Закон вне науки, наука вне закона

Ежегодно 8 февраля российское научное сообщество (или определенная его часть) отмечает свой профессиональный праздник — День российской науки. Этот день был учреждён указом президента РФ в 1999 году. А до того, 8 февраля (28 января по старому стилю) 1724 года, Указом правительствующего Сената по распоряжению Петра I в России была основана Академия наук. В 1925 году она была переименована в Академию наук СССР, а в 1991 году — в Российскую академию наук.

В общем, преемственность налицо. В Указе, установившем этот день, говорится, что праздник был установлен, «учитывая выдающуюся роль отечественной науки в развитии государства и общества, следуя историческим традициям и в ознаменование 275-летия со дня основания в России Академии наук».

Отлично. Поздравим всех российских ученых, и тех, кто празднует 8 февраля, и тех, кто по старинке отмечает день научного сотрудника 3 апреля, как это было принято в СССР.

Кстати, об СССР. Интересно, в Советском Союзе закона о науке не было. Как не было его и в Российской империи. Закона не было, но наука была. Сложно сказать, как вообще могли развиваться та российская и советская науки без регулирования на законодательном уровне, но развивались же…

Сегодня в управленческих кругах России высшего уровня бытует мнение, что без федерального закона о науке самой науки как таковой и быть не может. Невозможно обеспечить должное развитие и состояние науки без соответствующей законодательной базы. Если государство должно вкладываться в науку, значит, должны существовать все соответствующие акты и документы, в том числе и федеральный закон о науке.

Согласимся?

Действительно, если мы не собираемся идти по сомнительному пути, по которому шли наши предки в советское время, то все должно быть именно так: цивилизованно, внятно и юридически грамотно.

Наверное, интересно проследить путь закона в науку, или науки в закон, не так ли?

Понятно, что у нас есть кому заняться государственным регулированием научной отрасли. И в 1994 году силою грозною начали создавать закон о науке. Создавали не щадя живота своего, и в итоге в Госдуме оказалось сразу ТРИ законопроекта. Первый был создан самими депутатами Госдумы, второй – комиссией при правительстве и третий был подготовлен в Совете Федерации.

Понятно, что тогда у ЕР большинства в Госдуме не было, и голосовали еще так… с вариантами. Потому пришлось создать согласительную комиссию из авторов всех трех проектов и сделать что-то такое, типа «три в одном».

Кстати, получилось. И в 1995 году проект закона пришел в Госдуму. А в октябре даже был принят в первом чтении. С вторым и третьим получилось как обычно. Депутаты спешили, на носу были очередные выборы-перевыборы, так что, кое-как написав, закон передали дальше.

Спешка сказалась на качестве текста, поэтому, перед тем как отправить закон для одобрения в Совет Федерации, закон решили «немного» подправить. Совет Федерации на это не обратил внимания, и одобрив, передал для подписания президенту.

Дальше было совсем интересно. В АП никто никуда не спешил, потому текст… изучили! Более того, его прочитали люди, которые понимали, что они читают! И закон вернули обратно, потому что эти «поправки», сделанные незаконно, несколько изменили суть документа.

И президент подписать или отклонить ЭТО не мог, поскольку текст, который «проглядели» в Совфеде, не был текстом, который приняли в Госдуме.

Хороша ситуация, правда?

Образовался юридический тупик, выход из которого так и не нашли. Проект закона вернули как бы на 2,75 чтение, а к тем 80-ти поправкам, которые в предшествующем «втором» чтении были его предметом, добавили еще несколько.

Федеральный закон «О науке и государственной научно-технической политике» в итоге был принят и 23 августа 1996 года подписан президентом Российской Федерации. Сфера науки приобрела сразу два государственных документа: Доктрину развития российской науки, утвержденную указом президента, и закон.

Период, когда отношения в научно-технической области страны регулировались этими двумя нормативными правовыми актами, закончился очень быстро. Вместе с государственными деньгами, которые выделялись все хуже и хуже. Зато вместо денег начали сыпаться все новые и новые акты, регулирующие научные и околонаучные отношения.

Масса законов, которые подразумевают под собой какие-то действия, направленные вроде бы на улучшение исследований, разработок и так далее.

«О статусе наукограда Российской Федерации», «О промышленной политике в Российской Федерации», «О передаче прав на единые технологии», «О Фонде перспективных исследований», «Об инновационном центре «Сколково»… Можно очень долго перечислять, любая база типа «Гаранта» легко дает еще 25-30 законов. Но ведь законы – это только половина дела.

