«Меня не надо освобождать. Людям, которых я знаю, тоже не надо, чтобы их освобождали. И если вы любите, как вы говорите, свою родину, то просто остановитесь»
Родина — это в данном случае Гонконг. Цитата — из письма в редакцию тамошней англоязычной международной газеты South China Morning Post насчет людей, которые недавно эмигрировали, а сегодня планируют какие-то там акции по всему миру с призывом «Освободите Гонконг». Вроде бы, не наша история? Да еще как наша.
Вот еще пара строчек из письма, типа: «Вы хотите уничтожить Гонконг просто потому, что вы его покинули? <…> Уже нанесено достаточно ущерба радикальными акциями, и потребовался новый закон о безопасности, чтобы вернуть порядок. Пришла пора примирения и восстановления, ради нормальной человеческой жизни. Что касается тех, кто оставил Гонконг, <…> оставьте нас в покое».
Сколько людей покинуло эту территорию после провала массовых протестных погромов в 2019 году и введения того самого закона о безопасности — нам неинтересно (вообще-то, таких немного). Ситуация по сути нормальная, во многих странах бывают как протесты, так и отъезд проигравших в эмиграцию.
Но давайте посмотрим, что общего между Гонконгом и Россией. Вроде бы ничего. Хотя… Минувшие беды Гонконга произошли оттого, что какая-то часть его жителей не могла избавиться от представлений, что их колониальное прошлое (до 1997 года) делало местное население особым, отличающимся от прочего Китая. Была ли Россия после 1991 года если не колонией, то культурной полуколонией Запада? Нет, но люди, которые ее таковой хотели бы сделать, существовали и существуют.
Что касается политической эмиграции, то у Гонконга есть параллель с Россией — и это не столько даже сегодняшний день, сколько «болотная зима» 2011-2012 годов. Хотя и сегодня «отъехавшие» — острый для нас вопрос. Особенно если идет речь о людях из нашей литературы, театра, шоу-бизнеса. До сих пор им вслед летят крики: никакая вы не культурная элита, и раньше были никто, а сейчас — тем более. А радикалы записывают всех или некоторых из них в национал-предатели.
И вот здесь посмотрим на главную особенность письма в South China Morning Post. Оно спокойное. Никаких криков, никакой ненависти: просто оставьте нас в покое, уехали — и хорошо.
И это притом что китайцы как нация очень даже эмоциональны, особенно когда затрагиваются патриотические чувства. Это заметно даже по эмигрантам в третьем-четвертом поколениях, они могут весьма негативно относиться к пекинским властям, но они патриоты китайской нации. А тут мы читаем письмо человека, который никаких проклятий уехавшим не шлет и вообще ничего от них не хочет.
Возвращаясь к российским делам: здесь, наверное, надо понять, что поэты, музыканты, актеры и прочие затрагивают самое трепетное — человеческие эмоции. Поэтому обида на их нынешние акции, высказывания и даже просто отъезд с непонятными целями — это от ответных сильных чувств: я вам так верил, а вы…
Нет, они не все «никто», многие — часть нашей великой культуры, голоса своего поколения. Просто так получилось, что они оказались там, а мы, к счастью, нет.
Расскажу очень личную историю. С детских лет я не любил Высоцкого, но любил Окуджаву. Это понятно: искусство — оно все стоит на созвучии душевных струн, то есть на стиле. И для меня именно Окуджава (конечно, среди многих прочих) был тем, чей тихий голос успокаивал, пробуждал лучшее, давал силы двигаться дальше.
А дальше был 1993 год. И так случилось, что я оказался на стороне Хасбулатова и Верховного Совета, а не на стороне Ельцина и его компании. Бывал в Белом доме, общался с очень разными и симпатичными людьми оттуда. По большей части, как и сегодня, говорил и писал, с автоматом по коридорам не ходил, каждому свое. А ситуация обострялась, приближался октябрь 1993 года, со стрельбой из танковых орудий по парламенту и множеством погибших вокруг него. Честно говоря, то, что я сегодня жив, — это называется везением, могло ведь все пойти и по-другому.
И тут, на пике этих событий, выходит печально знаменитое «письмо сорока двух» наших деятелей культуры — да, культуры; видных, прославленных и так далее. Письмо это больше известно под грифом «Раздавите гадину». И среди этих 42 подписей я вижу имя Булата Окуджавы.
И вот я смотрю на эту подпись, смотрю и думаю: это что же получается? Гадина — это в данном случае я. Человек, который вчера мне пел «Виноградную косточку в теплую землю зарою», сегодня призывает меня убить.
Знаете, кто-то ведь на такое может и обидеться.
И я обиделся. Лет пятнадцать после того я слышать не мог голос Окуджавы — меня от него просто крутило.
И вот сейчас эти наши деятели культуры, которые отъехали и оттуда что-то такое говорят, — они ведь сами с собой это сделали. Они сами сделали так, что очень немаленькая часть тех, кто их раньше слушал, теперь слушать не может. Обиделись, понимаете ли.
Можно много говорить о том, в каких отношениях находится писатель, или музыкант, или поэт со своим государством или обществом. Но главная связка здесь — между ним и его слушателем и читателем. Сами эту связку создали, сами теперь за сделанное отвечают.
Да, а что произошло, когда истекли те примерно пятнадцать лет? Я поднимался на эскалаторе из метро «Чистые пруды» и услышал голос. Не самого Окуджавы — кто-то просто читал тексты его песен как стихи. А услышал я вот это: «Давайте жить, во всем друг другу потакая, тем более что жизнь короткая такая».
И тогда я ему все простил. И жить стало легче. Чего я и всем прочим желаю.
Дмитрий Косырев, РИА
Нет Комментариев