«ИНДИВИДУАЛИЗМ – ЭТО ПРОСТО РАК». РУССКАЯ ВАКЦИНА ОТ ЗАПАДНОГО НЕДУГА

ФОТО: GLOBALLOOKPRESS. КОЛЛАЖ: ЦАРЬГРАД

Константин Малофеев: Заключительная часть «Азбуки традиционных ценностей» посвящена букве «К» – коллективизму, взаимопомощи и взаимоуважению.

Протоиерей Андрей Ткачёв: Символ веры в своей концовке подходит к формулировке догмата о Церкви, где она именуется «единой, святой, кафолической (в русском переводе – «соборной») и апостольской». Точно так же и мы в конце нашей беседы приходим к разговору о коллективизме. Коллективизм спасает от одиночества. Одиночество в смысле гордого индивидуализма в современном западном понимании не даёт исчезнуть, раствориться в коллективе. Но это как две альтернативы, из которых обе плохи. Коллективизм в своих крайних проявлениях страшен. В нём действительно можно утонуть. А индивидуализм – это просто рак. Он сейчас показывает нам всю свою деструктивную силу.

Но есть термин, который мало кому известен – это «соборность», или «кафоличность». Он предполагает полное сохранение личностных особенностей и нерастворимость личностей, составляющих соборное тело. При этом имеет в виду образ единения в органичное целое. Согласно догмату Эфесского Собора, обе природы во Христе не сливаются и не разделяются. А значит, вся христианская догматика может быть приложена к социальной сфере.

Например, один из современных западных православных архиереев, митрополит Каллист (Уэр) говорил, что наш догмат о социальном устройстве – это догмат о Святой Троице. Она едина и нераздельна. Следовательно, люди в обществе, как лица в Святой Троице, не сливаются. Отец никогда не будет Сыном, и Сын никогда не будет Духом. Они не теряют своих индивидуальных свойств, но и не разделяются. Троица едина, нераздельна, единосущна.

Вот это свойство кафоличности в Церкви, где люди составляют единое тело, где ты – брат мой, а я – брат твой, но при этом Пётр остается Петром, а Павел остаётся Павлом. Они не меняются местами, не теряют своих личностей, но и не разделяются благодаря любви, которой связаны. Это и есть кафоличность. И этого нет в коллективизме. Ибо коллективизм – это механическая холодная внешняя категория. Он не учитывает внутреннего богатства человеческой природы. Он просто квадратно-гнездовым методом соединяет те или иные массы людей под общую цель, общую задачу. Это и есть коллективизм.

К.М.: То есть вы полагаете, что коллективизм, в смысле русских традиционных духовных ценностей – это именно соборность?

А.Т.: Да, традиционный русский коллективизм – это соборность. Она вытекает из церковного миропонимания. Она также дополняется органическим братством ради выживания и достижения общих целей. Когда люди живут миром, они миром решают свои проблемы. Но никто не будет сомневаться, что Степан – это не Семён, а Семён – не Иван. Каждый живёт своим двором, но общие проблемы решают всем миром. И не чувствуют себя свободными от мира, но чувствуют себя включённым в одно целое. Это больше похоже на соборность, чем на коллективизм.

Коллективизм – это некое единство войска, в котором все в одинаковых шинелях. И только при перекличке можно услышать разные фамилии. А так, глянешь на них – все одинаковые. Соборность же предполагает пестроту и разнообразие. То есть не солдатский строй, а цветущий луг. Где каждый цветок цветёт по-своему, но они все составляют одну экосистему. «Без меня народ неполный», – говорил Андрей Платонов. То есть сорви на лугу василёк или ромашку, и ты обеднишь картину. Нужен каждый на своём месте. Они хороши, когда все вместе.

Александр Дугин: Но, с точки зрения языка, соборность и коллективизм – это одно и то же. Это – глагол to collect («собирать»). Поэтому, мне кажется, на такие побочные, второстепенные смыслы наших традиционных ценностей не надо обращать внимание. Просто коллективизм – это соборность.

