всем компрадорским олигархатом. Однако результат переворота оказался настолько печальный, что нет смысла даже приводить какие-то цифры. Эту страну, очень близкую нам, постигла социальная и экономическая катастрофа. А причиной этого стало затягивание Украины в жёсткую орбиту уходящего властно-финансового центра.

Как оседлать волну нового экономического роста

Мы в Евразийской экономической комиссии очень глубоко и серьёзно изучаем китайский опыт, мы работаем над реализацией концепции сопряжения евразийского экономического союза и китайского проекта «Один пояс, один путь». В прошлом году вступило в силу соглашение между нашими государствами, в рамках которого мы уже провели первую встречу комитетов, призванных координировать работу по сопряжению, по торгово-экономическому сотрудничеству. Продолжает расти товарооборот с Китаем, мы уже знакомы с китайскими возможностями, с китайской продукцией, с китайскими партнёрами, которых становится всё больше и больше.

Однако приходится признать, что торговля с Китаем складывается для нас в очень нехорошей структуре. Доля сырьевых товаров в экспорте в Китай даже больше, чем в среднем в нашем экспорте, и это говорит о том, что мы неправильно формируем интеграционные взаимосвязи. На вооружение нужно взять те тенденции, те структурные изменения, с которых я начал наш разговор.

Если мы хотим оседлать новую длительную волну нового экономического роста, то там нужно делать ставку на новый технологический уклад. Как я уже говорил, Россия оказалась лидером в производстве вакцин против коронавируса. Это грандиозный успех, который показал возможности нашей биоинженерии.

Я уверен, что у нас такие же возможности есть и в информационно-коммуникационных технологиях, где у нас работает огромная армия высококвалифицированных программистов, есть потенциал и в нанотехнологиях, несмотря на убытки известной корпорации.

Всё дело в управлении. Нам нужно брать на вооружение ту систему управления, которая в Китае, в Индии, в других странах Юго-Восточной Азии помогла совершить экономическое чудо.

Повторюсь, это сочетание стратегического планирования и рыночной самоорганизации, это государственный контроль за кредитно-финансовой системой в целях поддержки дешёвыми кредитами роста инвестиционной активности. Это и сотрудничество государства и бизнеса ради подъёма общественного благосостояния, где государство всемерно поддерживает частный бизнес в той степени, в которой частный бизнес работает в интересах роста производства, благосостояния людей и повышения конкурентоспособности.

Вот эта модель, проникнутая сверху донизу принципом ответственности всех руководителей за результаты своей работы, нам и нужна. Каждый чиновник и каждый руководитель корпорации должен отвечать за рост инвестиций. А у нас государственные банки фактически уклонились от роста кредитований, от роста инвестиций. Доля инвестиционных кредитов в их портфелях упала до пяти процентов, то есть они перестали выполнять свою главную функцию – трансформацию сбережений в инвестиции. Наши сбережения уходят за рубеж.

Китайская же система заточена на рост инвестиций. Обратите внимание, объём производства в Китае за последние тридцать лет вырос десятикратно, в то время как у нас всего лишь на 15 процентов. Но достигнуто это за счёт того, что инвестиции выросли примерно в 20 раз, а кредитование выросло в 30 раз. То есть в Китае работает система целевого кредита, привязанного к стратегическому планированию, жёсткой ответственности за результаты использования этих дешёвых кредитов в целях повышения объёма производства, выпуска качественной продукции, повышения экспорта и так далее, всё это показало прекрасные результаты.

Нет ответственности – вот что нам мешает?

А ведь и в нашей системе элементы всего этого механизма юридически уже прописаны. В частности, у нас есть специальные инвестиционные контракты, есть другие договорно-правовые формы взаимодействия государства и инвесторов. Об этом недавно говорили в правительстве, рассказывали о создании систем поддержки конкурентоспособности, о механизмах стимулирования совместных инвестиций.

