ФОТО: FOTOGRAFFF/ SHUTTERSTOCK.COM

Сегодня, в 350-летний юбилей рождения великого русского государя Петра Алексеевича – первого Императора России, энергичного и беспощадного её реформатора, мы в который раз задаёмся бесконечным вопросом: благом или злом для нашей Родины было его явление в истории. Осмысление идейного наследия Петра I вновь актуально: «окно», прорубленное им в Европу, захлопывается на наших глазах, означая кардинальный разворот России от «западнизма». Так нужно ли было его рубить – с такой удалью и жестокостью?

Исполин с топором

О мощный властелин судьбы!

Не так ли ты над самой бездной,

На высоте, уздой железной

Россию поднял на дыбы?

– восклицал Александр Пушкин, обращаясь к медному истукану устами своего «бедного Евгения». «Поднял, да так и оставил», – добавляли потомки. Произошло же от этого «вздыбливания» очень много разного. Воинское – горделивое, всемирное величие Империи Российской и ментальное отделение дворянства от остального народа, рождение промышленности с науками и унижение Церкви с монашеством, блестящая культура «золотого века» и погром вековых устоев Святой Руси.

Эти дихотомические пары «наследия Петрова» можно перечислять долго. И если всё «осьмнадцатое» столетие авторитет великого реформатора был непоколебим, превратившись в государственный культ, то в следующем веке началось мучительное его переосмысление, обострившись до идеологического противостояния западников и славянофилов.

Петр

ЭКСПОЗИЦИЯ «ПЁТР I И ЕГО ЭПОХА» В ВЫСТАВОЧНОМ ЗАЛЕ ФЕДЕРАЛЬНЫХ АРХИВОВ. ФОТО: АНДРЕЙ НИКЕРИЧЕВ / АГН «МОСКВА»

Противоречивую «перекличку через века» о Петре наших великих поэтов, писателей и историков легко проследить по цитатам, осознав меняющуюся «призму» взгляда на этого монарха:

Отца Отечества, Великого Петра

Положенны труды для общего добра,

– восклицал Михаил Ломоносов.

Оставя скипетр, трон, чертог,

Быв странником, в пыли и в поте,

Великий Пётр, как некий бог,

Блистал величеством в работе,

– вторил ему Гаврила Державин.

То академик, то герой,

То мореплаватель, то плотник,

Он всеобъемлющей душой

На троне вечный был работник,

– отчеканил Пушкин, не будучи при этом слепым поклонником этой исторической фигуры.

Великий гений! муж кровавый!

Вдали, на рубеже родном,

Стоишь ты в блеске страшной славы

С окровавленным топором,

– ужасался славянофил Константин Аксаков.

Великий Пётр был первый большевик,

Замысливший Россию перебросить,

Склонениям и нравам вопреки,

За сотни лет к её грядущим далям,

– сформулировал Максимилиан Волошин в 1924-м.

Петр

ПЁТР I ВЕЛИКИЙ В 1717 ГОДУ. ФОТО: RUSSIAN LOOK / GLOBALLOOKPRESS

Сравнение Петра с большевиками более чем уместно – как и они, он задался целью насильственно прервать органичное развитие страны, втиснув его в прокрустово ложе собственных замыслов, некоей искусственной конструкции. Недаром Сталин сравнивал себя с Петром Великим (и одновременно – с Иваном Грозным), заказав Алексею Толстому роман об Императоре. И Петру, и Сталину это удалось лишь отчасти – живое русское дерево прорастало сквозь железо и бетон. Добавлялись новые ветки, но вместе с глубокими повреждениями корней.

Ещё Екатерина Дашкова в своих «Записках» отметила:

Если бы он не ставил так высоко иностранцев над русскими, он не уничтожил бы бесценный, самобытный характер наших предков.

А Николай Карамзин, в юности воспевавший деяния Петра, поработав над своей «Историей Государства Российского», написал в записке Александру I:

Мы стали гражданами мира, но перестали быть в некоторых случаях гражданами России – виною Петра.

