В моем детстве она откликалась на псевдоним «городская».

Иной подлец, думая, будто удачно паясничает над другими, в действительности раскрывает свою собственную душонку до самых непристойных глубин.

Очень удачным таким примером я как раз считаю всё кривлянье про «хруст французской булки».

Но по порядку.

Французская булка не хрустит. (Разве что край гребешка). Она упругая, тугая. Ее не едят вечерами, что упоительными, что не очень.

Самое интересное – это не господское кушанье. Эпитет обманул тут всех, что автора неграмотной песенки, что свору нуворужей (необольшевики, новые красные — прим. РД), в равной мере ассоциирующих всё «французское» с «барами».

Посмотрим на нее внимательнее. Она невелика. Её удобно положить в карман рабочего фартука или блузы. Если работа сезонная, то есть спешная, рабочему иногда нерасчет отвлекаться на обеды. Попросил подручного принести ковшик воды, вынул булку – и через несколько минут сыт и полон сил. Французскую булку не надо резать, она умещается в кулаке. Её едят – не присаживаясь.

Вечером, когда спешить некуда, едят калач, но уже не пустой, а к горячему. Калач, филипповский, к примеру, требует основательного отношения. Он порезан на ломти, лежит посредине стола.

Дай-ка мне, голубчик...
Дай-ка мне, голубчик…

До того, как французская булка вошла в обиход, рабочие и наспех ели калачи. Но – особые. Специально выпекаемые на такой случай.

Кто сейчас, если признаться честно, понимает смысл выражения «дойти до ручки»? Не глядя в поисковики? Не получилось?

Вот он, калач с ручкой.

Хорош? Только ручки есть не надо.
Хорош? Только ручки есть не надо.

Если ваши руки – в дегте, смоле, краске, клее, и вам некогда или далеко отходить их мыть, а перекусить бы пора – вы берете калач. За ручку. И едите его. А грязную ручку – швыряете собаке, или в отходы для свиней.

Вот так. Понятно, что это - не за столом?
Вот так. Понятно, что это — не за столом?

Человек, дошедший до ручки – съедает калач вместе с несъедобной его частью. Так он голоден, бедолага. И так опустился, что тащит в рот грязное.

Да, в «голодавшей» Российской Империи рабочие не съедали хлебный припёк. Даже мне, кто может обернуться на ХХ век, это кажется чересчур. Я бы не смогла, я помню (не личной, конечно, но родовой памятью), как моя мать весила в девятнадцать лет 32 килограмма. Я «помню» опять же, что при Хрущеве были очереди за настоящим хлебом и невкусный хлеб из кукурузы. Я «помню» о пайках Блокады, о пайках лагерных, и без кавычек помню девяностые годы, когда и при моей жизни хлеба какое-то время бывало не вдоволь.

Но Российская Империя жила в счастливом неведении грядущего. Случались неурожаи, но их последствия бывали кратковременны.

Но хронической несытости русский человек не знал.

Почему же самым ненавистным символом, не подвергаемым осмеянию, скорее, вызывающим беснование, нуворужи выбрали именно ассоциацию с хлебом?

На этот вопрос есть много ответов, пока ограничимся одним: кто, как не их идейные предки превратили мою страну из страны, экспортирующей хлебные излишки, в страну, импортирующую хлеб?

Но разговор только начат. Мне, как отнюдь не рядовому «булкохрусту», есть еще очень многое сказать на эту тему.

Так что — продолжение следует.

Все изображения взяты из открытого доступа

Елена Чудинова