Козы, пуховый платок и самозанятость: как беженка с донецкой Петровки начала своё дело под Краснодаром

Опыт жительницы Донбасса, сумевшей освоить старинное ремесло под Краснодаром, доказал, что донецкие смогут вдохнуть новую жизнь в истощённый войной регион. Если только вернутся домой.

Не каждый знает, на что способен

Беженцы считаются наиболее незащищенной, многое потерявшей частью населения. Ведь когда возникают обстоятельства непреодолимой силы — войны, катастрофы или эпидемии — выжившим приходится начинать жизнь с нуля. Многие истории выживания доказывают, что человеку даются силы, с помощью которых можно превозмочь испытания и даже реализовать свои способности. На этот важный момент указала одна из донецких беженок — Виктория Лозовая. Ее семья, покинувшая Донецк из-за обстрелов, нашла в 2023 году тихую гавань в маленьком поселке под Краснодаром, где выращивают коз и вяжут пуховые платки.

«Я когда вспоминала, что нам пришлось пережить, в мыслях прокрутилась фраза из старого комедийного фильма… Там еще милиционер убедительно говорит о том, что каждый человек способен на многое, только не каждый знает, на что способен», — заметила Виктория.

Девушка считает, что с помощью испытаний, какие бы они не были, человек способен, если не опускать руки и не жалеть себя, подняться на более высокую ступень развития. Можно сказать, совершить экстремальную эволюцию, которая в мирных условиях растянулась бы на многие годы.

Петровка. «Красная зона»

Петровский район Донецка продолжает оставаться наиболее опасным. Там до сих пор сохранен статус «красной зоны», слышны оглушительные звуки разрывов снарядов, в небе практически ежедневно летают украинские дроны, сбрасывающие ВОП на мирных людей. А еще надо внимательно смотреть под ноги, чтобы не дай бог не наступить на замаскированный «лепесток».

«У нас сосед так наступил, это было еще осенью, тогда эти маленькие зеленые мины совсем незаметны были. Лишился ноги, и сейчас врачи предлагают отрезать вторую, из-за начавшейся гангрены…», — рассказала Виктория.

Семью Лозовых постигла другая беда. Возле их дома разорвался снаряд в один из весенних дней прошлого года, выбило окна, из несущей стены дома вылетели кирпичи, взрывной волной вынесло входную дверь… Дело было ночью. Викторию, спавшую возле окна, разбудил страшный грохот. Девушка вспоминает, как открыв глаза, увидела маленькие огненные искры. Вращаясь, они, как в немом кино, медленно приближались к кровати Виктории, будто невидимая сила удерживала их движение.

«Я вначале ничего не поняла, резко вскочила и выбежала в коридор, мама уже стояла там и не могла ничего сказать от страха… Только крестилась. Было еще три или четыре разрыва совсем рядом, потом все стихло. Слава богу, быстро приехали МЧС, у соседа осколок попал в газовую трубу, мог бы быть взрыв, но они успели перекрыть газ… А у нас убило собаку. Снаряд упал возле будки, и от нее ничего осталось, будто испарилась, только клочок шерсти нашла. У нас еще кот, но он был в доме, сидел под диваном», — вспоминает она подробности той страшной ночи.

Виктория не понимает до сих пор, почему осколки замедлили свое движение и не задели ее…

«Я когда пришла в себя, анализировала, что произошло. Над моей кроватью висела икона Богородицы, я нашла ее за кроватью, она упала, но не разбилась. Но почему осколки имели такую странную траекторию, не знаю… Наверное, мне дали шанс убежать и выжить», — предполагает девушка.

Особенно тяжело старикам и детям

После обстрела мама Виктории решила не рисковать проживанием в опасном районе, и настояла на временном переезде к знакомой, которую знала со студенческой скамьи: «Она связалась со своей одногруппницей Галиной, которая давно живет под Краснодаром, и договорилась, что на первое время мы остановимся у нее».