Еще есть такие долгоиграющие программы, как «Концепция реформирования российской науки», «Основы политики РФ в области развития науки и технологий», «Основные направления политики РФ в области развития инновационной системы», «Приоритетные направления развития науки, технологий и техники РФ», «Стратегия развития науки и инноваций в РФ», «Стратегия инновационного развития РФ», «Стратегия научно-технологического развития РФ» и множество всего такого в исполнении различных ведомств.

Если коротко: бумаги было изведено очень много. Насколько это было на пользу науке как таковой? Понятно, что вообще бесполезно. Кроме, прямо скажем, денег. То есть если есть закон, то тем, кто попадает под его действие, положено финансирование. Если нет – извините.

Собственно, именно потому и появились десятки подзаконных актов и положений. Это вскакивали в поезд те, кто хоть чуть отходил от тех концепций, которые были приняты в законе.

А так как наука вообще – вещь очень сложная, то и получилось на выходе что-то невероятно громоздкое. Зато сколько людей были обеспечены работой!

Разрабатывали, перерабатывали, макетировали, детализировали, формулировали… И в итоге все равно получилось нечто. Нечто громоздкое и непонятное даже разработчикам.

Раскритиковать текст любого действующего закона и характеристик как бессистемный правовой акт, не способный обеспечить последовательного, целостного и непротиворечивого механизма регулирования современной деятельности, не так уже сложно. Но показать пример того, как надо, совсем не просто.

В нашем случае на протяжении долгого времени сразу три научных министра друг за другом критиковали действующий закон и демонстрировали намерение в скором времени завершить-таки разработку нового, показывая, что его концепция им абсолютно понятна.

Однако воз, кстати, все еще там… на рассмотрениях и доработках.

Министр Д. Ливанов считал самым важным в законе сформулировать его как нормативный правовой акт о научной деятельности и поддержке государством этой деятельности.

Министр О. Васильева считала своей задачей создание открытой, компактной и технологичной системы управления наукой, позволяющей активно взаимодействовать исследователям, разработчикам, предпринимателям, органам власти.

Министр М. Котюков считал, что надо сделать закон этаким системным всеобъемлющим документом, который все-таки позволит выработать и утвердить необходимые формы научно-технологического сотрудничества и обеспечения научно-технологического развития страны.

Вообще, конечно, все выглядит солидно и умно. Но есть нюансы.

И имя этим нюансам – это деньги. Деньги, которые выделяются на научную работу. Ведь сегодня наука может финансироваться не только из бюджета, что не столько богаче, сколько надежнее, но и напрямую из реального сектора экономики. И это нормально, когда научные разработки финансируются напрямую теми, кто в них заинтересован, не так ли?

Да, там, где денег достаточно, государство не должно замещать частные инвестиции бюджетными деньгами. Государство должно присутствовать там, где зарождается новое знание, где нет рынка и нет ресурсов на то, чтобы инвестировать в исследования и разработки.

Если же иначе, то такие вещи, как открытия в области математики, физики, химии вообще останутся за сферой интереса, как не приносящие прибыли.

Естественно, в отчетах перед Госдумой, Советом Федерации и президентом все довольно радужно. Цифры впечатляют и внушают оптимизм. В стране более 4 000 организаций, занимающихся исследованиями и разработками. Регистрируется свыше 25 000 патентов в год, это восьмое место в мире. На государственную программу научно-технического развития будет потрачено 636 миллиардов рублей.

Ну и все в таком духе.

Есть, конечно, минусы.

Сетуют в докладах, что доля бизнеса в разработках, как источника финансирования, всего 28,1%, в то время как в США эта цифра 61,4%. Конечно, да, жаль, что наш бизнес не идет рука об руку с наукой, но в стране-бензоколонке это и не обязательно, впрочем.

Есть еще одна цифра. Всего 13 вузов из 203 проверенных (6,4%) имели в 2016 году доходы от использования результатов интеллектуальной деятельности. То есть от продаж своих исследований. А наибольший объем продаж составил всего 2,9% от всех доходов.

И вот тут начинаешь задумываться: а почему так? Почему у нас тратятся деньги, а прибыль, мягко говоря, отсутствует?

Нет, мы сейчас не станем говорить о «Сколково» и «Роснано», это структуры созданы под кормление Чубайса и ждать от них какого-то прорыва или вообще положительных результатов так же бесполезно, как и того, что Чубайса выставят наконец из страны.

Не за тем, как говорится, в лесу ягодка зрела.

Мы возьмем более серьезный срез, а именно публикации в одном из государственных СМИ. Возможно, что подборка и не совсем, скажем, объективна, но что нашлось.

