Польша как «источник беспокойства» должна была исчезнуть с карты Европы

В исторической литературе довольно подробно описаны обстоятельства переговоров министра иностранных дел гитлеровской Германии Иоахима фон Риббентропа с руководителями Советского Союза И.В. Сталиным и В.М. Молотовым перед подписанием 23 августа 1939 г. Договора о ненападении между Германией и Советским Союзом. Гораздо менее известно содержание бесед в том же составе уже после нападения рейха на Польшу 1 сентября 1939 г. и захвата этой страны. Первая беседа состоялась 27 сентября. через десять дней после того, как 17 сентября польское правительство, бросив ещё сопротивляющуюся страну и армию, сбежало в Румынию. Этим актом оно практически сделало Польшу не государством, а территорией. В этот же день советские войска приступили к освобождению ранее отторгнутых Польшей западных частей Белоруссии и Украины.

В 1992 г. в России была опубликована найденная в личном архиве присутствовавшего на переговорах тогдашнего посла Германии в Советском Союзе графа Фридриха фон дер Шуленбурга запись бесед с Риббентропом в Кремле.

Германский министр начал беседу с изложения видения немецким руководством ситуации в связи войной, объявленной Берлину Великобританией и Францией.

Из записи беседы:

«Г-н министр сначала подробно изложил перед своими русскими собеседниками немецкую оценку англо-французского вопроса и событий войны. Как заявил г-н министр, в ходе войны на Западном фронте еще не произошло сколько-нибудь серьезных событий, и в Германии ее обычно называют «картофельной войной». (3 января 1778 г., Пруссия начинает войну против Австрии. Война эта входит в историю как «картофельная война»: с самого её начала противники сражаются не столько друг с другом, сколько с неурядицами снабжения своих войск, солдатам приходится питаться одной картошкой. Сколько-нибудь значительных столкновений не происходит. – А.К.)…

Фюрер убежден, что война может окончиться лишь в нашу пользу. Если наши противники захотели бы получить мир, то они могли бы его иметь. Но если нет, то мы подготовились к длительной войне и в состоянии с математической точностью обеспечить победу. Если Англия желает длительной войны, она ее получит. Мы же имеем все основания полагать, что Англия не желает длительной войны (на этом месте Сталин живо поддержал подобную точку зрения и заметил, что и, по его мнению, Англия не желает длительной войны). Германия силами своей армии, своего подводного флота и своей авиации в состоянии нанести Англии страшные удары. Тогда Англия была бы вынуждена заключить мир, выгодный для Германии, и вышла бы из борьбы сильно ослабленной. Англия прекрасно понимает эти опасности, и утверждение, будто она готова к трехлетней войне, нельзя принимать всерьез (и в этом месте Сталин дал явный знак своего согласия)».

Вслед за этим министр изложил три пункта, по которым хотел бы вести конкретные переговоры, для чего он и прилетел в Москву. Эти пункты сводились к следующему:

  1. Дальнейшее формирование германо-советских отношений;
  2. Вопрос окончательного начертания границы;
  3. Проблема Прибалтики, которой, по всей видимости, в настоящее время занимается Советское правительство.

Из записи беседы:

«По первому пункту, сказал г-н министр, фюрер поручил сказать Сталину и Молотову, что он всегда придерживался той точки зрения, что Германия должна выбирать между Западом и Востоком. Фюрер надеялся и думал, что будет возможно установить дружественные отношения с Англией. Однако Англия грубо отклонила далеко идущие предложения фюрера. Фюрер убедился в том, что отныне нет возможности достичь взаимопонимания с Англией. Это взаимопонимание сорвалось из-за империалистического упрямства английской правящей касты. Народ в Англии вообще ничего не решает. Дошло до того, что Англия вмешалась в германские дела, которые ее не касались, и даже объявила войну Германии. Решение фюрера сделать выбор в пользу Советского Союза является непоколебимым. Как реальный политик, он твердо убежден в том, что, несмотря на все существующие идеологические разногласия, возможны действительно длительные дружественные отношения между Германией и Советским Союзом. Реальные интересы обеих стран при точном их определении исключают возможность принципиальных трений…

С окончанием польской войны Германия приобрела большую территорию для заселения. Тем самым нашли свое решение территориальные претензии Германии. Последние события принесли богатые плоды для Советского Союза: после ревизии положения в Прибалтике Советский Союз получил выход к Балтийскому морю; установлена связь с близкими по крови белорусами и украинцами. В этой области нет никаких расхождений, которые могли бы привести к трениям между Германией и Советским Союзом. Фюрер не фантазер, и он не стремится к безбрежным территориальным завоеваниям. Что касается Советского Союза, то тот настолько велик, что у него не может быть никаких стремлений вмешиваться в немецкие территориальные дела. Тем самым заложен фундамент для пассивного баланса взаимных интересов. Что же касается активной стороны этого вопроса, то фюрер исходит из следующих соображений».

