«Человека и общество очень сильно стреноживают некоторые священные формулировки.
Одной из таких формулировок является убеждение, что мы принадлежим к Святой Руси.
Однако, это убеждение нас не столько окрыляет, сколько стреноживает, поскольку оно обращено в прошлое. Это означает, что двигаться дальше некуда – нам нужно лишь кое-что реконструировать, восстановить и реставрировать. В этом смысле мы являемся заложниками священных формулировок. На самом же деле, нам нечего реставрировать: мы – никакая не Святая Русь, мы – еле выживающий сброд… Поэтому нам нужно вписать в современную концепцию выживания целый ряд вещей, которыми Церковь исторически никогда не занималась.
Православное мировоззрение должно быть обращено в будущее. Это – не град Китеж, который нужно реставрировать и поднять со дна священного озера.
Это и не настоящее, потому как в настоящем у нас нет никакого православного царства, нет и никакого торжества Православия в повседневной жизни!
… У меня есть буквально пара практических рекомендаций, которые могут, возможно, нам помочь чуть-чуть лучше себя чувствовать в этом мире, в котором мы живем на правах меньшинства…
Полный текст выступления протоиерея Андрея Ткачёва на Харьковском областном родительском форуме 24 мая 2013 года
Человека и общество очень сильно стреноживают некоторые священные формулировки.
Одной из таких формулировок является убеждение, что мы принадлежим к Святой Руси.
Однако, это убеждение нас не столько окрыляет, сколько стреноживает, поскольку оно обращено в прошлое и в настоящее.
Это означает, что двигаться дальше некуда – уже всё есть. А если чего-то нет, то это было. Просто какой-то враг пришёл – и разрушил. И теперь нам нужно всё это лишь реконструировать, восстановить и реставрировать.
То есть, вопрос Святой Руси сводится к двум вещам: к констатации якобы некоего факта, что мы принадлежим к Святой Руси, и реставрации оной.
На самом же деле, нам нечего реставрировать: мы – никакая не Святая Русь, мы – еле выживающий сброд.
И если мы начнём сегодня что-нибудь реставрировать и восстанавливать, то мы ещё такого навосстанавливаем, что будет ещё хуже, чем то, что есть сейчас.
Вот в этом смысле мы являемся заложниками священных формулировок.
В настоящее время наше отношение к жизни не включает в себя целый ряд вещей, в которых мы сегодня очень нуждаемся.
Например, нам необходимо большое количество грамотных юристов, грамотных специалистов в области юриспруденции, педагогики, журналистики, которые абсолютно не вписываются в концепцию Святой Руси.
Почему?
Потому что никогда ещё на Руси не ставилась задача воспитывать православных журналистов, юристов, педагогов. Никогда.
Никогда перед нами таких задач не стояло.
Поэтому нам нужно вписать в современную концепцию выживания (я подчёркиваю: не жизни, а именно выживания!) целый ряд вещей, которыми мы исторически никогда не занимались.
Иными словами, сегодня мы вынуждены сталкиваться с такими вещами, названия которых совершенно отсутствуют в нашем лексиконе.
Православное мировоззрение должно быть обращено в будущее.
Не в прошлое – в будущее!
Это – не град Китеж, который нужно реставрировать и поднять со дна священного озера.
Это и не настоящее, потому как в настоящем у нас нет никакого православного царства, нет и никакого торжества Православия в повседневной жизни!
У нас должна быть концепция, обращенная в будущее.
У нас должно быть некое видение будущего, согласно с которым мы должны в этом будущем выживать, и выходить за пределы своих приходов, выходить за пределы своих маленьких очагов молитвенных и осваивать то житейское поле, на котором, собственно, человеку приходится жить.
У меня есть буквально пара практических рекомендаций, которые могут, возможно, нам помочь чуть-чуть лучше себя чувствовать в этом мире, в котором мы живем на правах меньшинства.
Итак…
В Украине насчитываются миллионы крещенных людей. Однако, практически воцерковленными из этих миллионов являются, по разным оценкам, от двух до четырех процентов. Даже не пять!
То есть – мы умеем крестить человека и отпустить человека. Потом плакать, что мы потеряли человека.
Так вот, рекомендация первая звучит так:
ПРЕВРАЩЕНИЕ ПРИХОДОВ В ОБЩИНЫ.
Что это означает?
Есть понятие «приход».
