«КРАСНЫЙ ВОРОБЕЙ». КАК В США СТАРАЛИСЬ СДЕЛАТЬ КРЕМЛЁВСКУЮ ШПИОНКУ ИЗ МАРИИ БУТИНОЙ

ФОТО: KOMSOMOLSKAYA PRAVDA / GLOBALLOOKPRESS

– Мария, вы вдруг очутились за решёткой – Вы помните свои ощущения в первые минуты?

– Я хорошо помню этот момент, когда я оказалась в спецприёмнике, в совершенно страшных условиях содержания. Где не было даже питьевой воды, а мужчин держали вместе с женщинами. По стенам ползали тараканы. Вместо подушки и одеяла в железных нарах были только дырки. Чтобы, если человека тошнит, рвотные массы просто стекали на соседа снизу или на пол. Это довольно жутко. Первая мысль, которая у меня возникла, – почему-то ассоциация с бессмертным романом «Мастер и Маргарита». Будто бы я тоже оказалась перемещённой, но не в Ялту, а в какое-то государство в Африке, где весь этот ужас происходит. Будто всё это какой-то ночной кошмар. И моё сознание сразу как-то абстрагировалось от этого. И начало на всё смотреть со стороны. Потому что осознать произошедшее, что это тот самый «светоч демократии», что это та самая страна, которая всем преподаёт, как надо относиться гуманно к людям, – у меня как-то в голове совершенно не укладывалось. Я не верила, что это серьёзно. Первое, о чём я попросила моего адвоката, – это ничего не говорить моим родителям. Ведь это же ошибка, я же знаю, что я ни в чём не виновата, а поэтому сейчас во всём разберутся.

– Как долго Вы были в этом состоянии?

– Уже на следующий день, когда мне выбрали меру пресечения (содержание под стражей), и я увидела то судилище и огромное количество лживых «фактов», – я поняла, что это серьёзно. Я начала считать и поняла, что мне, по материалам дела, светит лет 15. И что, когда я выйду, наверное, моей бабушки уже не будет в живых, родителей – не знаю, а младшая сестра потратит всю жизнь на то, чтобы бороться за моё освобождение, и у неё не будет молодости, юности, которую она заслуживает. Было страшно подумать, что они будут так страдать.

Но я не была намерена сдаваться. Когда ты попадаешь в тюрьму, уровень твоей свободы зависит от тебя самого. Потому что можно заковать в кандалы твоё тело, что американцы и делают – они до сих пор практикуют кандалы, – но нельзя заковать твой дух. Мы не контролируем, как в жизни складываются обстоятельства. Кому-то выпадает очень тяжёлое заболевание. Я считаю, это намного хуже, чем тюрьма. Кто-то оказывается болен раком. Кто-то теряет близкого человека. Мы не можем изменить обстоятельства. Но мы можем контролировать то, как мы на них реагируем. И я решила не сдаваться.

По той же технологии, что и с Виктором Бутом

– Против Вас были задействованы мощные силы и технологии…

– Лживая информация про меня была вылита в публичное поле, но эта технология известна ещё с 5-го века до нашей эры. Но против русских в США ещё больше используют технологию демонизации отдельного человека. Просто абстрактно ненавидеть сложно. И поэтому периодически американские спецслужбы подкидывают своим гражданам определённую цель, в которой концентрируют всё зло. Как, например, в случае с Виктором Бутом, которого специально прозвали «оружейным бароном» и даже фильм сняли, в котором показывали, что русские, они все такие хладнокровные убийцы. Абсолютно выдуманная история, которую специально подали таким образом, чтобы обычные американцы в лице Бута возненавидели русских.

И со мной та же история – задействовали все стереотипы роковых кремлёвских женщин-шпионок. Всё это стереотип американского общества, который годами воспитывался кинематографом. И, конечно, в него было легко поверить. Обо мне тоже сняли фильм: достаточно дешёвый и, честно скажу, неинтересный фильм, «Красный воробей», про кремлёвскую секс-шпионку времен КГБ. И странным образом она действительно похожа на меня. Это технология. И когда американские демократы разыгрывали так называемую «красную карту», им нужно было найти, куда направить злость народа. Нужно было найти ведьму, которую будут жечь. И поэтому, когда меня арестовали, я, увидев материалы своего совершенно бредового дела, задала своему адвокату единственный вопрос: «Подождите, как мы будем доказывать мою невиновность, когда доказательства не считаются?» Меня не для этого арестовали. Меня арестовали, чтобы бросить кость.

– Тот же рецепт, лишь смена персонажей в сценарии?