Далее Риббентроп развивал мысль о том, что настоящий враг Германии – Англия и что «в этом отношении интересы Советского Союза совпадают с немецкими». Предлагалось работать над «углублением новых германо-советских отношений», к которым-де стремится фюрер. Министр выступил с предложением сделать специальное заявление, в котором можно было бы «подчеркнуть, что Германия и Советский Союз преисполнены волей к тому, чтобы никто не посмел затронуть занимаемые ими позиции, и при необходимости будут их совместно защищать». «Дело шло бы тогда к сотрудничеству на долгие времена, ибо фюрер мыслит крупными историческими перспективами», — убеждал германский министр. Эмиссар Гитлера разъяснил смысл такого заявления: он не должен состоять в том, что Германия ожидает военной помощи от Советского Союза. Германия справится с Англией и Францией и сама. Тем не менее, пояснял министр, смысл заявления состоит в том, чтобы продемонстрировать перед всем миром сотрудничество между Германией и Советским Союзом и их согласие в принципиальных вопросах внешней политики.

По второму пункту Риббентроп сказал:

«Фюрер полностью придерживается договоренностей, достигнутых в Москве 23 августа 1939 года. Однако он дал г-ну министру поручение (побудить Советское правительство) обсудить следующий вопрос. Советский Союз огромная страна, располагающая невероятными возможностями. В то же время Германия сравнительно небольшая страна, которой не хватает в первую очередь леса и нефти. Поэтому мы попросили бы пойти навстречу нам именно в этих вопросах.

В секретном дополнительном протоколе указана известная разграничительная линия. Существовали некоторые неясности, касающиеся ее северной части. Идя навстречу пожеланию Советского правительства, немецкая сторона немедленно заявила о своем согласии устранить эти неясности, добавив указание реки Писсы, что в результате не принесло особой пользы для Германии. Именно поэтому немецкое правительство надеется, что Советское правительство сделает уступки в районе нефтерождений на юге, в верхнем течении реки Сан. Того же самого ожидало бы и немецкое правительство у Августова и Белостока, так как там находятся обширные леса, очень важные для нашего хозяйства. Ясное решение этих вопросов было бы очень полезно для дальнейшего развития германо-советских отношений. Мы просили бы учесть, что мы внесли значительный вклад в решение польского вопроса, причем исключительно быстро (Сталин согласился, что дело действительно было сделано очень быстро)».

Далее Риббентроп затронул вопрос о будущем Польши, выступив фактически за недопущение восстановления ее как самостоятельного государства. Он, в частности, заявил: «Во время московских переговоров 23 августа 1939 г. остался открытым план создания независимой Польши. С тех пор, кажется, и Советскому правительству стала ближе идея четкого раздела Польши. Германское правительство поняло эту точку зрения и решилось осуществить точное разграничение. Германское правительство полагает, что самостоятельная Польша была бы источником постоянных беспокойств. Германские и советские намерения и в этом вопросе идут в одинаковом направлении»…

Переходя к вопросу о Прибалтике, германский министр сообщил, что немецкий посланник в Эстонии информировал о предложении Советского Союза этому государству подписать военную конвенцию на пять лет (Сталин поправил: на десять лет), а за это потребовал создания на территории Эстонии баз для советских военных кораблей и самолетов и тесного сотрудничества. Это, очевидно, следует понимать как первый шаг для реализации прибалтийского вопроса, сказал Риббентроп. И продолжил: «Германия в настоящее время находится в состоянии войны и приветствовала бы постепенное решение прибалтийского вопроса. Ясно, что мы не заинтересованы в делах Эстонии и Латвии. Однако мы были бы благодарны, если Советское правительство сообщило нам, как и когда оно собирается решить весь комплекс этих вопросов с тем, чтобы немецкое правительство, согласно принятым договоренностям, могло бы сформулировать свою позицию. Как явствует из сообщений графа фон дер Шуленбурга, Советское правительство ожидает с нашей стороны ясного согласия с его намерениями (Сталин заметил: мы ожидаем доброжелательного отношения)».

Из записи беседы:

«…Господин министр напомнил о ходе московских переговоров и о том, что в связи с советскими пожеланиями, касающимися Прибалтики, тогда оказался необходимым запрос у фюрера. Тогда в том, что касалось определения северных границ взаимных интересов, фюрер согласился с советскими пожеланиями. Ведь фюрер не проводит политику на один день, он занят большой перспективой и признает, что Советский Союз действительно нуждается в незамерзающих гаванях. Именно поэтому мы отодвинули границу нашей сферы интересов. Мы заинтересованы в том, чтобы эта линия была сохранена. В том же случае если мы, согласно советским пожеланиям, пойдем на компромисс, то необходимо зафиксировать, что советские предложения не содержат достаточного эквивалента за отказ Германии от Литвы или ее части. При обсуждении возможного компромиссного решения необходимо найти путь, согласно которому Германия сможет увеличить свои восточно-прусские районы за счет Литвы.

Вслед за этим г-н министр провел на карте линию, которую он считает приемлемой и возможной. По его представлению, эта линия должна проходить от самой южной оконечности Литвы до Балтийского моря, а именно через всю Литву восточнее Ковно (Каунас), который останется на советской стороне, дальше восточнее Гродно, включая Белосток. Затем следует найти приемлемое соединение с линией Буга. Он просит русскую сторону при дальнейшей дискуссии рассматривать это как объект для обсуждения. Однако он также просит иметь в виду, что предложение Сталина не является для нас достаточным эквивалентом за отказ в отношении Литвы.

После того как г-н министр закончил изложение своих соображений, Сталин обратился к Молотову с вопросом, кто из них обоих должен отвечать. Г-н Молотов заметил, что хочет оставить это за г-ном Сталиным, потому что тот, безусловно, сделает это лучше…»

(Окончание следует)

АНАТОЛИЙ КОШКИН