Кстати, Достоевский, которого уж никак не отнесёшь к западникам и космополитам, парадоксально находил в Петре то достоинство, что он вывел русское Православие и русского человека из замкнутого мирка Царства Московского на всемирную арену:

Древняя Россия в замкнутости своей готовилась быть неправа … решив бездеятельно оставить драгоценность свою, свое православие, при себе и замкнуться от Европы, то есть от человечества … С Петровской реформой явилось расширение взгляда беспримерное, – и вот в этом, повторяю, и весь подвиг Петра.

Загадка русской истории

Что ни говори, явление Царя-реформатора со всеми его деяниями не поддаётся однозначной оценке, являясь, может быть самой большой загадкой русской истории.

Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства – это политическая квадратура круга, загадка … доселе неразрешенная,

– писал о его царствовании историк Василий Ключевский. В отличие, например, от своего коллеги Сергея Соловьёва, он не делал ходульных выводов («Бог спас Россию через Петра»), а разобрал петровскую эпоху и саму личность Императора разнообразно и беспристрастно.

У нас, русских, вряд ли получится формализовать историческую оценку таких противоречивых фигур, как китайцы разложили деятельность своего Мао Цзедуна – «на 70% прав, на 30 – неправ» – мы не счетоводы. У любого русского человека, кто начинает знакомиться  с деятельностью Петра I по серьёзным историческим трудам (того же Ключевского), возникает целая гамма чувств – с переходом от удивления и симпатии к недоумению и негодованию вместе с отвращением.

В самом деле: перед нами предстаёт человек-великан – от роста и недюжинной силы (пятаки гнул пальцами) до быстрого, хоть и не подлинно глубокого ума, огромной воли, настойчивости, широкой – и в этом подлинно русской души. Человек, бесстрашный в бою (в Полтавской битве личным примером в гуще боя под ядрами и пулями вдохновлял солдат), Царь небывалой простоты, безо всякого чванства, мастеровой на все руки, служивший в своём войске простым «бомбардиром» и росший в чинах по утверждённому им для всех порядку.

Петр

ПОЛТАВСКАЯ БИТВА. МОЗАИКА, 1762–1764. МАСТЕРСКАЯ М. В. ЛОМОНОСОВА, РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, РОССИЯ. ФОТО: RUSSIAN LOOK / GLOBALLOOKPRESS

Самонадеянный военачальник, познавший небывалые конфузы, как в Азовском походе, когда жёнушке Екатерине пришлось вытаскивать его из окружения с помощью подкупа турецкого визиря всеми своими драгоценностями, и триумфатор над Карлом XII и Швецией, опущенной им из мирового лидера в заштатное государство без амбиций. Государственный деятель, скачком развивший в России металлургию и другие виды промышленности, основавший Академию наук, заставивший боярских детей учиться через «палку» и сделавший крестьян рабами дворян, а дворян – рабами государства.

Монарх, выведший Россию на мировую арену как великую державу и дотла разоривший её поборами, уменьшивший население, так что восстанавливаться пришлось несколько десятилетий. Государь, ратовавший за грядущее первенство русских в мире и подрезавший под корень её самобытные основы. Заменивший всё древнее церковное устроение вместе с патриаршеством «министерством религии» – Синодом на протестантский манер.

За первое десятилетие после учреждения Синода большая часть русских епископов побывала в тюрьмах, были расстригаемы, биты кнутом,

– свидетельствует на основе документальных данных революционер, ставший истовым православным монархистом Лев Тихомиров.

«Житие мое…»

Перед нами Царь, устроивший с помощью «Слова и Дела» небывалый тотальный террор в стране, уморивший в тюрьме своего сына. Приучивший русских к табачному зелью, семейным адюльтерам, пивший как извозчик и устраивавший безобразные и кощунственные оргии «Всепьянейшего собора». А с другой стороны, ревнитель педантского, расписанного до смешных мелочей порядка во всяком деле. Парадоксы во всём!