Это понятие территориальное. Впрочем, как и епархия, которая тоже есть понятие территориальное.
А есть понятие «община».
Это понятие более живое, связанное с личностным взаимодействием и с довольно сложной коммуникацией внутри прихода.
Вот представьте себе – приходит к священнику человек и говорит ему: «Я не могу просто ходить в церковь – я хочу служить».
Кстати говоря, идея служения – это очень живая идея, которая находит живой отклик в живой душе живого человека.
То есть – нельзя просто так в Бога верить.
Когда человек просто в Бога верит, это означает, что он просто позволяет Богу быть.
Но если я ставлю Бога на первое место, я начинаю Ему служить.
Я начинаю спрашивать у Господа Бога: «Господи, а что мне делать?».
Это вопрос, который задал апостол Павел (тогда ещё Савл) Богу, когда он ослеп по дороге в Дамаск. Ему явился Христос – и он ослеп.
Савл спросил: «Кто ты, Господи?».
Господь ему ответил: «Я Иисус, Которого ты гонишь».
И в ответ на это Божественное Откровение Савл тут же спросил: «Господи, что повелишь мне делать?».
И у меня тут же появляется вопрос к вопросу: часто ли мы спрашиваем у Господа Иисуса Христа такие вот простые вещи: «Что повелишь мне делать?».
Нужно, очевидно, чтобы каждый из нас спросил: «А что я могу для Тебя сделать, Господи?».
Если этот вопрос найдет отклик в душах наших прихожан – поверьте мне: мы получаем в руки несколько рычагов реального изменения житейской ситуации.
Например, мы совершенно не знаем – кто стоит рядом с нами на воскресной службе: справа стоит дяденька, слева стоит тетенька, за спиной – молодой человек, впереди стоит молодая женщина.
Кто они такие?
Мы не знаем этого.
А как узнать?
Надо просто начинать общаться.
Начать, например, с того, что после службы подойти к священнику и сказать ему примерно следующее:
«Я закончил физмат. Я работаю в фирме бухгалтером, но я прекрасно понимаю математику и даже два года работал учителем в школе. У меня предложение: пожалуйста, объявите с амвона, что у кого дети не успевают по математике, я согласен раз в неделю бесплатно прийти к вам в дом и подтянуть вашего сына или дочку по математике.
Это будет мое служение.
Я хочу что-нибудь делать для Господа. Мне мало просто ходить в воскресенье в церковь».
Как только батюшка объявит об этом с амвона, через неделю к нему подойдёт ещё один человек и скажет:
«Я – юрист. Специалист по гражданским делам. Пожалуйста, объявите с амвона, что если у кого-нибудь из прихожан есть судебные тяжбы, касающиеся имущества, касающиеся пригородных участков, касающиеся раздела жилья, я согласен бесплатно совершить консультацию для наших прихожан в области юридических вопросов, которые не так уж дешево стоят, если обращаться к юрисконсультам».
А потом – приходит третий человек, который оказывается водителем маршрутного автобуса, и который готов раз в неделю бесплатно возить пожилых прихожан из дальних районов на службу рано утром в храм.
Приходит переводчик, который готов раз в неделю бесплатно учить вас иностранному языку.
Приходит пятый человек, который готов учить рисовать ваших детей.
И каждый из этих людей говорит: «Я хочу послужить людям тем, что я умею»!
Когда-то во время перестройки была такая пьеса. Я не помню, как она называлась, но там была такая сцена.
Выходит человек и говорит: «А что я мог сделать один?». И стоит.
С другой стороны выходит другой человек и говорит: «А что я мог сделать один?».
Выходит третья девушка и говорит: «А что я могла сделать одна?».
Потом ещё один, ещё один, ещё одна…
В течение минуты-полторы сцена заполняется людьми, каждый из которых говорит:
«А что я мог сделать один?».
И потом они в один голос говорят: «А что я мог сделать один?»…
Так вот, мы – многомиллионная банда людей, в которой каждый – одиночка.
И ничего мы не делаем вместе.
Да и по отдельности ничего особенного собой не представляем: ни пользы для Бога, ни угрозы для дьявола!
Мы расточены и разобщены!
Где нас соединять?
На приходах.
На приходах! Где ещё? Только там, где мы идём к Чаше.
Поначалу не нужно создавать никаких специальных организаций.
