Страстная пятница. 20 апреля (3 мая по новому стилю) в Екатеринбурге резко похолодало, временами даже шёл снег. Внутренний караул перевели со второго этажа на первый.
Государь записал по этому поводу в дневнике: «Двое суток почему-то наш караул не сменялся. Теперь его помещение устроено в нижнем этаже, что для нас, безусловно, удобнее, не приходится проходить перед всеми в W.C. или ванную, и не будет пахнуть махоркой в столовой».
После обеда, который был подан с большим опозданием, Государь с дочерью и Е. С. Боткиным гуляли полчаса в саду. В 18 ч. пили вечерний чай. Вечером, как обычно, Государь читал всем вслух соответствующие Св. Евангелия и книгу Иова. Перед чтением Государыня расставляла свои любимые иконы и образа.
Режим содержания Царственных Узников становился день ото дня тяжелее. Т. И. Чемодуров показывал на следствии:
Дидковский не менее четырёх раз в неделю производил контроль, обходя все комнаты, занятые Государевой Семьёй; проходил он всегда в обществе одного-двух штатских лиц (каждый раз всё новых) и как был, в шапке и калошах, входил в комнаты, не спрашивая разрешения. При этих посещениях Государь, Государыня и Великая Княжна Мария Николаевна занимались своими делами, не отрывая головы от книги или работы, как бы не замечая появления посторонних лиц».
ЧК допрашивает слушателя Военной академии А. Г. Слефогта, который накануне явился туда с просьбой выдать ему пропуск в Ипатьевский дом для получения свидания с Императрицей Александрой Феодоровной, которая была сестрой милосердия в Царскосельском госпитале № 3 и ухаживала за ним, когда он там лежал раненый в 1915 г. Слефогт заявил, что единственной целью его встречи с Государыней было поздравить её с наступающей Пасхой. Судьба А. Г. Слефогта неизвестна, но такие факты редкого мужества русских людей будут встречаться не раз в Екатеринбурге.
Царская Семья в Ипатьевском доме сразу же оказалась полностью отрезанной от внешнего мира, в условиях тюремного режима. Императрица Александра Феодоровна продолжала регулярно посылать в Тобольск письма детям, большинство из которых не дошло до них по причине того, что большевики их не высылали. Государыня догадывалась об этом и некоторые письма писала через свою горничную А. С. Демидову. Государыня рассчитывала, что если письмо будет послано от имени горничной, то оно имеет шанс попасть адресату. Из отправленных в те дни писем Императрицы в Тобольск мы знаем, что она сообщала, что их
поселили в двух комнатах Ипатьевского дома, что им тесно, что они гуляют лишь в маленьком садике, что город пыльный, что у них осматривали все вещи и даже лекарства».
Государя не покидало чувство беспокойства за князя В. А. Долгорукова. Император записал в дневник 3 мая:
По неясным намекам окружающих можно понять, что бедный Валя Долгоруков не на свободе, и что над ним будет произведено следствие, после которого он будет освобождён! И никакой возможности войти с ним в какое-либо сношение, как Боткин ни старался».
Между тем В. А. Долгорукову не суждено было выйти живым из тюрьмы. Уже в те дни Уралсовет, явно по указке Свердлова, подготавливал оправдание его предстоящего убийства тем, что из его «бумаг видно, что существовал план побега». Кроме того, этот «план побега» должен был стать поводом для ужесточения режима содержания Царской Семьи. В. А. Долгоруков написал прошение А. Г. Белобородову: «Я человек больной, у меня наступила почечная колика, страдаю ужасно, весь организм расшатан. Не найдёте ли Вы возможным перевести меня в дом на Верх-Вознесенской ул., где я мог бы пользоваться советами доктора Боткина и вместе с тем был бы под наблюдением охраны?»
Через две недели князь во втором прошении Белобородову пишет: «Обращаюсь к Вам с покорной просьбой перевести меня из тюрьмы на лечение к доктору Боткину или Деревенко, живущих в доме Ипатьева, лечение которыми пользуются все остальные. Жилищный вопрос в г. Екатеринбурге тяжёл, и я не имею возможности найти комнату, поэтому будьте добры перевести меня в дом Ипатьева, что на Воскресенском проспекте, дабы я мог получить облегчение от доктора». Никакого ответа на это письмо он не получил.
Зато 3 мая уральские большевики получили инструкции своего главаря:
Предлагаю содержать Николая самым строгим порядком. Председатель ЦИК Свердлов».
Е. С. Боткин несколько раз просил коменданта разрешить Узникам почаще бывать на свежем воздухе. В ответ он получал грубые и даже оскорбительные отказы. 3 мая Е. С. Боткин в письме к своей дочери Ксении писал, что дом окружили двойным забором, один из которых так высок, что от собора виден только золотой крест, который доставляет заключённым великую радость.
До убийства оставалось 74 дня.
Нет Комментариев