– Знаете, американцы работают довольно топорно. Это как в классике капитализма: если что-то можно продать еще раз – продавай это до тех пор, пока это продаётся. Раз это сработало когда-то с Бутом – это сработает и с другими. В частности, со мной. Так я стала воплощением России, над которой издевались, которую отправили в тюрьму, на четыре месяца заперли в карцере. И что вы думаете, американское общество, все эти права человека, общественные организации, службы защиты женщин, гуманного содержания заключённых – никто не произнёс и слова. Потому что симпатизировать студентке, которая приехала учиться, разговаривала на их языке и говорила про важность дружбы между США и Россией, – такому человеку можно было бы сочувствовать. Но чтобы саму возможность такую исключить, меня сначала демонизировали. Забрали полностью моё человеческое лицо. Таким образом, сострадания какого-либо ожидать было невозможно.

Как я к этому относилась? Честно скажу, сложно. Мне было несколько обидно, но не за себя. Обидно было за свою семью. Потому что я по профессии преподаватель. У меня две бабушки, две Маши, две учительницы, одна истории, другая географии. И так опорочить честное имя моей семьи, вот этими слухами и домыслами, так скажем, ниже пояса – вот это мне было больше всего обидно. Это неуважение по отношению к моей семье и к памяти моих предков. Но, с другой стороны, это не наша проблема. То, что они думают обо мне и нашем народе, – это их проблемы. И в отношении американского народа мне всегда приходит в голову одна фраза, что мне, конечно, жаль, что на какое-то время я потеряла свободу и свою репутацию. Но американцы потеряли страну – и это намного больше.

По стопам нацистов

– Вас пытали в американской тюрьме?

– Это сложный вопрос. Американцы применяют пытки. Первое и главное, что со мной делали, – это поместили в полную изоляцию. Изоляция больше 15 дней, по всем стандартам ООН, считается пыткой. Ты не видишь людей, не слышишь звуков, находишься в информационном вакууме, не знаешь, сколько времени, тебя будят каждые 15 минут фонариком, каждый раз, когда будят, заставляют чётко отвечать, всё ли с тобой в порядке, и ты обязан дать внятный ответ – это пытка. Да, тогда пытали.

– А зачем?

– Задача одна – убедить тебя написать заявление о приёме психотропных препаратов. Под ними допрашивать проще. Ещё одна из самых страшных вещей, которые очень сложно пережить женщине, – это когда тебя по нескольку раз в день заставляют раздеваться и унизительно, без одежды быть перед надзирателями. Это тяжело. Так делали нацисты. Это сильно воздействует на чувство собственного достоинства. У них задача – сломать тебя. Если ты сдашься, отчаешься или впадёшь в депрессию, значит, они победили. Но я не собиралась на этом сдаваться. Мы не такая нация.

– А сексуальное насилие?

– Что касается сексуальных домогательств в тюрьме, такого не было. Это не моя заслуга. И, наверное, даже не заслуга окружающих. Это внутри нас то, что делает нас русскими. Нас уважают. Нас боятся. К нам обращаются за помощью. Потому что считают нас мудрыми. Ко мне, как к учителю, всегда относились с уважением. Меня просили научить. И я учила — йоге, математике, социологии и даже, не поверите, американской демократии. Я учила их шахматам и даже читать и писать. Прежде всего, конечно, чернокожих. Если вы посмотрите статистику, а я могу её подтвердить практическим опытом: если вы родились в чернокожем квартале, то вряд ли получите доступ к нормальному образованию. И вряд ли даже научитесь читать и писать. Поэтому мне приходилось это делать. И я делала это с удовольствием и с самоотдачей. Учителей уважают. Их никогда не трогают. Если ты с честью и достоинством относишься к окружающим, то, как правило, ты получаешь такую же реакцию в ответ. Были ли у меня конфликты? Конечно. Пытались ли меня провоцировать заключённые? Безусловно. Но со смирением надо к этому относиться.

Смирение – ключ к уважению

– Это как, применительно к Вашему случаю?

– Ну, например, если человек грубит тебе, отмотай чуть-чуть назад его жизнь и подумай хотя бы, в каких условиях он вырос. Я, например, выросла в полной прекрасной семье. Мне родители дали прекрасное образование. Я горжусь тем местом, где родилась (это Барнаул) и выросла (посёлок городского типа Кулунда). Я очень люблю свою Родину. У меня было счастливое детство. А у многих из тех людей, что находились в заключении вместе со мной, детства не было. Оно прошло на улице, среди наркоманов и проституток. Могу ли я судить этих людей за неуважительное поведение? Их никто никогда не любил. Любить надо в кредит. Ты сначала полюби человека, когда он вот такой — немытый, неотёсанный, грубый. А любить человека, что мил с тобой, – это слишком легко. И не в этом состоит испытание в вере. Через смирение я пришла к тому, что меня уважали и никаких никто обид мне не причинял. Может быть, и хотел, но я их так не воспринимала. Я воспринимала такое как дополнительное испытание собственного смирения.