Это потом уже можно создать организацию православных скаутов, организацию православных скалолазов, организацию православных борцов дзюдо, организацию православных красильщиков поверхностей и так далее.
Это всё потом.
А вначале это всё не нужно – мы и так все православные. Мы и так все ходим в храм.
Но почему мы не знаем друг друга?
Рядом со мной стоит юрист, переводчик, водитель, преподаватель, врач, сантехник, спортсмен…
Почему я не знаю всех этих людей?
Почему я, нуждаясь в помощи юриста или врача, обращаюсь в официальные структуры, плачу деньги, если здесь, рядом со мной стоит человек, который готов мне помочь?
Я просто его не знаю!
И он не знает меня.
И никто не знает о моей нужде.
И я не знаю, что он готов мне помочь…
Почему так?
Потому что крайняя степень эгоизма, просочившаяся в наше сознание, делает нас абсолютно бесплодными.
У нас очень распространён такой миф, что якобы западное общество до крайности индивидуализировано, что западное общество – это банда эгоистов. А вот мы, дескать, живем общинным устройством, что мы, так сказать, переживаем друг о друге, заботимся друг о друге. Отсюда – и колхозное бытие, и общинное сознание.
Ничего подобного!
В любом маленьком европейском городе вы увидите на столбе записку: «В доме такого-то и такой-то родился малыш. Просим помолиться. Да будет он здоров».
Вы такие объявления видали на столбах у нас? Нигде и никогда!
Там можно увидеть и такие записки, как например: «В возрасте 81-го года упокоилась такая-то, будет похоронена тогда-то. Кто хочет, придите помолиться на погребении».
Вы такие объявления у нас видели? Никогда и нигде.
А почему?
А потому что мы – банда эгоистов, с фантазией о том, что мы – некая великая общность.
А мы не общность! Общность рождает общинные идеи.
Общность неизбежно рождает общинные идеи!
У нас же общинных идей до крайности мало.
И поэтому мы действительно ведомое общество.
Мы не рождаем таких идей, которые вели бы нас вперед.
И это плохо.
Плохо, по крайней мере, для тех, кто причащается у одной Чаши.
Поэтому, этот практический вопрос выходит, по сути, на практический ответ: нам нужно узнать, по крайней мере, тех людей, которые молятся с нами ежевоскресно в тех храмах, где мы принимаем воскресную Евхаристию.
Кто это должен сделать?
Очевидно, что не прихожанин – это должен сделать священник.
Причём он должен всего лишь сказать об этом.
Он должен сказать что-то такое простое, нехитрое, немудрёное, нечто такое, совершенно обычное, простое – для того, чтобы люди вдруг захотели узнать: кто стоит с ними рядом в храме…
Вот сейчас, гляньте направо и налево. На секундочку, вот так – раз, два!
Вот гляньте – возле вас сидят люди, с которыми, может быть, вы будете вечно находиться в раю. Это – ваши вечные братья и вечные сестры.
А вдруг так окажется, что вы с ними вместе не захотите быть вечность?
Ну, может же так быть?
Ведь каждый же считает, что он будет в раю один! Вот только – я и Христос.
А как же братья и сестры?
А вот они – рядом, а мы их и знать не хотим!..
Что мы вообще хорошего можем придумать и сделать, если нам абсолютно всё равно, кто живёт с нами рядом через стенку, кто стоит со мной плечом к плечу на службе?
Да не получится ничего хорошего, если мы постоянно находимся в состоянии абсолютного эгоизма – в том числе, христианского религиозного аскетизма, который тоже часто попахивает эгоизмом!
Для эгоиста всё эгоистично. Эгоист – он эгоист во всём.
Если эгоист захочет стать аскетом – это будет страшный человек. Он будет спасаться, спасаться, спасаться, а все остальные ему будут до лампочки – он спасается!
У евреев есть такая поговорка: «праведник в шубе».
Имеется в виду, что если в комнате холодно, то можно шубу надеть, а можно печку растопить.
Так вот, эгоистичный праведник надевает шубу и говорит: «А мне хорошо, я спасусь. Все погибнут, а я спасусь».
То есть – пропадай всё пропадом, а я спасусь. Запад пропадает, восток пропадает. Те не знают Христа, те забыли Христа. А я в шубе, а я спасусь!..
Но ведь совсем по-другому мыслит праведный человек. Он мыслит так: «Все спасутся, а я погибну».