Но беда в том, что вот эти договорно-правовые контрактные формы взаимодействия государства и бизнеса существуют словно сами по себе. Стратегическое планирование вообще заброшено, документов, бумаг написали тонны – более 60 тысяч документов, но на практике ничего не реализуется. Ни у кого нет никакой ответственности за неисполнение стратегической линии.

– Вот ключевой момент, вы сейчас сами назвали это: они боятся брать на себя ответственность.

– Да, я считаю, что это главная проблема. Стратегическое планирование буксует, потому что нет ответственности. Между тем все эти договорно-правовые инструменты, дополненные дешёвым кредитом, могли бы быть основой для подъёма инвестиционной активности. Прибавьте сюда специальные инструменты рефинансирования, позволяющие коммерческим банкам получать от ЦБ дешёвые кредиты под 0,5%, которые, в принципе, Банком России были отработаны за предыдущий период. Все эти цели, инструменты и ресурсы надо связать специальными инвестиционными контрактами и другими инструментами стимулирования частных инвестиций за счёт использования мер государственной поддержки. Вот тогда бы у нас частно-государственное партнёрство заработало бы в полную силу в интересах роста общественного благосостояния.

Но эта система действительно требует грандиозного изменения отношения государственного аппарата к своим обязанностям. Ведь за каждый рубль придётся отвечать и банку, который участвует в этой системе льготного кредитования, и чиновникам, и бизнесменам, которые берут на себя обязательства осуществить инвестиции.

Чего боится частный бизнес

Я бы сказал, что главным итогом уходящего года, с точки зрения осмысления правил игры, стал полный крах всей этой ультралиберальной идеологии. Основной просчёт состоял в том, что некие идеологи рассчитывали на то, что частный бизнес сам по себе обеспечит подъём общественного благосостояния и экономический рост.

Государство, которое все эти годы проводило либеральную идеологию, настолько дезориентировало частный бизнес, настолько его запугало, что значительная часть наших бизнесменов предпочитает вывезти капитал за рубеж до лучших времён. При этом все они прекрасно понимают, что в условиях санкций могут эти деньги в любой миг потерять. Достаточно сказать что-то неосторожное, что не понравится американцам, как тут же эти деньги будут арестованы и заморожены, и не факт, что им удастся их вернуть в страну.

А вот желание вкладывать в развитие российской экономики у бизнеса прослеживается только в тех сферах, где можно гарантировать государственную поддержку и безопасность. И получается, что сегодня, по сути, вся инвестиционная активность частного сектора без государственных полномочий, без инструментов поддержки практически не реализуема.

Бизнесмены боятся залогового рейдерства, когда государственные банки отбирают активы, сознательно ухудшая условия кредитования. Они боятся финансового пресса со стороны фискальных органов. Их пугает неправомерность судебных решений, когда изрядно криминализированная вся наша процедура банкротства бьёт по добросовестным предпринимателям в пользу организованных преступных групп для отъёма бизнеса. Причём самого эффективного, который должен был бы тащить страну вперёд.

А вместо этого мы видим такое колоссальное недоверие между бизнесом и государством. Сегодня это недоверие правительство пытается преодолеть за счёт создания таких специальных инструментов поддержки инвестиционной активности, и бизнес на это, в принципе, откликается, спрос на эти инструменты есть. Но их нужно увеличивать в десятки раз. То что сегодня правительство пытается сделать за счёт имеющихся инструментов, даёт прирост на 1-2%, и то – для тех, кто уже вовлечён в это частно-государственное партнёрство. А в целом по стране это не даёт возможности даже преодолеть тенденцию снижения общего уровня инвестиционной активности.

Какие  возможности даёт цифровой рубль

– А может ли изменить ситуацию цифровой рубль? Это тоже одна из главных ключевых тем уходящего года, и здесь уже идёт очень жёсткое противостояние между регулятором и ростовщиками. Честно говоря, я не думаю, что Набиуллина и её команда действительно доведёт дело до конца.