– Вы духовно сильно изменились?

– Надеюсь, что да. «Когда ты попадаешь в заключение – это сродни смерти, – как сказала мне одна чернокожая заключённая, хорошая знакомая с очень тяжелой судьбой. – Потому что Господь даёт тебе последний шанс». Он говорит: «Остановись и посмотри на свою жизнь». Каждый задумывается в тюрьме, что он виноват. Виноват в том, что, наверное, что-то в жизни делал не так. Или же что это урок, который Господь, а я верующий человек, пытается преподать тебе, показать, что должен делать в жизни. Я глубоко убеждена, и это сказано в Евангелии, что Господь воспитывает только тех и преподаёт уроки, подчас очень строгие уроки, только тем, кого любит. Я через это видела своё заключение. Было ли это наказание за, возможно, недостаточное внимание к самым своим близким? Знаете, когда мы молоды, мы все ориентированы на карьеру, нам некогда позвонить домой. Я, безусловно, грешна и этим. Сейчас мы стали намного ближе с моими родителями, после того, что случилось. Ты понимаешь, что часто не замечаешь чувств других людей, недостаточно внимателен к ним. Все эти библейские вещи приходят тебе на ум, и ты думаешь: наверное, я что-то сделал недостаточно. Но, с другой стороны, ты думаешь: возможно, Господь просто пытается научить тебя чему-то. Меня тюрьма научила многому.

Я, к сожалению, часто встречаю людей, которые говорят: «Ну ладно тебе уже, хватит уже про тюрьму, забудь ты уже вот это». А я не хочу забывать. Это научило меня самому ценному: не судить людей. Вокруг меня были разные заключённые. И, в том числе, и осуждённые по самым тяжёлым статьям. Никто ни у кого не спрашивал, за что ты здесь, никто никого не судил, это не моё дело, судить. Если человек просил помощи – я ему помогала. Так же помогали и мне. Тюрьма, наверное, привнесла в мою жизнь больше сострадания. Моя жизнь не стала от этого легче, она стала сложнее. Пережив собственное горе, я намного сильнее переживаю то, что происходит с другими вокруг меня. Это, знаете, как чувство эмпатии, которое внезапно в твоей душе усилилось в тысячи раз. Когда ты чувствуешь боль каждого вокруг и пытаешься помочь каждому. Я хочу так жить. Потому что это делает нас живыми людьми.

От духовного к политическому

– А политические взгляды Ваши изменились?

– Знаете, эти взгляды формируются в течение всей жизни, по мере того, как мы встречаемся с теми или иными проблемами. Более того, очень сильно меняется мир. Могу сказать одно, что после тяжёлых испытаний, конечно, я говорю о тюремном заключении в Соединённых Штатах, я очень сильно пересмотрела свои взгляды на роль государства в нашем обществе. Когда-то я тяготела к соображениям, что бОльшую часть полномочий мы должны отводить свободному регулированию общества, рынку и так далее. Но посмотрев, что происходит, когда люди остаются без попечения государства, я, честно говоря, ужаснулась. Государство должно помогать людям. Прежде всего детям, которые оказались без родителей. И, конечно же, я считаю, что наше государство в первую очередь должно обеспечивать безопасность собственных граждан, особенно в информационной среде. И мы обязаны помогать людям, оказавшимся в тяжёлой ситуации в нашей стране или за её пределами. Потому что сегодня это такая перманентная война. У государства очень большая роль. И вот это, наверное, самая главная эволюция моих взглядов в течение жизни.

– А где жить комфортнее, у нас или в США?

– Жить комфортнее там, где ты родился. Россия для меня – это всё. Здесь моя семья, здесь память моих поколений. Мой дедушка всю свою жизнь вёл родословную. Я не вижу себя нигде, кроме России. Конечно, интересно посмотреть и познать мир. У меня была такая возможность в жизни. Но на Родине лучше всего. Поэтому, когда ты находишься среди близких и когда отмечаешь праздники, как у нас это принято, да тот же Новый год, пусть он будет именно с ёлочкой, с запахом мандаринов, но это своё, родное. Назовите меня в этом вопросе консерватором, но это так и есть.

Источник