У истинно святого человека совершенно другая психология.
Александрийский сапожник сидел в Александрии, сапоги тачал, и к нему Антоний Великий пришел из пустыни (Антонию Духом было сказано: «Пойди к александрийскому сапожнику и спроси – как он спасается? Ты в его меру не вошёл»).
Антоний подходит к нему и спрашивает:
- Как ты спасаешься?
- Я не спасаюсь, я погибаю, – отвечает тот.
- А что ты делаешь?
- Ничего я не делаю.
- Расскажи мне про твою жизнь.
- Да ты, видать, меня с кем-то перепутал.
- Нет, расскажи. Я к тебе издалека пришел.
- Да я работаю себе. Возле окна сижу. Вижу, люди ходят. Думаю: «Вот хороший человек пошел. Спасётся, наверное. И вот хороший пошел. Тоже спасётся. Только я погибну»…
У нас же абсолютно противоположное поведение.
Мы спасёмся – все погибнут.
Вот – наше «православие»!
Но это же неправильно. Это неправильно!
Нужно переживать о тех, кто рядом.
Нужно посмотреть направо и налево, вперед и назад.
Нужно замечать людей возле себя.
Люди не бесполезны – даже самые слабенькие, даже самые старенькие.
У стареньких есть опыт. У молодых нет опыта, но есть энергия в теле. И там, где молодость ещё не знает, а старость уже не может, они могут помогать друг другу.
Нам необходимо превращать приходы (от слова «ходить») – в общины (от слова «общаться»).
И тогда мы вдруг узнаем, что у нас живут под боком хранители великого знания!
Доктор здесь есть, который проконсультирует тебя; военный здесь есть, который тебе расскажет тысячу историй, и ты потом книжку напишешь и Нобелевскую премию получишь.
Многодетная мать здесь есть, которая расскажет, как она растит столько детей и ещё при этом мужу помогает.
Здесь есть человек, который перетерпел тысячу болезней – и не отчаялся, и радуется о том, что птичка поёт и солнышко взошло…
Надо узнавать друг друга!
Это – вопрос священства и вопрос нашего практического христианства.
А вот когда мы узнаем друг друга и когда мы начнём молиться не просто друг за друга теоретически, а практически – когда я буду знать вашу беду, а вы будете знать мою беду.
И я скажу вам: «Помолись за меня». И ты будешь знать, за что молиться!
Потому что я расскажу свою беду, а ты мне свою беду расскажешь, и я буду молиться за тебя не просто так, абстрактно, за «Ивана Ивановича, у которого седая голова», а конкретно о твоей беде, потому что ты мне расскажешь свою беду, и мне тебя жалко станет.
Вот когда мы начнем молиться друг за друга и знать друг друга, тогда мы сделаем полшага в сторону православного Отечества!
Первые полшага – и не более того!
Потому что
СВЯТАЯ РУСЬ – ЭТО ГРАНИДИОЗНАЯ ИДЕЯ!
Она не воплощена у нас в жизни.
Это – прозрение.
Это – догадка.
Это – пророчество.
Это не картинка с выставки.
Православной Руси никогда не было по факту – она всегда желалась.
Если вы поднимете исторические факты четырнадцатого, пятнадцатого, шестнадцатого, семнадцатого веков – да вы за голову схватитесь! Какая Святая Русь!? Это же просто сплошной кровавый кошмар какой-то!
А восемнадцатый век? Это ещё хуже!
А девятнадцатый? Не понятно что!
А двадцатый? Господи, помилуй!
А двадцать первый? …
А где она?
Нет её! По факту нет.
Она всю жизнь висит над нами, как Дамоклов меч, как призыв, как желание, как стремление, как идеальный план бытия.
Святая Русь – это наше высшее идеальное стремление.
Это то, что лучшие люди Руси в различные исторические эпохи, в идеальные часы своей жизни, пытались хоть как-то воплотить в конкретную жизнь, а не лубочная картинка того, что уже было.
Это не хроника.
Это – великая тайна.
Это – мечта.
Это – некое пророчество о будущем…
Поэтому вопрос стоит так: можем ли мы вообще быть Святой Русью или не можем?
Можем, на самом деле.
Только нам нужно меньше болтать о Святой Руси, потому что умножение разговоров о ней, мешает возможности её воплощения.
Чем больше мы говорим о себе, что мы – то, мы – сё, тем меньше сил остаётся для реальных дел. Всё уходит в болтовню.
