Сторонники «центризма» преподносят его как взвешенную политическую позицию, лишённую крайностей левых и правых направлений. Насколько эта позиция соответствует реалиям времени, рассуждает старший редактор ИНОМИКС Уильям Пирс.
Текущий исторический момент определяется повсеместным кризисом. Его можно найти везде: в климате, экономике, психическом здоровье, даже в условиях демократии. Это настолько повсеместно, что стало почти новой нормой. Среди хаоса политика изо всех сил пытается адаптироваться, её ландшафт постоянно меняется, а привычный свод правил давно устарел. Новые политические образования возникали, метастазировали, иногда умирали, а иногда и сменяли друг друга – исторические события часто удивительны и трудно постижимы. Однако ясно то, что началась поляризация мира.
От Берни до Болсанаро, от Моди до лозунга «Сделаем Америку снова великой» – голоса, которые сейчас слышны, имена, наполняющие газетные колонки, напоминают нам, насколько широк политический спектр. Для многих это устрашающая перспектива, для других – волнующая и необходимая перезагрузка. Для «центризма», как показывают события в США и Великобритании, это вполне может означать смерть.
Всё чаще те, кто видел в «центризме» залог разумной, приземлённой политики, сомневаются в его эффективности, а оставшиеся его сторонники выглядят последними представителями исчезающего политического истеблишмента. Как заметил Мехди Хасан,
ярлыки «центристский» и «умеренный», которые, как подсказывает нам здравый смысл, должны отражать взгляды большинства… стали применяться к тем, кто представляет интересы и мнения меньшинств.
Но почему? Как именно это произошло? И где, если оно вообще возможно, находится будущее «центризма»?
Очень краткая и неполная история
Подобно обозначениям «левый» и «правый», «центризм» как политическая ориентация уходит своими корнями во Французскую революцию и рассадку недолговечного Национального собрания. Этим словом обозначали тех, кто сидел между высоким духовенством и богатыми справа и низшим духовенством и более бедными слева. Именно там противоположные идеи встречались, опосредствовались и (иногда) находили синтез.
В последующие века «центризм» время от времени использовался как означающее и как эпитет. Однако для современного англоязычного уха это в основном ассоциируется с политикой 1950-х и 1990-х годов. Президент Дуайт Эйзенхауэр был одним из её самых ярых факелоносцев, приверженных политике, которую он назвал «золотой серединой»: социально ориентированное, но ограниченное управление, презирающее коммунизм.
Этим конём правил и премьер-министр Великобритании Гарольд МакМиллан, политическая карьера которого была основана на схожем наборе принципов, которые он кодифицировал в «срединном пути». Позиционируемая между «социализмом и чистым капитализмом», она опиралась на непреходящую веру в то, что «тихое, спокойное обсуждение распутывает все узлы».
Период господства этой идеи внезапно закончился в 1960-х годах, когда «центризм» пал жертвой политических потрясений, охвативших Запад. В контексте контркультуры и революции умеренность, которой это течение было известно, выглядела оторванной от жизни. Наказанные, его сторонники отошли от власти, зализывая свои раны. Некоторое время они останутся в немилости, вынужденные наблюдать, как по обе стороны Атлантики высокопоставленные чиновники меняются местами между левыми и правыми. Маргарет Тэтчер напоминала «центристам» об их пониженном статусе, побуждая их «отказаться от всех убеждений, принципов, ценностей и политики».
Появление в 1990-х годах сторонников «третьего пути», Билла Клинтона и Тони Блэра, ознаменовало триумфальное возвращение и наступление самого знаменитого периода «центризма». Несмотря на то что они были выходцами из номинально левых партий, оба они работали на экономических платформах, обещая ограничения государственных расходов и сбалансированные бюджеты. Барак Обама и Дэвид Кэмерон – их идеологические преемники – позже возьмут на себя эту миссию.
Так что же это на самом деле означает?
«Центризм» всегда определялся теми крайностями, которыми он ограничен, и, таким образом, смещался в ответ на более широкие политические тенденции. В начале 1960-х была тенденция против антивоенных левых; в 1980-е – против Тэтчер; а теперь, в 2020 году, против Трампа. «Центризм» отлично осознаёт, чем он не является; и менее хорошо – что он есть на самом деле. Это может проявляться – и часто проявляется – в сообщениях с негативным посылом, не подходящих для запоминающихся лозунгов, необходимых для современной политической кампании. Предвыборное обещание Джо Байдена «вернуться к нормальной жизни» является иллюстративным – оно лишено дальновидности и не имеет импульса будущего.
Несмотря на своё нефиксированное состояние, «центризм» стал синонимом умеренности и компромисса. Его недавние сторонники, как правило, были консервативными в финансовом отношении, социально либеральными, приверженными открытию границ в торговле и неизменно жёсткими в отношении закона и порядка.
