В ожидании дефицита топлива

Атаки на объекты нефтеперерабатывающего комплекса России – это вполне логичный ход событий со стороны противника. Не имея возможности (по крайне мере, пока) наносить массированные ракетные удары вглубь страны, террористы выбрали НПЗ в качестве наиболее доступных целей.

Логика совершенно понятная. Дальнобойные дроны-камикадзе типа «Бобра» несут едва больше 20 килограмм взрывчатки, и для достойного эффекта от применения они должны попадать во что-то огнеопасное. Иначе будет малопонятный пшик и не более того.

«Бобров» и им подобные БПЛА неонацисты будут делать еще очень долго. Как утверждают источники, большая часть сборочного производства на Украине переехала в подземные парковки под жилые здания. Уничтожение таких контор без серьезного сопутствующего ущерба, разумеется, невозможно. Как и отрицание факта очередного военного преступления, прикрывающихся мирными жителями неонацистов.

Об эффективных атаках БПЛА формата Migun 2 и «Бобра» на военные объекты и речи быть не может – необходимо одновременно запустить очень много камикадзе и им подобных, чтобы уверенно поразить самолет на аэродроме. Или оружейный склад. С учетом охраны мест дислокации военной техники силами ПВО, количество дронов должно просто зашкаливать и двигаться на объект они должны несколькими волнами.

Нефтехранилища и нефтеперерабатывающие заводы – для украинских дронов цели удобные и понятные. Даже от небольшого взрыва здесь может разгореться нешуточный пожар. Типичный НПЗ занимает несколько сотен квадратных метров, и промахнуться автономному БПЛА мимо него непросто. Судя по последним событиям, НПЗ еще и защищены достаточно условно.

Каждое успешное попадание в объект нефтяной промышленности празднуется всей командой Зеленского как большая победа. Еще бы – столбы пламени и дыма до небес. Но в реальности, за некоторыми исключениями, НПЗ и нефтехранилища восстанавливаются в считанные дни, а чаще всего в течение 24–48 часов. Причин несколько.

Во-первых, большая часть объектов строилась во времена Советского Союза и изначально планировалась для функционирования в военное время. То есть на нефтеперерабатывающие предприятия могут падать бомбы определенного калибра без нанесения им критического ущерба. Гореть и дымить будет, но завод надолго не остановится. Одинокие «Мигуны» здесь вообще погоды не делают.

Второй причиной быстрого восстановления предприятий стали пожарные команды, круглосуточно дежурящие на объектах. Для особо крупных возгораний привлекают пожарные поезда. Так было в Кстове Нижегородской области, когда украинские дроны подожгли предприятие «ЛУКОЙЛ-Нижегороднефтеоргсинтез». К слову, четвертый по мощности НПЗ в стране, перерабатывающий до 17 млн тонн нефтепродуктов. Если объект окончательно выведут из строя, потребители потеряют до 10 процентов бензина на рынке.

Говорить о незначительности ущерба от украинских атак, несмотря на все вышесказанное, нельзя.

Украинская сторона явно решила вызвать дефицит горючего в России. С начала 2024 года противник нанес одиннадцать ударов по предприятиям нефтяной отрасли. Если собрать совокупную мощность пораженных объектов, то она приблизится к трети от общероссийской. Дроны упали на Петербургский нефтяной терминал, на нефтебазу в брянских Клинцах и Туапсе, на терминал «Новатэк» в Усть-Луге, на завод «Славнефть-Янос» в Ярославской области и на другие объекта.

Ущерб не является критическим, но, к примеру, Туапсинский нефтеперерабатывающий завод «Роснефти» будут восстанавливать около трех месяцев. «Лукойл-Нижегороднефтеоргсинтез» грозятся восстанавливать еще дольше. Это как раз те самые исключения из правил, о них говорилось выше, и атаки на которые вызвали самый обширный ущерб.

Совокупный эффект от украинских камикадзе уже вылился в повышение биржевой стоимости бензина примерно на 1,5–2 процента. Это может быть эквивалентно объемам вышедших из строя производственных мощностей.

Легкая добыча

О чем говорят выкладки выше?

Прежде всего, о невозможности эффективно защитить объекты нефтепереработки, не говоря уже о нефтехранилищах. Последние сравнительно быстро вводятся в строй после ударов БПЛА.

Нельзя сказать, что ПВО совершенно не охраняет НПЗ – дроны регулярно сбивают в Ленинградской, Московской, Белгородской, Курской, Брянской и Тульской областях. Часть их шла на нефтеперерабатывающие мощности. Но ситуация склонна к деградации.

Если сейчас противник смог вызвать повышение отпускных цен на бензин всего за пару месяцев атак, то что будет, когда он войдет во вкус?

Ответить симметрично Россия не может – все НПЗ Украины перестали работать еще в середине 2022 года. Остается только защищать куполами ПВО все объекты на удалении до 1 000 километров от границы.

Задача сверхсложная.

Техника ПВО не бесконечна, и плотная защита, к примеру, завода в Клинцах, неизбежно оголит другой объект. Инициатива в выборе целей в данном случае на стороне противника, как ни крути.

Удары ВСУ по нефтеперерабатывающим заводам не несут под собой военной необходимости. Все дело в дизельном топливе, которого Россия выпускает в избытке. Если быть точным, в два раза больше потребления. Его хватает и на внутренний гражданский рынок, и на нужды спецоперации, и на экспорт еще остается.

Поэтому остановить российские танки на фронте украинские дроны не смогут. А вот вызвать дефицит бензина перед высоким весенне-летнем сезоном, им вполне по силам. Это если в правительстве будут сидеть сложа руки.

Пока реакция присутствует.

С 1 марта запретили экспорт бензина. В крайнем случае, подключатся мощности братской Беларуси. Мы им – больше нефти на недогруженные НПЗ, они нам – бензин. Повторимся, это крайние сценарии – на данный момент страна производит на 10 процентов больше бензина, чем потребляет.

Для предотвращения скатывания в топливный дефицит нужна защита от дронов в непосредственной близости от стратегических объектов нефтехранения и переработки.

И вот тут главные сложности.

Ставить на каждый завод по «Панцирю» – долго и дорого. И на фронте ему можно найти гораздо более полезное применение. В конце концов, ЗРАК «за ленточкой» спасает жизни, а около НПЗ преимущественно топливо.

Необходимы специфические меры, аналоги которых пока отсутствуют. Это вызов, как для конструкторов, так и для производственников. Проще говоря, как лечить понятно, а рецепта нет.

Идея с размещением армейских систем ПВО около каждого НПЗ имеет право на жизнь, но, как уже говорилось выше, неэффективна. Необходимы стационарные системы, наподобие башен ПВО в Берлине середины прошлого века. Разумеется, на современном технологическом уровне.

Нефтяникам придется раскошелиться на службу охраны нового типа – собственную ПВО. Потребуется помощь профильных НИИ от обороны. Без специалистов создать защиту от низколетящих, тихоходных и малозаметных (композитный фюзеляж) камикадзе не удастся. Если фантазировать, то это может быть предельно упрощенный и удешевленный стационарный «Панцирь» или даже «Тунгуска».

Разумеется, без средств пассивной защиты не обойтись – антидроновые сетки, спуфинговые системы и прочие РЭБы. Есть информация, что руководство части НПЗ не ждет у моря погоды и уже озаботилось подобными мерами.

Остается надеяться, что за серьезным накатом на российские НПЗ последуют адекватные и быстрые ответные меры правительства и Вооруженных Сил.

Без топлива мы не останется и при более масштабных атаках, но престиж страны и отрасли спасать будет гораздо сложнее.