Одна из моделей предполагает открытие прямых кошельков цифрового рубля для бизнеса и граждан без прокладки в виде банков. И банки уже завизжали. Они вкладывают деньги ради того, чтобы в медиа появились материалы, дискредитирующие эту идею.

Тема цифрового рубля нагнетается, распространяется утверждение, что это приведёт к тотальному контролю. При этом сами банкиры собирают ту же биометрию, не скрывая того, что они намерены ею торговать. Это не мои слова, это их слова. Может ли эту ситуацию изменить цифровой рубль?

Даже Минэкономразвития исподволь попытались поддержать эту идею. И им тут же сказали: ничего себе, впервые об этом не Глазьев говорит, не Столыпинский клуб, а Минэкономразвития. И их тут же забили, в буквальном смысле, палками. ЦБ со своей стороны открыто заявил, что это неправильная трактовка происходящего.

А если действительно рассмотреть с точки зрения общества и государства? Вот вы постоянно подчёркиваете, рост общественного благосостояния должен быть ключевым критерием. Я в словах чиновников этих слов вообще не слышу. И в словах бизнесменов не слышу. Но тут и понятно, как говорит Чубайс – это про бабки. Как расставить акценты?

– Конечно, цифровой рубль органично вписывается в новый мирохозяйственный уклад и является, по сути, новым поколением денежных инструментов. Весь экономический рост в ХХ веке был основан на эмиссии фидуциарных денег, то есть денег, ничем не обеспеченных. Первым к такой эмиссии прибег Советский Союз, обеспечив экономическое чудо индустриализации и огромного скачка в производственных технологических системах в ходе Великой Отечественной войны, затем в процессе восстановления экономики, где темпы были колоссальные.

«Чудеса» ничем не обеспеченных денег

Вторыми на этот путь встали японцы, которые попытались советский опыт воспроизвести после войны. Затем к эмиссии необеспеченных денег для финансирования инвестиций прибегли европейцы. Отсюда – германское экономическое чудо и восстановление Франции. Без эмиссии ничем не обеспеченных денег всё это было бы невозможно.

Но и в этот период все денежные власти контролировали целевое использование денег. В Советском Союзе был финансовый план, зеркально отражающий системы Госплана и Госснаба, только в деньгах. В Германии правительство Эрхарда контролировало и цены, и денежные потоки, а коммерческие банки, прежде чем получить ничем не обеспеченные марки, должны были взять на себя ответственность за платёжеспособность заёмщиков, которые должны деньги возвращать.

В Америке к этой системе перешли только в 71-м году, когда американская ФРС отказалась обменивать доллары на золото. И вот этот год можно считать годом краха бреттон-вудской системы, обеспечивающей валютно-финансовую дисциплину в западном мире. Этот крах спровоцировал строительство финансовых пирамид, использование фидуциарных, ничем не обеспеченных денег, но уже не для целей производства, а для обогащения финансовой олигархии.

Сегодня эти финансовые пирамиды достигли гигантских величин. Эти квадрильоны обязательств, этот денежный навес рушится. Одна из целей, поставленных перед собой американским властно-финансовым олигархатом, который, собственно, и создал эту пандемию коронавируса, было создание завесы, прикрывающей весь этот глобальный крах. Ведь всё началось с доклада фонда Рокфеллера «Логстеп», в котором ещё в 2009 году уже излагался сценарий подобной пандемии со всеми этими мерами социальной самоизоляции.

Списать под шумок 30 триллионов долларов? Это просто!

2020 год продемонстрировал, как сначала под шумок пандемии были списаны 30 триллионов долларов. Затем почти в плановом порядке лопнули финансовые пузыри, а те, кто манипулировал рынком, своевременно перевели деньги в цветные металлы, в реальные активы. Миноритарии же, как всегда, всё потеряли, произошло гигантское перераспределение собственности.

В Америке власти дополнительно заняли 10 триллионов денег, другие страны последуют этому примеру. Мы тоже зачем-то занимаем деньги в иностранных обязательствах.