Учёный Бо Винегард попытался более чётко закрепить его основные принципы в своём «Центристском манифесте», утверждая, что «политический прогресс достигается осторожностью, сдержанностью и компромиссом», и призывая против «драматических изменений, которые [могут] нарушить достаточно успешный социальный заказ» – слова «достаточно успешный» много значат. Это подводит нас к уместному вопросу: в мире Трампа, Брексита и повышения температуры на планете какую роль, если таковая имеется, может сыграть смесь этих принципов?
«Центризм» сегодня
В соответствии с требованиями нынешнего дискурса «центристы» претендуют на единственную силу, знающую путь к уходу от ссор и воинственности. Их уникальное расположение в рамках политического спектра и отрицание бесполезной траты времени, присущей крайним течениям, всё ещё привлекает к ним внимание. Руководимые, по словам Винегарда, мантрой «тщательного рассмотрения и медленного выполнения», только они могут обеспечить возврат к разумной политике. Взятое абстрактно и без контекста, это предложение звучит убедительно – действительно, похоже, оно близко к здравому смыслу. Однако применительно к текущему моменту его недостатки становятся очевидными.
Во-первых, ценности, которыми хвалится «центризм» – умеренность, постепенные изменения и т. д. – теряют свою привлекательность в условиях кризиса. В такие тяжёлые времена может быть трудно отделить прагматические манипуляции от попыток сохранить статус-кво. И для многих статус-кво является частью кризиса – его соучастником. Настаивание на существовании моральной эквивалентности для всех сторон – центральная вера, лежащая в основе компромисса, – также вызвало гнев из-за того, что это привилегированное положение доступно только тем, кто изолирован от острого края неравенства и климатического кризиса. Без этой защиты – а всё большее число людей также лишено свободы – их призывы к переменам были бы гораздо более насущными.
Следовательно, всё чаще пользуются поддержкой уверенные заявления, в которых признаётся масштаб проблем, какими бы экстремальными они ни были, и которые призывают принять решительные, преобразующие меры. Призывы «осушить болото» и требования «медицинской помощи для всех» говорят об этом чувстве и получили поддержку на противоположных концах политического спектра, потому что они принимают во внимание серьёзность проблем людей и обещают решить их. О чем бы ни шла речь, уверенные заявления звучат уместно как для левых, так и для правых.
Это то, с чем «центризм» сталкивается снова и снова. По самым серьёзным вопросам сегодняшнего дня – преемственность поколений, жилищный кризис, растущее неравенство, отсутствие гарантий занятости: вопросам, которые угрожают возможностям, средствам к существованию, даже жизням – предложения «центристов» кажутся недостаточными по масштабу. Как, например, политика умеренности предлагает снять долг в 1 триллион долларов США с плеч американских миллениалов? Возможно ли даже «медленное внедрение» чего‑либо для устранения безудержного неравенства, разделяющего общины?
И что можно сделать для разрешения самого важного из вопросов – нарушения климата? Угроза, создаваемая климатом, носит экзистенциальный характер и может быть устранена только путём радикальных действий в рамках долгосрочного видения – это полностью принято обществом. При столь опасно высоких ставках полагаться на политическую традицию, пропитанную культурой компромиссов, может быть безрассудно. Чтобы планета выжила в любой пригодной для жизни форме, необходим капитальный ремонт, фундаментальное переосмысление вопросов энергии, транспортных систем и потребления.
Несмотря на свои недостатки, «Новый зелёный курс» (GND) был попыткой решить это, предложить законодательство, соразмерное масштабу проблемы; климатическая политика, основанная на учёных, требует мобилизации, «похожей на войну». Однако многие центристы воспротивились этой идее, Нэнси Пелоси назвала её «слишком широкой», а «Коалиция демократов» – Blue Dog – предпочла бы запретить дефицит федерального бюджета в мирное время, что сделало бы GND и целый ряд инвестиционных программ перераспределения невозможными.
Трудный выбор
На фоне политической поляризации и уничтожения планеты будущее «центризма» не кажется оптимистичным. Его неспособность сформулировать последовательные ответы на самые большие проблемы дня заставила его заигрывать с неуместной повесткой и представлять, как прокомментировал Хасан, только интересы и мнения меньшинства. Чтобы гарантировать своё будущее, у него есть два варианта: удвоить усилия и продолжать навязывать старые методы решения новых проблем – или признать свои ограничения, наложенные на него сами, и думать шире. Сейчас время не для осторожности, а для решительных действий. Упустить эту возможность – значит погибнуть.
Об авторе:
Уильям Пирс – старший редактор ИНОМИКС. Получив степень бакалавра истории в Университете Сассекса в Англии, в 2018 году он закончил магистерскую программу по глобальной истории в университетах Фрайе и Гумбольдта в Германии. Он называет экономику изменения климата и гендерное равенство вопросами, наиболее влияющими на его работу.
Нет Комментариев