Виктория рассказала, что если бы не мамино решение, она не уехала бы с Петровки: «Я когда осмотрела дом, пришла к выводу, что в нем можно было бы еще перезимовать, вылетели все окна и дверь, но сами стены уцелели… Дом старый, но добротный и потому выдержал. У соседей было хуже, снесло полкрыши. Но мама тяжело переносила эту ситуацию психологически, потеряла сон… Я поняла, что надо сменить обстановку, иначе буду иметь проблемы с ее здоровьем. Это было похоже на бегство, но у нас не было выбора. Мама — пожилой человек, жила в постоянном напряжении, и еще до случившего без конца твердила о том, что надо сменить место жительства. Старикам и детям вообще тяжело выживать в условиях обстрелов».

Семья взяла в дорогу самое необходимое: документы, аптечку и кота Барсика.

Особый народ – донецкие

Когда человек становится беженцем, он попадает в растянувшийся поток ожидания и очень зависит от разных людей — пограничников, правоохранителей, волонтеров, чиновников. Он ожидает, пока дойдет очередь на пограничном пункте, пока получит анкету беженца, чтобы заполнив ее, передать по инстанциям, которые будут решать его дальнейшую судьбу. Он ожидает, пока накормят и разместят на ночлег. Для многих людей, ставших беженцами, это психологически тяжело, но отличительной чертой донецких является особая жизнестойкость и еще уверенность, что в России с ними будет все хорошо.

Виктория, наблюдательная от природы, заметила, что в длинных очередях, которые приходилось выстаивать, люди не казались растерянными. Напротив, они думали о будущем, строили планы, судя по разговорам. Хотя беженцы, напротив, должны были бы, как считают психологи, жить только настоящим.

«Мы как-то приободрились, когда проходили процедуру оформления документов на пункте пропуска. Я видела, что выезжает из ДНР много людей, и по большей части они были настроены оптимистически. Некоторые, как и мы, выезжали из-за обстрелов, но были уверены, что в России они найдут достойную работу и все в их жизни наладится», — говорит она.

Виктория пояснила это особой душевной закалкой донбассовцев: «Мы привыкли называть себя донецкими. Это что-то вроде малой национальности, отличительной черты. Я немного знаю историю края, здесь люди особо крепкие, они гнутся, но не ломаются. Наверное, это в крови, от тех предков, русских крестьян, бросивших плуг и соху ради шахтерской кирки еще при царском режиме. Ведь многие на нашей Петровке ведут свой род еще с 1903 года».

Привыкла быть самозанятой

Виктория не волновалась о трудоустройстве — будучи художником по профессии, она привыкла быть самозанятой: «Я почему-то была уверена, что даже если и будут проблемы с официальной работой, смогу находить подработки. Как в 90-е годы, когда многие сами создавали себе рабочие места на Петровке».

Она рассказала, что две ее подруги, которые раньше выехали в Россию, сумели найти себе неплохой заработок на новом месте.

«Одна вначале работала медсестрой в Иркутске, в больнице, но через некоторое время, из-за тяжелого климата, нашла себе место в Карелии. Другая работает на швейной фабрике под Липецком дизайнером. В общем, Россия – страна большая, и работу всегда можно найти, было бы желание. Другое дело, что возможно эта работа будет не по специальности и не та, которую хотелось бы…», — говорит она.

Познакомившись с занятием хозяйки дома, где остановились дончанки, захотела перенять ее ремесло: «Мы не знали, что Галина давно рассчиталась со своей библиотеки, и стала мастером-пуховиком. Это старинное искусство, сейчас оно опять возрождается в России, и связано с изготовлением, точнее, вязанием пуховых изделий, традиционных шалей или платков, а еще свитеров, жилетов, шапок. У Галины законченный цикл, она держит пару коз, вычесывает пух, изготавливает пряжу, а затем вяжет вещи на продажу. Труд поначалу показался мне каторжным, для изготовления большой шали, например, уходит до трех недель! Потом стало интересно… Во всяком случае, я решила попробовать, сидеть сложа руки не привыкла, наша семья всегда была самозанятой, в девяностые годы мама организовала медицинский кооператив, где изготавливались запчасти к аппарату Илизарова».

Кроме Галины, в поселке изготовлением пуховых изделий занимаются еще несколько женщин. Постепенно войдя во вкус старинного ремесла, Виктория освоила азы пухового дела, уход за козами, вычесывание пуха, прядение, и вывязывание пухового платка.