Если бы кто-то вздумал бы написать кощунственную «житийную икону» Петра Алексеевича, то в клеймах изобразил бы испуганного до полусмерти маленького мальчика, прячущегося за престолом Успенского собора от буйных стрельцов, искавших Нарышкиных. Подростка, строящего кораблики на Плещеевом озере и потешных солдат в Преображенском. Юношу, отравленного винищем, табаком и доступными немецкими девками в Кукуй-слободе. Плотника «Петра Михайлова» с топором на голландских верфях, а потом беседующего с Ньютоном и Лейбницем. Грозного Царя, самолично рубящего головы стрельцам, строящего уже на воронежских пристанях Русский флот к Азовскому походу, вытачивающего вместе с Нартовым резные детальки на токарном станке. С позором разбитого под Нарвой и торжествующего викторию под Полтавой и у мыса Гангут. Закладывающего Санкт-Петербург на костях его строителей и отправляющего экспедицию на Камчатку. Издевающегося над церковными обрядами и поющего по праздникам на клиросе.

Петр

ЮНОСТЬ ПЕТРА. ФОТО: VADIM NEKRASOV / GLOBALLOOKPRESS

Среди этих картинок обязательно нужно было бы изобразить и сценки самоличного отрезания Царём бород и вырывания зубов в качестве «дантиста», допрос сына на дыбе в Тайной канцелярии и публичную «лекцию» монарха об анатомии с наглядным пособием в руках – только что отрубленной головой своей любовницы Марии Гамильтон. Ну а ещё – больного уже Самодержца Всероссийского, бросившегося в ледяную воду лично спасать тонущих у Лахты матросов. А на последнем клейме – Императора, умирающего в тяжких муках, трижды принявшего Святое Причастие и оставившего сей мир с раскаянием, а Россию в бедственном недоумении о престолонаследии.

Каждый мог бы выбрать из этих картинок для себя как определяющую, но только все вместе они составляют единую и противоречивейшую картину «жития» сего Царя. Которого при жизни одни обожали, другие считали предтечей, а то и самим антихристом, поговаривали о «подмене» настоящего царя в детстве или во время «Великого посольства». Но все без исключения боялись.

Pro et Contra

Увы, слишком многие следствия его свершений и реформ были бесполезны или пагубны. «Воронежский» флот (для которого вырубили вековые леса) бессмысленно сгнил, не пригодившись. Как, впрочем, и большинство кораблей, построенных на Балтике. При этом по его приказу за «неправильные обводы и паруса» были уничтожены практически все поморские кочи, с успехом ходившие в Белом море, а также русский флот на Каспии.

Несколькими своими указами, Пётр перевёл предоставленные ранее «в пользование» дворянам за службу поместья в собственность вместе с крепостными. Обложил последних непомерными налогами и пожизненной «рекрутчиной», вызвав массовые бегства крестьян, разбой, народные восстания – запустение земли «яко после набега татар».

«Дворянская реформа» монарха и его знаменитая «Табель о рангах» сыграли весьма двойственную роль в последующей истории. С одной стороны, открыв по личной выслуге путь в дворянство простолюдинам, с другой – создав огромный класс бюрократии на немецкий манер, породив деклассированных разночинцев и оторванную от народа интеллигенцию, запаливших в России революционный костёр. Церковная же реформа на целый век притушила – почти загасила в стране «эстафету» духовного делания, превратив священников в госслужащих, что также «отрыгнулось» после в революционных событиях века ХХ. Отмена Императором устоявшегося обычая передачи престола прямым потомкам по мужской линии привела к серии дворцовых переворотов, смуте в умах, также спроецированной на дальнейшую историю страны.

