У нынешних споров о драме русской истории минувшего века много причин:

это и нынешняя война, которая нас всех поставила с новой прямотой перед вопросом кто мы и зачем — а в прошлом есть ответ на это;

это и сам этот сложнейший для понимания век, в событиях которого нельзя разбираться по шаблонам и ярлыкам, а нужен редкий теперь дар рассуждения и, конечно, знание Бога, потому что без Него ни в чем, а тем более в этом веке, не разобраться;

это и гражданская война, в которую была ввергнута в 1917ом году страна и из которой мы не выберемся до сих пор;

это и нынешнее окончательное, в конвульсиях, умирание тоталитарного красного безбожного проекта — в огне СВО, под знаменами Спаса Нерукотворного он сгорает вконец, и нынешняя его горлопаность — это агония перед смертью и попытка ещё утвердиться — дьявол в Апокалипсисе умирает так же;

Мы спорим об истории ещё и из-за сумасшедшего настоящего — мы видим мир, идущий прямиком в бездну, мы предчуствуем его смерть, как русские умы и сердца начала ХХ века предчувствовали революцию. И, живя этим предчувствием, мы ищем опоры в прошлом: кто-то в иллюзии советской стабильности, кто-то в «сильной руке», которая на самом деле была слаба, кто-то, что чаще всего, просто протестует против боли и хаоса крушения Родины и против всех нынешних наших кривизн и ищет панацею от них.

Мы спорим о прошлом, потому что и в нашем русском настоящем скрестилость то, что несовместимо: памятники палачам и их жертвам, гонителям и святым (причём по прежнему явный перекос в пользу первых) — постмодернистская безыдейная розовая попытка примирить непримиримое — вызывает сердечный протест, и заставляет бурлить этот спор, искать объяснений, осуждать или оправдывать, разбираться в том, что чёрное, а что белое, что правда, что ложь…
Чтобы назвать правду правдой — иногда нужна смелость, но мы боимся обострений, а значит лишь запускаем и откладываем их: потому что само это сосуществование добра и зла вместе — размывает понятия того и другого, а когда эти понятия размыты, то война и хаос лишь умножаются.
Сосуществование тьмы и света вместе противно законам и этого мира и того, в который мы все отсюда отправимся.

Мы спорим о нашем недавнем прошлом, потому что такой трагедии и такой несправедливости, какую пережил русский народ в ХХ веке, не знал ни один народ за всю историю человечества. Споры о нашем ХХ веке — это попытка вместить и осознать эту трагедию, понять, как с нами могло такое произойти: как народ-богоносец стал народом-богоборцем?

Понять, чтобы никогда больше этого не повторять. И поэтому наш спор о нашем прошлом — это спор о настоящем. И будущем.

Но самое главное, почему мы спорим о нашей истории: потому что история — это продолжение Библии.

Священное Писание — ведь историческая в первую очередь книга. Это книга о том, как историю творит вместе с человеком Господь. Как Господь действует. К чему он человека и всю историю ведёт.

В Библии есть все ответы на это. Там выведены простые законы для человека и человечества: делай так и будешь крепок и счастлив на земле и после.

В русской истории эти библейские законы работали и работают железно больше тысячи лет: когда Россия с Богом — она сильна, она свята, она процветает. Когда Россия от сытости или оскудения Бога теряет — Россия погибает.

Русская история— это продолжение Ветхого и Нового Заветов. Она сакральна. В ней действует Бог. Надо только суметь Его в ней увидеть.

Поэтому мы относимся к нашей истории, как к святыне. Поэтому жив этот спор с теми, кто переписывает этот Святой текст нашей истории, кто врёт о ней, кто примиряет Бога и сатану в ней, кто проигравший богоборческий проект выдает за победу, ложь — за правду, чудовищную несправедливость — за торжество справедливости,  антихриста за Христа.

Мы спорим с этим, потому что такая ложь и подмена в нашем прошлом — это невыученный библейский урок. А значит этот урок будет повторён. И тогда, по слову Самого Бога, которое мы оболгали и исковеркали ложью о прошлом, с нами «случится чего хуже».

Источник