Сверхтяжелые элементы. Это был материал о том, что физики ОИЯИ в Дубне получили 6 наиболее тяжелых химических элементов с номерами 113-118. 2 из них были признаны ИЮПАК и уже получили собственные имена: 114 – флеровий, 116 — ливерморий. Остальные элементы пока рассматриваются комитетом.

Что касается ливермория и флеровия – в природе не существуют, получить их удалось только синтезом, практическая ценность нулевая.

Экзаваттные лазеры. Мы писали об этой жуткой установке PEARL в Нижнем Новгороде, которая позволяет получать самое мощное световое излучение в мире. И в целом снова ее полезность под сомнением. Да, установку можно использовать для запуска термоядерных реакций, можно использовать для создания лазерных источников нейтронов с особыми свойствами, вопрос полезности пока в целом открыт.

Сверхмощные поля Сарова. В известном городе Сарове ученые разработали метод по получению сверхмощных магнитных полей. При помощи магнито-кумулятивных взрывных генераторов, где волна от взрыва «сжимает» поле, удалось получить поля в 28 MГс. Такая величина – рекорд искусственных магнитных полей, это в 100 миллионов раз больше силы поля Земли.

Такие поля, как сказано в источнике, можно применять в исследованиях поведения веществ в различных экстремальных условиях.

Не стану задавать вопроса «зачем».

Григорий Перельман, российский математик, доказал гипотезу Пуанкаре, входящую в список 7 «задач тысячелетия», который составил Математический институт Клэя. Гипотеза существует с 1904 года, и Перельман мало того что доказал гипотезу, так еще отказался от миллиона долларов премии.

Учитывая, что задача была совершенно математическая, зря он миллион не взял.

Ученые российского Университета газа и нефти, проведя ряд исследований, утверждают, что углеводороды могут создаваться не как результат разложения веществ органических, как принято считать, а небиологическим путем. Было установлено, что верхний слой мантии на глубине в 150 километров имеет все условия для формирования сложных углеводородных систем.

Полезно? Возможно.

Российские ученые совершили большое географическое открытие — обнаружили подледное озеро, расположенное в Антарктиде. Вместе с коллегами из Британии они в 1996 году нашли его при помощи сейсмозондирования и наблюдений с радаров. В 2012 году полярники впервые проникли в это озеро, изолированное от мира порядка миллиона лет. Образцы его воды, вероятно, приведут к открытию совершенно уникальных организмов, а также позволят сделать некоторые выводы о существовании жизни вне Земли — к примеру, на спутнике Юпитера Европе.

Выводы – это хорошо. Равно как и жизнь на Европе. Но лучше было бы отправить туда зонд, который эти теории или подтвердил бы, или опроверг.

В целом список можно продолжать до бесконечности, но не стоит. Просто потому, что все сильнее задаешься вопросом: а зачем все это? Где реальная польза?

Конечно, нельзя подходить ко всему с такой точки зрения. Не во всем должна быть выгода, должны быть какие-то действия и ради престижа страны.

Но почему тогда мировая наука так активно работает в сфере медицины и здравоохранения? А мы давно покупаем исключительно импортные составы и просто фасуем из них таблетки? Покупаем (если продадут) импортное оборудование, потому что сами не в состоянии его произвести и так далее.

Разрабатываем теории о жизни на Европе, но не в состоянии послать туда зонд. Рассказываем сказки о полетах на Луну, но не в состоянии построить орбитальную станцию. А можно еще вспомнить совершенно не научные двигатели для крупнотоннажных кораблей. Не научно, но очень злободневно.

Чем же занимается вся наша наука? Неужели разработкой планшетов сродни началу века и всяким «чудесам» «Сколково»?

Зато все согласно закону. Не совсем понятно, для кого написанного, но написанного.

В Советском Союзе наука была, несмотря на то, что закона о ней не было. Но зато были «Салюты», полеты к Луне, Венере, Марсу. Были разработки, которыми мы пользуемся сегодня, выдавая за российские.

В истории Российской империи тоже не было закона о науке. Но тем не менее, Ломоносов, Циолковский, Можайский, Сикорский и тысячи других работали на благо страны. И их достижения были весьма ощутимы и вещественны.

Наверное, все-таки дело не в количестве и качестве регуляторов науки в виде над и подзаконных актов, законов, положений и постановлений, которые с откровенным удовольствием штампуют законодатели. Дело все-таки в том, чтобы наука была наукой, а не одним из способов освоения бюджетных денег.

С Днем российской науки!