Участники прошедшего совсем недавно, в конце мая 2022 года, круглого стола по проблемам старообрядных (единоверческих) приходов Русской Православной Церкви в рамках XXX Международных образовательных чтений констатировали в своей резолюции по поводу итогов правления Петра I:

Спустя менее чем два столетия после Петра основанная им православная Российская Империя пришла к чудовищной по своим последствиям революции, к духовной катастрофе ХХ века. Таковыми оказались плоды поспешного и во многом насильственного обмирщения в западном духе, которые сказываются на нашей жизни и сегодня – как внутри страны, в сохраняющихся разделениях общества, так и во внешней политике… В духовном же плане «путь Петра» – антитрадиционализм, вседозволенность и подражание протестантскому устройству Церкви – зарекомендовал себя как «широкие врата» (Мф 7:13), ведущие к катастрофам и трагедиям.

Конечно, на это приведут примеры открытия при Петре 42 «цифирных» и 50 епархиальных, а также «архиерейских» и гарнизонных школ, явление Академии наук, создание мощной армии, успехи в промышленности, картографии и многих других сферах. Но оппоненты на это достаточно резонно возражают: всего этого и более того можно было достичь постепенным развитием (что уже начало происходить в двух прежних царствованиях), а не ломкой через колено всей русской жизни.

Пётр как неизбежность

Современный историк и писатель, профессор МГУ Вячеслав Перевезенцев считает, что Пётр I был не «подарком» и не «наказанием», а «неизбежностью» для России. В комментарии «Первому русскому» он сказал:

Ключевский считал, кто разгадает роль Петра, тот разгадает всю историю России. Вся подготовка к его реформам уже произошла до него. От создания «рейтерских» регулярных полков ещё при Михаиле Фёдоровиче, попытки строения флота Алексеем Михайловичем, при нём же однозначное подчинение Церкви государству в Соборном Уложении, сожжение Фёдором Алексеевичем «Разрядных книг» и подготовка прообраза петровской «Табели о рангах». Это же касалось и перенятия западной науки и техники: без этого Россия вскоре не смогла бы противостоять другим державам на поле брани. Без этого было уже никуда!

Да, Пётр разорил страну в двадцатилетней войне со шведами, но он действовал сообразно обстоятельствам. Другое дело – идеология, в которую он оборачивал свои реформы – конечно, науки и технологии можно было внедрять и без внешнего петровского «западничания». Говоря неоднократно, что хочет лишь блага России и русскому народу, всех, кому не нравились его новины, государь считал личными врагами и нещадно карал. Приглашая иностранцев, он при этом решал в итоге проблему подготовки русских «кадров».

Кстати, именно при Петре Алексеевиче возникло само понятие «патриотизм». Он прямо заявил: Отечество – это не моя отчина, а наше общее достояние, и я служу ему вместе с вами. Пожалуй, именно это самое главное из его наследия. А в целом я считаю, что он преподал нам на века двойной урок: как надо и как не надо руководить Россией. Он был исторической неизбежностью, а всякая неизбежность дорого обходится.

Что с того?

То, что реформы Петра, многие из которых были необходимы стране, в его подаче превратились в насильственную революцию, предварявшую большевистскую, во многом стало следствием его буйного характера, возможно, некоторых вполне медицинских факторов. Вряд ли масонства, которое ему приписывают сегодня особо твёрдые ненавистники. Хотя Царь с ним явно был знаком.

Можно, конечно, пофилософствовать, что было бы – не рвись Пётр пробивать своё окошко в Европу, а сосредоточься на восточном направлении. Возможно, Россия была бы меньше размерами и амбициями, но более аутентичной в своей самобытности. Возможно, преобразования и западная рациональность пришли бы более постепенно и дозированно. Но история не зря не знает сослагательного наклонения, и всё в этой истории – наше.

Ругая или восхваляя сегодня Петра I,  и нынешним «западникам», и «почвенникам», а особо – госчиновникам стоит помнить, что первый Император Всероссийский, по словам Ключевского, «хотел не заимствовать с Запада готовые плоды тамошней техники, а усвоить её, пересадить в Россию самые производства». Остерман записал слова, сказанные однажды Петром:

Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней должны повернуться задом.

Так что пресловутое окно в Европу по заветам Петра Великого мы вольны сами открывать и закрывать, когда захотим. Будущему Всероссийскому Государю это надо твёрдо запомнить.

АНДРЕЙ САМОХИН