АЛЕКСАНДР ДУГИН, ПРОТОИЕРЕЙ АНДРЕЙ ТКАЧЁВ И КОНСТАНТИН МАЛОФЕЕВ. ФОТО: ЦАРЬГРАД

А.Т.: Можно и так.

А.Д.: При этом, отче, как мне кажется, что и «соборность» – слово…

А.Т.: Не без изъяна?

А.Д.: Да. Если уж мы используем греческое слово «кафоличность», καθολικός, то давайте посмотрим, что оно означает – καθ’ όλου, κατά + ὅλος – то есть «пребывающий в целостности». Наша Церковь целостна. Причём без умаления значения каждой личности. Но она представляет собой именно нечто целостное, по-гречески ὅλος. И здесь мы говорим не о собирании чего-либо, а именно о единстве – том высшем единстве в Боге, в Духе, которого мы достигаем в Церкви.

Мне кажется, это представление о целостности чрезвычайно важно в качестве традиционной ценности. Потому что западная мысль, особенно либеральная, пошла по противоположному пути. Она стала рассматривать атомизм, индивидуумов. А цельность, «катохолос», о которой мы говорим, это – аристотелевская идея.

Аристотель учил, что без имени, без духа, без эйдоса, без смысла нет и самой вещи. Одна пустая материя. В этом отношении идея взаимопомощи, коллективности, уважения к другому человеку и есть свойство традиционной холистской русской цивилизации. Русские всегда очень ценили общинность – тот мир, о котором вы говорите, где всё общее.

К.М.: Мiр через «i» с точкой.

А.Д.: Мы стали достаточно поздно разделять «мiръ» как Космос и «миръ» как отсутствие войны и как общину. Изначально о них было единое представление от общей основы, сохранившейся в слове «милый». Община была там, где были отношения между милыми. Отсюда слово «милосердие». И вот наше представление о мире как об общине, как о цельности, как о гармонии и проецируется на нашу трудовую, социальную этику.

Таким образом, мы приходим к корням русского мировоззрения. В это единство, в эту цельность мы вкладываем свою индивидуальность. То есть мы расцветаем, как вы прекрасно, отец Андрей, сказали, именно для того, чтобы был луг. Потому что мы не любим цвести, как нарциссы, только сами для себя, и быть заворожёнными своим отражением. Мы – луговые цветы. Русские – это духовный луг, «Лимонарь» (Λειμωνάριον).

А.Т.: Кафоличность приводит апостола Павла к мысли о теле. Это – самое живое подобие Церкви, единого гармоничного целого, где все разные, но каждый выполняет своё послушание. Глаз не может стать ухом, а рука не может стать ногой. Но каждая часть может занять своё место в единстве общего и чувствовать боль другого. Ибо, если страдает, скажем, занозившаяся рука, то страдает и всё тело.

Тело – это самое красивое, вместе с бессмертной душой, творение Господа. И оно наиболее подходит к Церкви. А такое свойство Церкви, как кафоличность, мягко переходит и на русский идеал. Эта соборность, кафоличность и есть тело. Народ как тело, народ как церковь.

К.М.: Исторические корни соборности, или коллективизма, что, как мы уже обсудили, одно и то же – это Земская монархия XVII века. Именно тогда мы достигли наибольшей соборности. Потому что государство было восстановлено и возрождено в 1613 году. После сидевших в Кремле поляков, после того как боярская олигархия уже присягнула католическому королевичу Владиславу. И народ, и Церковь, и юный царь Михаил, позванный из Ипатьевского монастыря, – все они воссоздали наше государство. И поэтому все вместе им управляли.