Последнее оказалось не простым делом, хотя Виктория умела вязать на спицах и крючком.

«Я немного вязала себе в свободное время, поэтому этот процесс для меня не был чем-то новым. Но вывязывание платка – совсем другое. Оно длительно по времени, требует усидчивости, и сильного внимания, концентрации на процессе. Узоры математически сложные, и, как мне показалось, нужно постоянно сохранять в голове отсутствие мыслей, чтобы не сбиться со счета петель. Это сложно, сродни растянутой медитации. Поэтому вязальщиц платков так мало. Да и заработок только на пропитание… Большой платок стоит около 10-15 тысяч, косынки идут по 4-6 тысяч, а это почти месяц работы. Впрочем, это касается любого народного ремесла. Это вообще не бизнес, скорее искусство», — поясняет девушка.

В фирменных магазинах, где продают оренбургские платки, знаменитые на весь мир, пуховые изделия стоят дорого. Большая шаль там стоит от 40 тысяч и выше. По словам Виктории, это вечные вещи, надо только сохранять их от моли. Не только теплые, но и лечебные. Краснодарские козы не дают пух такого качества, как оренбургские, но это связано не с породой коз, а с климатическими условиями. Чем сильнее морозы, тем длиннее и мягче пух коз.

«Это такая особенность, поэтому настоящий оренбургский платок – это чистое золото России. Но краснодарские козы тоже дают качественный пух, хотя изделия из него стоят в разы дешевле», — рассказала Виктория.

Не бизнес, скорее, искусство

Когда Виктория, долго путаясь, связала свой первый платок, она радостно выдохнула. Изделие оказалось на редкость легким, тонким и удивительно теплым. Дончанка никогда раньше не носила пуховых платков, связанных традиционным способом, и проделанная работа ее удовлетворила.

«Я помню, когда мама брала меня с собой на Петровский рынок, я иногда видела пожилых женщин, закутанных в большие пуховые платки. Это был сельский стиль, в городе носят шляпы или береты, но сейчас я поняла, что это востребовано. И даже модно. Платки очень теплые, я раньше не знала, что козий пух значительно теплее меха. И платки не обязательно тяжелые, это могу быть легкие, почти невесомые, в сорок грамм веса, воздушные паутинки, палантины, которые стильно будут смотреться и в городской среде», — рассказывает она.

По словам Виктории, освоив новую профессию, она с нетерпением ждет возвращения на Петровку — хочет, восстановив дом, начать изготовление пуховых шалей. Она полагает, что развитие народных ремесел может способствовать объединению людей в потребительскую кооперацию.

С мыслью о Донбассе

Живя в Краснодаре, Лозовая познакомилась с членами общественного движения кооператоров, которые не только популяризуют кооперативные идеи, но и обучают людей организовывать свое дело.

«Это не совсем бизнес, где преследуется одна цель – извлечение прибыли. По сути, ремесло – это такой социальный креатив, который может позволить человеку реализоваться, стать более независимым, располагать собственным временем. Конечно, это не всем подходит, есть люди, которые ищут опоры на работодателя, хозяина. Они думают, что их жизнь от этого станет более предсказуемой и стабильной. А ремесленник, как вольный художник, опирается сам на себя. И так как выживать самому вообще проблематично, создаются потребительские кооперативы», — говорит она.

Виктория утверждает, что они всегда были в России и в Донбассе.

«В нашем регионе кооперативный расцвет выпал на годы НЭПа, который экономически поднял истощенный гражданской войной регион, и я думаю, что сейчас аналогичная ситуация», — рассказывает она.

Время покажет, сможет ли обескровленный военными действиями край воспрянуть, благодаря трудолюбивым жителям, которые живут мечтой о возвращении на родину, чтобы начать свое дело. Пока опыт Виктории и таких, как она, покинувших регион из-за обстрелов, доказывает, что донецкие не привыкли сидеть на чужой шее. Эти люди в состоянии реализоваться в сложных условиях военного времени и если они хотят вернуться назад, значит, у региона есть будущее.

Екатерина Ветрова