Сейчас все мои мысли о том, чтобы не гибли люди: наши военные и мирные жители. А сердце мое — со своими. И для меня, как человека советского, свои в этой истории все: и та сторона, и эта. Эта военная операция отзывается во мне болью. Почему болью? Потому что она необходима.

И стала необходимой она благодаря украинским элитам, которые продавали себя незадорого всем, кто был готов их купить. Благодаря купившему их коллективному Западу, их глупости, их тупому решению построить анти-Россию на родной для России земле.

Это они, украинские элиты, заставили нас принуждать страну огнем и мечом к нормальной жизни. И я хочу, чтобы все поняли: огнем и мечом мы принуждаем не братьев-украинцев, а тех проституток, которые все эти восемь лет делали все, чтобы наши народы столкнулись в войне. Поэтому давайте считать, что действия России не есть вторжение или война России с Украиной. Нет.

Эта операция направлена на усмирение кровавых нациков — ради Украины, для Украины и для моих братьев-украинцев, с которыми я служил в армии, с которыми я снимал кино, с которыми я рос всю свою жизнь и с которыми у меня всегда было много общего.

Наше спецоперация вызвала серьезные экономические и политические санкции. Я никого, включая себя, не хочу успокаивать. Конечно, будет непросто. Уже и сейчас непросто, а будет еще более непросто. Но мы — русские, и я это говорю как этнический армянин. Мы, русские, видели, переживали и перемалывали намного более страшные вещи. Поэтому, объединившись всем миром, вспомнив, что мы наследники великих предков, мы будем достойны их памяти. И мы отсюда никуда не уедем. Я — не уеду.

Также хотелось бы обратить внимание на моих коллег — творческих свободных людей, которые решили нацепить на свои аватарки черные квадраты и написать «нет войне». А потом выйти, попивая кофе, из кафе с модными стаканчиками, чтобы согреться, на Пушкинскую площадь.

Хотел бы спросить всех, кого я знаю: ребята, я спрашиваю у вас по праву человека, побывавшего в Донбассе и стоявшего перед тем самым камнем с выбитыми именами детей на «Аллее ангелов». Детей, которые были уничтожены врагами с нацистской символикой на шевронах. Уничтоженных в цивилизованном, казалось бы, ХХI веке. Я побывал в классе донбасской школы, где живые дети вставали и говорили за тех, мертвых. «Я — Маша, мне четыре года. Я вышла с мамой на улицу, и нас убило снарядом. И вот меня больше нет».

Так вот, я хочу у вас спросить. Восемь лет уничтожали этих детей. Восемь лет непрерывно уничтожали взрослых. Почему вы тогда не нацепили на себя аватарки? Почему в черном восемь лет не ходили?

Почему траур не держали, если вы такие любители мира и враги войны? Почему вы не держали траур, когда какой-нибудь туристический автобус падал, и в нем 20–25 детей и взрослых погибали? Или когда самолет взрывался? Наш самолет над Синайским полуостровом, который из Египта летел? Почему, спрашиваю, тогда аватарки не нацепили? Я спрашиваю это у всех, подписавших разного рода письма против спецоперации на Украине. У всех, кто щеголяет модными черными аватарками. Веры вам — ноль. Цена вам — семь копеек.

Сейчас я с удовольствием читаю сводки о продвижении наших войск по Украине. Читаю по одной очень простой причине — я очень хорошо знаю все эти места. Я там бывал, я там жил, я там снимал. Я там любил, в конце концов. Киев, Сумы, Херсон, Харьков… В эти тяжелые дни я хочу пожелать всем нам оставаться людьми. Хотя по нынешним временам, к сожалению, это, кажется, становится подвигом.

 

Тигран Кеосаян

 

Источник