Тему противостояния города и деревни поднимали многие философы в различные времена. Впервые противопоставление городской (полиса) и сельской (природной, естественной) жизни встречается ещё в «Государстве» Платона. Зачастую в подобных трудах городской цивилизации, с доминирующей мифологемой человеческого разума, противопоставляется естественно-природное начало сельской жизни, идея гармонии с природой.

Возникновение и развитие городов является существенным признаком цивилизации. Города появились в результате углубления общественного разделения труда, в период отделения ремесла от земледелия, возникновения регулярного товарообмена, частной собственности. Основным критерием развитости города считается его положение в социальном пространстве, его роль во взаимоотношениях с другими городами и сельской местностью. Можно выделить следующие этапы развития взаимоотношений между городом и провинцией: город и провинция, столица и провинция, мировой город и провинция [2].

Новый поворот в мировой урбанистике произвёл немецкий философ Освальд Шпенглер, предложив рассматривать город как исторический и культурный феномен. Если для человека ранней хтонической культуры важнейшей формой его бытования был дом, то для исторического человека развитой и сложной культуры таковой становится город. По мнению философа, на ранних этапах человеческой культуры города возникают стихийно, подобно растению, укоренённые в почве. По мере взросления человечества возникает исполинский город – мировая столица, город «как мир», который сам определяет ход и смысл истории [3].

Столица – это не просто главный город, центр, резиденция власти, это ещё и двигатель и высшее проявление локальной цивилизации. О степени цивилизованности того или иного народа судят в том числе по его столице, сосредоточившей в себе наиболее значимые ценности национальной культуры. С появлением столицы городская жизнь разделяется на столичную и провинциальную, которые существенно отличались друг от друга.

Шпенглер отмечал, что возникновение цивилизации неизбежно сопровождается появлением таких феноменов, как «мировой город» и «провинция». Однако его отношение к «мировому городу» было негативным. Философ отмечал, что мировой город – это точка, в которой концентрируется жизнь обширных стран, в то же время всё остальное увядает, чахнет и опустошается. Представления Шпенглера о «мировом городе» и провинции и рассмотрим в данном материале.

«Мировой город означает собой космополитизм»

Освальд Шпенглер полагал, что цивилизация есть неизбежная судьба всякой культуры и её завершение. Одним из главных признаков цивилизации является сверхурбанизация, то есть появление крупных («мировых») городов, противостоящих провинции.

По мнению немецкого мыслителя, город и деревня отличаются друг от друга не размером, но наличием души. Не все большие поселения, претендующие на звание города, на самом деле являются таковыми – возникшие «мировые города» или мировые столицы – это весьма ограниченные по числу гигантские города, которые презирают материнский ландшафт своей культуры, низводя его до понятия «провинция». Всё теперь провинция – и село, и малый город, и город большой, за исключением двух или трёх точек.

«Мировой город и провинция – эти основные понятия всякой цивилизации выдвигают совсем новую проблему исторических форм, которую мы, люди современности, переживаем, совершенно не понимая всей ее огромной важности. Вместо мира – город, отдельный пункт, в котором сосредоточивается вся жизнь обширных областей, тогда как все остальное засыхает; вместо богатого формами, сросшегося с землей народа – новый кочевник, паразит, обитатель больших городов, подлинный человек фактов, лишенный традиций, выступающий бесформенной текучею массой [1].»

В Закате Западного мира Шпенглер отмечает, что город – это дух. Большой город – это «свободный дух». Буржуазия начинает сознавать своё обособленное существование с протеста против «феодальности», то есть засилья крови и традиции. Она опрокидывает троны и ограничивает старые права во имя «народа», под которым теперь понимается исключительно народ городов.

Демократия – это политическая форма, при которой от крестьянина требуют мировоззрения горожанина. Город, таким образом, берёт на себя руководство экономической историей, ставя на место земли, первичной ценности, которая никак не может быть отделена от крестьянских жизни и мышления, понятие отвлечённых от товаров денег [4].

Начинается эпоха, когда город развился настолько, что ему более нет нужды самоутверждаться по отношению к селу, по отношению к крестьянству и рыцарству, и теперь уже село со своими пра-сословиями ведёт безнадёжную оборону против единоличного господства города. В это время городов, которые можно рассматривать в качестве ведущих в истории, становится уже очень мало. Возникает глубокое прежде всего душевное различие большого и малого города [4].

Затем, отмечает Шпенглер, возникает мировая столица, средоточие, в котором сконцентрировался ход всемирной истории. Мировые столицы – это весьма ограниченные по числу гигантские города всех зрелых цивилизаций. К «мировым городам» немецкий философ относится негативно.

По его мнению, урбанизация мегаполисов приводит к тому, что «мировой город», как говорит Шпенглер, сосредоточивает в себе жизнь целой страны. Духовные, политические, экономические решения принимает не вся страна, а несколько «мировых городов», которые поглощают лучший человеческий материал страны, и она нисходит на положение провинции.

«Мировой город означает собой космополитизм вместо родины; холодное преклонение перед фактами вместо благоговения перед традицией и исконным; своего рода окаменелость вместо предшествовавшей религии сердца; «общество» вместо государства; «естественные права» вместо приобретенных. Деньги – мертвый абстрактный фактор, оторванный от всякой связи с производительными силами земли, с ценностями, необходимыми для простой, безыскусственной жизни… Мировой город населен не народом, а массой. Ее непонимание традиции и борьба с традицией, которая является, в сущности, борьбой с культурой (с дворянством, церковью, привилегиями, династией, условностями в искусстве, границами познания в науке), ее острая и холодная рассудочность, ее натурализм – все это, в противоположность окончательно завершенной культуре провинции, есть выражение совершенно новой, поздней и лишенной будущего, но неизбежной формы человеческого существования [1].»

