Разменная монета: Природные богатства России на службе политиков

Гражданское общество бросило вызов большой корпорации, которая собиралась уничтожить один из шести реликтовых холмов (шиханов), которым не повезло оказаться ценным сырьём для производства соды. Ожесточённые протесты, которые бушевали на склонах Куштау, привлекли внимание федеральной прессы, а вскоре и ряда известных медиаперсон. В итоге конфликт пришлось умиротворять республиканской власти и, скорее всего, после строгого окрика из Москвы.

Особенное раздражение у людей вызывало и то обстоятельство, что владельцы содовой компании оказались классической «офшорной аристократией», которая десятилетиями выводит прибыли из страны, обустраивая свою уютную жизнь в виноградниках Лазурного берега Франции и оставляя после себя в России только безжизненный лунный пейзаж.

Реликтовым холмам (шиханам) не повезло оказаться ценным сырьём для производства соды. Фото: Evgeni Romanov / Shutterstock.com

Таких зон потенциальных «экологических» конфликтов у нас множество. Практически любой индустриальный район в России является «зоной экологического бедствия». Катастрофа в Норильске в этом смысле не могла поразить жителей ни Челябинска, ни Магнитогорска, ни Екатеринбурга, ни самого Норильска.

Отчасти это связано с историей отечественных индустриальных центров. Советские строители промышленных гигантов не испытывали никаких сожалений по поводу того, как они меняли окружающий ландшафт. Как, впрочем, и их самих никто не жалел. Ведь и Норильск первые 22 года своей истории носил имя «Норильлага».

Казалось, люди давно привыкли к тому, что на кладбищах больших и малых промышленных городов в основном лежат люди, не дожившие и до 50 лет.

Но всё изменилось.

Сегодня в одной временной точке сошлось множество факторов, которые делают политически невозможным продолжать эксплуатацию природных ресурсов способами, изобретёнными ещё в XIX веке.

Деиндустриализация мегаполисов привела к тому, что промышленное производство сместилось в своего рода индустриальные гетто. Даже Москва 1970-х готов была огромным индустриальным центром, в котором работали даже металлургические и металлопрокатные заводы. Сегодня большая часть бывших промышленных территорий Москвы и Санкт-Петербурга превратилась либо в пустыри, либо в стройплощадки, которые застраиваются жильём и торговыми центрами.

Большая часть населения, ранее занятая в производстве, переместилась в сервисные отрасли экономики, что также сильно изменило общественный взгляд на промышленные производства и связанные с ними экологические издержки.

Общая «гуманизация» общества также не могла не сказаться на экологическом фокусе, который стал рассматриваться как норма, обязательная для любого политика и любой корпорации. Сегодня ни один руководитель не может себе позволить заявления в духе «цивилизация имеет свою цену», говоря о каком-нибудь случае загрязнения природы. Он может так думать, но сказать это прямо – невозможно.

В России обострённое отношение общества к экологическим проблемам явно смещается из социального спектра в сторону – политического. Экология становится «вопросом о власти».

Норильская катастрофа уже привела к отставке норильского мэра и, без сомнения, скажется на карьере красноярского губернатора. Шиес привёл к отставке архангельского губернатора Орлова и заставляет и. о. губернатора Цыбульского постоянно говорить о том, что он является категорическим противником строительства мусорного полигона в Архангельской области.

Норильская катастрофа скажется на карьере красноярского губернатора. Фото: Norilsk Nickel Press Service / Globallookpress

Главе Башкирии Радию Хабирову пришлось лично останавливать строительство на горе Куштау и встречаться с протестующими активистами.

Бессодержательность программ российских политических партий или их прямое сращивание с властной вертикалью заставляет политически активных людей искать альтернативы для своей социальной самореализации.

Но и различного рода оппозиционные движения и группы также не вызывают большого интереса, как правило, в силу тех же самых причин.

Экологический протест является универсальной альтернативой, которая объединяет людей самых разных взглядов, национальностей, возрастных и социальных групп. Борьба за экологию становится одним из самых лёгких способов кристаллизовать гражданское общество.

«Зелёное» движение в Европе приобрело огромный политический вес именно тогда, когда миллионы немцев, голландцев или датчан переживали мощный кризис доверия «традиционным» политическим партиям. А безопасная окружающая среда стала восприниматься как одно из неотъемлемых человеческих прав, за которые необходимо бороться. Идеалы Реформации, Великой французской революции и движения за гражданские права ХХ века были дополнены ещё одним «экологическим» пунктом, который оказался настолько воодушевляющим, что европейцы лишь на его базе умудряются создавать целые политические партии и объединения.

Во всём мире безопасная окружающая среда теперь воспринимается как одно из неотъемлемых человеческих прав, за которые необходимо бороться. Фото: Nancy Kaszerman / Globallookpress

Как идеи немецких социал-демократов достигли России с опозданием в 30 лет, примерно то же самое происходит и с «зелёной» повесткой.

Но есть ещё один чисто российский аспект.

В позднем СССР защита экологии была разрешённой формой диссидентства, поэтому московская интеллигенция все 1980-е с ожесточением боролась против поворота северных рек и спасала Байкал, который никогда в глаза не видела.

Поскольку почти любая форма политической борьбы воспринимается российской властью как попытка очередного майдана, «зелёное» движение может стать идеальной платформой для широкой оппозиции, которая таким образом будет сублимировать свой протест.

Борьба за спасение Байкала вряд ли укрепляла советскую власть. Есть большая вероятность, что современные экологические протесты также могут быть использованы для того, чтобы расшатывать политическую систему.

Автор:
Сергей Мардан