в 1395 г. – от войск величайшего полководца тех времён Тимура; в 1480 г. – от Золотой орды хана Ахмата (то самое «Стояние на Угре, фактически знаменовавшее не просто выход на мировую арену независимого российского государства, но – по оценкам некоторых историков, да и по определённым международным договорам – царства); в 1521 г. – от Крымского хана Мехмед Гирея.
Так почему же до сих пор особо чтят образ на Украине (где вряд ли найдётся епархия без прихода Владимирской иконы), в Белоруссии, Молдавии, Казахстане, Прибалтике? В краях, казалось бы, «веками угнетаемых» тем самым Царством, чьё зерно брошено было под Владимиром на Клязьме и взошло на брегах Угры (с тех пор зовущейся Поясом Богородицы)?
«А нас за шо?» в исторической ретроспективе
Взять того же Андрея Боголюбского, перевезшего чудотворный образ из своей «украинской» вотчины Вышгорода под «москальский» Суздаль. По укронацистским понятиям, это первый князь – «монголо-татарский угро-финн» (по какому-то недоразумению, заметим, имевший своими отцом и дедом «чистокровных украинцев» Юрия Долгорукого и Владимира Мономаха). Никто в русской истории не изображает его белым и пушистым – святым во всех проявлениях своей деятельности. Да, «воевал» Мать городов русских (заметьте, не украинских) так, как никто ранее до него. Но украинскими историками, начиная с Грушевского, опускается тот факт, что под знамена князя Андрея собралась рать из 11 княжеств. И большая часть этих княжеств располагалась на территории нынешней Украины. Сам же Андрей в жестоком разграблении Киева замечен не был, поскольку не участвовал в походе, руководя им из своего Боголюбово.
«Почему-то», в украинской историографии эта трагедия оказывается не только первым, но и последним примером кровопролитного захвата Киева вплоть до его взятия монголами. Видимо потому, что совершенно не вписываются в схему «русские против украинцев» все последующие захваты Киева. Например, черниговское нашествие 1203 г., названное в киевской летописи бедствием небывалым, т.е. еще худшим, чем предыдущее разграбление ополчением Андрея Боголюбского. Тогда был сожжен Подол, разграблены София, Десятинная и все монастыри, уничтожены все священники и монахи, а девушки отданы половцам в качестве платы за союзничество.
Затем последовал жестокий разгром Киева северскими князьями и захват города Даниилом Галицким в 1238 г., когда Батый уже вошел в пределы Руси. После Даниила в некогда культурной столице Европы, монголам вообще уже нечего не осталось для поживы.
Как объяснял сии деяния в своём шутливо-пародийном «Украинском сатириконе» директор Центра евразийских исследований Владимир Корнилов, «своими грабежами Киева славные галичане совершали геройский поступок, не давая пользоваться всеми украинскими плодами только клятым москалям».
Но ради исторической справедливости по отношению к тем же галичанам следует заметить, что самым последовательным союзником Андрея Боголюбского в его кампаниях на территории нынешней Украины был Галицкий князь Володимирко. Собственно же Украиной (Залеской Украиной) и киевляне и галичане называли в те века как раз Владимирскую землю, где уже расстраивалась Москва (первый московский кремль построил по распоряжению Великого князя Киевского Юрия Долгорукого его сын – кн. Вышгородский Андрей).
Но, конечно, не в том главная заслуга его пред Русью.
Почти столетие – с 1115 по 1201 гг. наша страна не испытывала нашествий иноплеменников. «Князья, граждане и смерды так к этому привыкли, что даже вообразить не могли, чтобы их кто-то мог затронуть, – писал основатель этнологии Л.Н. Гумилёв. – Поэтому они… сосредоточили внимание на внутренних склоках, постепенно перераставших в межгосударственные войны. А тем временем романо-германский католический Запад переполнялся силой пассионарности… Однако пока героические бодричи, свирепые лютичи, предприимчивые поморяне и стойкие финны-суоми сдерживали железный натиск на Восток, в Новгороде, Пскове, Полоцке и Смоленске люди чувствовали себя спокойно и уверенно, полагая, что события на Балтике их не касаются. Ах, как легкомысленны они были!».
Не все, конечно, вели себя безответственно. «Князь Андрей, – цитирует Лев Тихомиров летопись, – смущался о нестроении братии своей и братаников, и сродников, и всего племени своего, яко всегда в мятеже и волнении все бяху и мнози крови лияше». Андрей «скорбяше о сем и восхоте идти в Суздаль и Ростов, яко там, рече, спокойнее есть». Он не взлюбил удельных порядков, и сначала удалился от них, а затем, когда настала возможность, начал ломать все старые порядки».
В своей «эмиграции» Андрей Юрьевич был не одинок. Вместе с ним (и до, и после него) уходили на залесскую окраину все, кому претили нравы сменявших друг друга, как в калейдоскопе, политических элит, заботящихся более о тёплых местах да тучном прокорме, нежели о судьбах отечества. Собственно, всё по Гумилёву – в эпоху заката жизни этноса (в данном случае, общеславянского) пассионарии вытесняются на окраины.