Человек «мирового города», таким образом, освобождён от власти традиции, ибо население таких городов в подавляющем большинстве состоит из бесформенной массы. Угасает в том числе и его чувство необходимости продолжения рода.

«Существование все более лишается корней, бодрствование же охватывает все большее напряжение, а тем самым спектаклю исподволь готовится конец; и вот теперь все оказывается внезапно залитым ярким светом истории: мы стоим перед фактом бесплодия цивилизованного человека. Речь идет не о том, что можно понять средствами повседневной каузальности, например физиологически, как это, разумеется, пыталась сделать современная наука. Нет, здесь налицо всецело метафизический поворот к смерти. Последний человек города не хочет больше жить, не как отдельный человек, но как тип, как множество: в этом совокупном существе угасает страх смерти. Мысль о вымирании семьи и рода, наполняющая подлинного крестьянина глубоким и необъяснимым ужасом, утрачивает теперь всякий смысл… Дело не в том, что не рождаются дети, а прежде всего в том, что возвысившаяся до крайности интеллигенция более не видит необходимости в их появлении [4].»

По итогу высокоразвитые цивилизации входят в стадию чудовищного обезлюдения, растянувшуюся на несколько столетий.

Мегаполис как мировой финансовый центр

Мегаполисы («мировые города») отличаются от столиц (хотя в большинстве случаев они сами одновременно являются столицами) в первую очередь тем, что если столица есть проявление локальной цивилизации, национальной культуры, то мегаполис является проявлением «мировой цивилизации» и космополитической культуры. Появление мегаполисов происходит по-разному: одни сформировались на базе столиц (Париж, Лондон, Токио, Москва), другие возникают в наиболее развитых районах страны [2].

Все мегаполисы объединяет то, что они также являются центрами мировой торговли и движения мирового финансового капитала. По сути, это мировой финансовый центр. На это же обращал внимание и Освальд Шпенглер.

Он отмечал, что именно «мировая столица» производит на свет мировую экономику – цивилизованную, излучающуюся из очень ограниченного круга центров и подчиняющую себе всё остальное как экономику провинциальную. С ростом городов их жизнеобеспечение становится всё более изощрённым, утончённым, запутанным [4].

«Великие центры мировых столиц будут по собственному произволению распоряжаться меньшими государствами, их регионами, их экономикой и людьми: все это теперь лишь провинция, объект, средство к цели, чья судьба не имеет значения для великого течения событий. В немногие годы мы выучились не обращать внимания на такие вещи, которые привели бы в оцепенение весь мир [4]»,

— пишет Шпенглер.

Деньги, возведённые в ранг главной ценности и смысла жизни в условиях городской среды, нивелируют все прочие ценности, в том числе определяющие качество человека природного, естественного.

Эгоистические устремления мегаполиса превращают его в мощную центробежную силу (желание стать «государством в государстве») и одновременно в силу центростремительную (превращать своё социальное тело в гигантский организм за счёт поглощения малоосвоенного в финансовом и информационном плане мирового пространства). Поэтому мегаполисы начинают бесконтрольно расти [2].

«Крестьянство некогда породило рынок, земский город, и питало его лучшей своей кровью. Теперь город-гигант жадно высасывает сельский край, требуя и поглощая все новые людские потоки, – пока наконец не обессилевает и не умирает посреди едва обитаемой пустыни. Тот, кто поддался однажды обаянию греховной красоты этого последнего чуда всей истории, более никогда от него не освободится [4].»

Заключение

Появление «мирового города» для Освальда Шпенглера являлось признаком старения и гибели культуры. Он видел в городах-гигантах (мегаполисах) симптом и выражение отмирания культурного мира в его целостности как организма.

«Этот каменный колосс, «мировой город», высится в конце жизненного пути всякой великой культуры. Душевно сформированный землей культурный человек оказывается полоненным своим собственным творением, городом, он делается им одержим, становится его порождением, его исполнительным органом и, наконец, его жертвой [4].»

Если говорить о «физиономии города», то мировой столице присуще стремление к планировке улиц по принципу шахматной доски и росту этажности. Глубоко переживая идею неизбежной гибели «фаустовской» культуры, О. Шпенглер предсказывает:

«Мне видятся – много после 2000 г. – городские массивы на десять-двадцать миллионов человек, занимающие обширные ландшафты, со строениями, рядом с которыми величайшие из современных покажутся карликами, где будут осуществлены такие идеи в сфере средств сообщения, которые мы сегодня иначе как безумными не назвали бы [4].»

Этот прогноз немецкого мыслителя, в целом, оказался верен. Уровень урбанизации в течение последних двух столетий привёл к тому, что городское население планеты выросло в 70 раз. Вместе с тем приобретает принципиальное значение мегаурбанизация – рост численности населения сверхкрупных городов в общей численности горожан. В развитых странах она приобретает характер процессов формирования мегаполисов, агломераций и конурбаций. Очевидно, что современные урбанистические тенденции в глобализирующемся мире требуют научного осмысления [5].

Использованная литература:
[1]. О. Шпенглер. Закат Европы / Пер. с нем. под ред. А. А. Франковского, 1922.
[2]. С. Н. Бледный. Город и провинция в социокультурном измерении. Вестник МГУКИ. 2012 год.
[3]. Шишкина Л.И. Город как культурно-исторический феномен в работах О. Шпенглера и Н. Анциферова //Управленческое консультирование. – 2015. – №. 8 (80) – С. 158-166.
[4]. Освальд Шпенглер. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории Том 2 Всемирно-исторические перспективы. – М, «Академический проект», 2022.
[5]. Князева Е. Д. Мировая столица в теории циклического развития культуры О. Шпенглера// Universum: общественные науки. 2017. № 4 (34).