С одной стороны, финансовый олигархат сбросил 30 триллионов, а с другой стороны, уже набрал 15 триллионов новых обязательств со стороны правительств, то есть самых ценных обязательств.

В этой ситуации переход к цифровым деньгам делает невозможным раздувание такого рода финансовых пузырей, потому что каждый цифровой рубль в нашем случае может быть отслежен. Система становится прозрачной, денежные власти видят, где деньги обращаются. Мошеннические операции или манипулирование рынком становится невозможным, сразу будет известно, кто этим занимается.

Благодаря цифровым деньгам решаются все проблемы, связанные с неконтролируемыми финансовыми потоками фидуциарных денег. И в новом мирохозяйственном укладе именно контроль за целевым использованием денег является залогом эффективности денежно-кредитной политики.

Вот я сказал, что Китай увеличил объём кредитов за 30 лет в 30 раз. И инфляции никакой не было в Китае. Как такое могло быть? Это достигалось за счёт двух факторов: за счёт жёсткого контроля за целевым использованием денег, которые направлялись в инвестиции, главным образом, производственные. Эти инвестиции давали дополнительный приток товаров на рынок, который опережал приток платёжеспособного спроса, потому что часть денег население откладывало в сбережения.

Несмотря на колоссальную кредитную эмиссию, достигавшую в некоторые годы 40%, в Китае происходил темп роста денежной базы.

Вот, скажем, даже за последние 12 лет, после 2008 года, финансового кризиса мы видим колоссальный приток фиатных денег в Америке. В Америке объём долларов вырос в 4 раза, в Европе и в Китае в 3 раза.

И только в России объём денег не увеличивается, потому что Центральный банк является единственным в мире, который вместо того чтобы создавать деньги для поддержания экономической активности, их изымает. И изымает с катастрофическими последствиями для инвестиций.

Но если мы хотим совершить скачок, к которому нас призывает наш президент, нам необходимо говорить об удвоении объёма инвестиций, об их увеличении в той мере, в которой нам позволяет наш производственный потенциал. Например, наша стратегия опережающего экономического развития позволяет ориентироваться на темпы роста российской экономики восемь процентов в год. И на этот уровень можно было бы выйти даже в этом году. Причём выйти с плюсом, если бы денежно-кредитная политика ориентировалась на эти стратегические задачи.

В чём плюс цифровых денег

Цифровые деньги позволяют избежать воровства, они гарантируют целевое использование кредитов для того, чтобы выйти на темпы роста 8 процентов. Наш потенциал позволяет добиться роста выпуска продукции. Но нам нужно поднять инвестиции на 16 процентов и выводить нормы накопления до 35 процентов. То есть нам нужно удвоить объём инвестиций в экономике.

А других путей, кроме как расширение кредитной эмиссии, нет. Их нет ни в Китае, ни в Америке, ни в других странах. Сегодня денежная эмиссия ведётся за счёт необеспеченных фидуциарных денег. Главный вопрос, как их контролировать, как добиться того, чтобы эти деньги работали на рост экономики, на рост благосостояния, на рост инвестиций. И цифровые деньги позволяют это сделать абсолютно аккуратно, чётко и легко.

– Всё это реально осуществить в 2021 году, на ваш взгляд?

– Абсолютно реально. У нас уже есть и программное обеспечение для этого, есть пилотные проекты, это вполне реально сделать. Причём речь ведь идёт не о том, чтобы сразу заменить двухуровневую систему новыми цифровыми деньгами, речь о том, чтобы создать хотя бы свой сектор, кредитную эмиссию в пользу подъёма инвестиций, который будет работать параллельно с существующими элементами кредитно-банковской системы.

– Согласен. И ещё инвестиции в производство. И это именно то, что всегда приводит к такому мощному мультипликативному эффекту. Сергей Юрьевич, спасибо огромное, с наступающим вас Новым годом и Рождеством Христовым.

Автор:
Аля Самитова