Опираясь на них, а также на местные слои, не развращённые столичной жизнью, Андрей (уже Боголюбский), начинает выстраивать самодержавную модель (модель единоначалия для практически разобщённой уже страны). «В политической жизни Андрей опирался не на родовое боярство, а на младших дружинников («милостников»), которым раздавал в условное владение земли, — прообраз будущего дворянства». (В. В. Богуславский. Славянская энциклопедия. Том 1). То есть, речь не шла о принципе абсолютной монархии, не совместимом с исконно демократическим духом славян. Как считает Владимир Махнач, победа Андрея Боголюбского над ростово-суздальским «боярством» была одержана «благодаря опоре на другие сословия, то есть на демократические круги». И уже в 1211 г. младший брат, наследник и единомышленник вел кн. Андрея Всеволод Большое Гнездо созвал первый собственно «земский собор». «Хотя такого термина тогда еще не было, – уточняет Махнач. – Мы не знаем, как это называлось. Согласно летописи великий князь созвал «собрание всяких чинов и званий людей». Потом с XVI века это станет называться «земским собором».
И так «десять лет он (Андрей Боголюбский) укреплялся в своем Суздале, а в Киевской Руси шли усобицы, – продолжаем чтение Тихомирова. – В 1168 году наступил любопытный момент определения прав на первое место… Мстислав занимал Киев, но спорный вопрос о старшинстве стал решаться избранием. Коалиция из 10 князей признала старшим князя Андрея. Боголюбский воспользовался своим избранием для того, чтобы начать радикальную ломку старого строя на началах единодержавия. Мстислав не мог устоять против коалиционной рати, возглавляемой сыном Андрея. В 1169 году Киев, упорно защищавший своего князя, был взят «на щит», и войско победителей подвергло его двухдневному грабежу. Были в Киеве тогда, говорит летописец, во всех людях стон и тоска, печаль неутешная и слезы непрестанные. Город сожгли, разграбили его церковные сокровища, причём Андрей считал, что это всё – справедливое наказание за грехи киевлян. Обращение Андрея со стольным Киевом, как с завоеванным городом, было, очевидно, преднамеренным уроком. Довершил унижение удельной столицы Андрей тем, что, оставшись великим князем, не поехал в Киев, и даже не взял его себе, а отдал младшему брату Глебу с намерением и впредь сажать там такого князя, какого ему угодно будет. Боголюбский достиг своей цели».
Выдающийся историк Соловьев оценил значение этой драмы так: «Поступок Андрея был событием величайшей важности, событием поворотным, с которого начинался на Руси новый порядок вещей». «Киев по-прежнему остался старейшим, богатейшим и лучшим русским городом, но идея единства и центра земли теперь воплотилась не в нем, а в великом князе, – читаем пояснение в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона. – Этот князь сделался силою, независимой от места и традиций… Родовые отношения князей рушатся; нарождаются новые, государственные. В итоге к концу 1170 года Боголюбский сумел добиться объединения Русской земли под единой государственной властью».
Конечно, остановить разложение Древней Руси порядок, введенный Андреем Боголюбским, не мог. Но он позволил взрастить и затем сохранить «кадры» в лице Александра Невского и первых московских святителей, которые донесли модель Андрея Боголюбского до Ивана III, по сути победившего с образом Богородицы в 1480 г. на р.Угре исламскую тогда уже «Золотую Орду».
Рождение «Третьего Рима» – единственного суверенного православного государства в мире – практически сразу последовало за падением Рима Второго. Ещё более впечатлило современников то, что могущественные тогда мусульмане, взявшие Константинополь, ни с чем отступили из наших палестин (а через столетие и сами были подчинены русским).
Конечно, видели в «Третьем Риме» идеал своего государства и православные Малой, Белой, Черной, Червленой Руси, которые в результате отказа от политики Андрея Боголюбского были захвачены Литвой и Польшей (Подкарпатская же Русь к тому времени уж полтысячи лет жила под венграми). И чтили Владимирскую икону, освятившую воплощение этого идеала.
«Что делать, Лёлик?» в «церковной» перспективе
Вот и мечутся в «духовных поисках» автокефалисты: как же так – «украинской церковью» чествуется святыня, знаковая для «имперской истории»!
Но в силу йододефицита сообразительности рецепт избран старый – от отца украинской «историографии» – Грушевского. Помните, сначала у него древняя Русь превратилась в «Русь-Украину», затем – в «Укараину-Русь». В конце концов, «Русь» была отброшена как сбивающее с толку излишество. Ныне последователи «великого украинца» именуют киевский период не иначе как «древнеукраинским». Так и здесь: сначала – у филарэтовцев – Владимирская икона стала «Вышгородской (Владимирской)», а на ресурсах, контролируемых лидерами автокефалистского лобби в УПЦ МП Драбынко и Ковалэнко – «Вышгородско-Киевской». Теперь же она всё чаще именуется «Вышгородской» (неучи вроде драбынок с коваленками поди и не догадываются, Вышгород был заложен как вотчина княгини Ольги – уроженки «москальской» Псковщины.
Так что есть все основания полагать, что всеми этими пакостниками уж вычищены и канонически утверждённые акафисты, тропари и кондаки Владимирской иконе с заменой в них русского на «наше». К примеру – в таких строках как «возвеличися благословенный Тобою град Москва, благочестно икону Твою почитаяй; вся бо племена русская воедино собра и область свою над окрестными языки от моря и до моря и даже до конец земли распростре*». Но что с Москвой делать? Сретение-то, ныне празднуемое в ней случилось – белокаменной столице народа русского!
Общерусского.
Нет Комментариев