Была Земская монархия. По каждому поводу собирали Земские соборы, которые, разумеется, были страшно далеки от парламентаризма. Это было больше похоже на Съезд Советов. Голос земли: когда от чёрных и белых слобод, от казаков приезжали люди со всей земли. И они вместе решали, готовы ли мы и дальше воевать с поляками: затянуть пояса, но отвоевать и вернуть наших братьев, которые мучаются под католическим игом. А Царь имел право решения.

Эта соборность была утрачена при Петре, когда всё превратилось в иерархизированную Империю, в которой вообще не было слышно голоса народа. А если он и прорывался, то чаще всего незаконно, бунташно и кроваво. Как, например, во времена Емельяна Пугачёва. Но он всё равно прорывался внутри рамок нашего монархического русского мышления, хотя уже не являлся Земской монархией. Тем не менее мы шли по пути к этой Земской монархии.

Недаром во время реформ при Александре II муниципалитеты назвали «земствами». Это был архаика, никаких земств не было уже 200 лет. Это слово нашли в словарях, в учебниках истории. Потому что славянофилы уже откопали этот идеал нашего правления, когда снизу был слышен голос земли, а сверху – строгая иерархия и строгая, твёрдая Царская власть.

В советское время вся эта «власть Советам» для простого крестьянина, солдата, вернувшегося с Первой мировой войны, напоминала именно Земскую власть. Он считал, что будет именно так. Но после этого компартия захватила всё. В итоге никакой настоящей власти Советов не было, была жёсткая партийная диктатура, сдобренная КГБ. Но она была правильно прописана.

И, конечно, все эти 300 лет соборность была нашей традиционной ценностью. Мы хотели соборно принимать решения, которые должны обсуждаться. И это не партийная разбивка людей, которые начинают друг с другом разбираться и что-то делить. Это – та ситуация, когда вся земля высказывает своё мнение.

Пусть будут те, кто думает иначе, но они со взаимным уважением относятся к мнению друг друга и не голосуют большинством. Они вместе доносят своё мнение до власть предержащего. До того, кто должен принять решение. Потому что сердце Царёво в руце Божией, и окончательное решение принимает только он. Соборность и коллективизм русского народа предполагает участие всех наравне во власти и в главных государственных решениях. И это то, что у нас наконец-то появилось впервые за 30 лет. Формально. А неформально – впервые с XVII века. Потому что реальная соборность и коллективизм, как традиционная ценность, приветствуемая и признаваемая на уровне государственной политики, последний раз существовала при Царе Фёдоре Алексеевиче.

А.Т.: Меня очень тронуло то, что вы сказали об этом механизме права голоса земли и права власти у монарха. Голос свойственен живой личности. Когда народ безмолвствует, личность затухает, тогда всё крушится, рушится. «Разумный безмолвствует в это время, ибо злое это время» (Амос 5:13).

Одним словом, голос земли и есть признак кафоличности, преломлённый на социальную и государственную жизнь. То есть, когда земля звучит, она доказывает, что она жива, личностна и состоит из живых разумных тварей, которые имеют свой голос, своё право, своё достоинство перед Господом. Голос – это признак кафоличности.

А.Д.: То есть в каком-то смысле Земская соборность – это душа, а Государь, принимающий решения, – Дух. И это действительно иерархия духовной Империи, где всё собирается и всё объединяется во имя гармонии и высшей цели. Но всегда необходимо иметь нечто большее, чем собрание земли. Земский собор не случайно установил монархию. Романовы были избранными Государями. Потому что Земщина понимала, что ей жизненно необходимо что-то ещё, что-то большее. Именно поэтому коллективизм естественным образом не противоречит монархической Традиции русского народа, а наоборот, её укрепляет, является её обоснованием.

К.М.: Это была буква «К» – коллективизм. Мы завершили нашу «Азбуку традиционных ценностей». С вами вместе её разбирали отец Андрей Ткачёв, Александр Гельевич Дугин и я, Константин Малофеев.

ПРОГРАММЫ ЦАРЬГРАДА