Вообще, ситуация вокруг споров о Святой Руси напоминает басню Крылова о том, как гуси Рим спасли.
Помните?
Гнал мужик хворостиной на кухню штук 8-10 гусей на жаркое. А они говорят: «Эй, поосторожней там, с хворостиной твоей – мы Рим спасли!».
А мужик им отвечает: «Это те гуси Рим спасли, а вы кого спасли?».
То есть – то, что какие-то гуси Рим спасли (громко загоготали и варвары не смогли проникнуть в город) ещё не значит, что ни из одного гуся нельзя жаркое сделать.
Один тот факт, что ты – гусь, ещё не значит, что ты кого-то спас!
Вот и наша Святая Русь – это тоже священный гусь, но… гусь – из прошлого.
А нам с вами нужно ЛИЧНО оправдать свое звание – звание православного русского человека. И в этом смысле нам нужно понимать тысячу разных важных вещей.
Например, нельзя радоваться узаконенному разврату западного общества.
Да, на Западе разврат дошёл до тех пределов и размеров, когда он принимает законные формы и в виде законодательства имплементируется и вводится уже как железом по стеклу. Выцарапывается уже на народной жизни. И мы, дураки, радуемся этому – дескать, они погибают, а мы, мол, не погибаем.
Нет!
Если они там рухнут – мы здесь не устоим.
Как только там всё рухнет, плотина прорвётся, шлюзы откроются, и, я вас уверяю, мы не устоим.
Поэтому, нам нужно переживать о тех миллионах парижан, которые борются против узаконивания однополых браков, потому что с ними – Господь. И с нами Господь, если мы с ними.
Нам нужно переживать о тех, кто сохранил здоровую совесть и здоровую корочку мозгов, и радоваться, что они там борются за нормальную семью, за нормальное общество, за нормальную жизнь.
Нам радоваться об их падениях нельзя!
А нам, между прочим, очень хочется радоваться о чужом грехе. Для самого ничтожного человека единственный способ возвеличиться – это сравнить себя с тем, кто уже упал.
Так нельзя!
Это – не православный подход!
Радоваться о чужих грехах и на фоне кого-то упавшего говорить: «Они уже упали, а я всё ещё стою!» – это плохо, это грешно…
Нам нужно вместе с ними бороться за то, против чего борются они. Потому что, повторяю, если упадёт у них последняя баррикада – мы не устоим!
Мир реально глобален.
В греческих мифах Посейдону нужны были часы, чтобы пересечь Средиземное море. Современный самолет летит быстрее Посейдона.
Мир стал маленьким.
Вы можете по телефону разговаривать с Нью-Йорком или Чикаго с такой степенью чистоты звука, как будто бы человек стоит за углом.
Люди меняются идеями, деньгами, грехами и добродетелями с максимальной степенью быстроты.
Мир реально глобален, и вы никуда не спрячетесь от этого. Никуда.
И глупо было бы прятаться.
Но нужно быть хордовым существом, позвоночным существом!
А не амебой и не куском сахара, который растворяется в любом стакане воды.
Понимаете?
Хордовым существом, которое сохраняет своё мировоззрение, независимо от того, где оно пребывает.
Поэтому, задача наша – не воевать с миром и не спасать мир, а вырабатывать чёткое мировоззрение, которого у нас на самом деле пока нет.
Чёткое, серьёзное мировоззрение предполагает здравое и серьёзное отношение к прошлому, к настоящему и, соответственно, – оно рождает предчувствие будущего.
У каждого верующего человека должно быть предчувствие будущего.
Оно может быть трагичным.
Оно может быть угрожающим.
Оно может быть оптимистичным и обещающим многое, между прочим.
В то время, как одни православные считают, что Антихрист уже родился, другие православные (например, Антиохийский Патриархат) считают, что всю Америку ещё можно сделать православной.
Пока один нюнит в углу, другой идёт – и проповедует.
При этом – оба православные. Только у одного такая жизненная позиция, а у другого – такая.
А вы уже сами решайте, кому из них будет хуже на Страшном Суде: тому, кто делает или тому, кто ноет…
Человек должен знать своё прошлое, чувствовать и осознавать настоящее, отчего рождается предчувствие грядущего.
Человек, не имеющий стратегии, не имеет права на будущую жизнь.
Православный человек не имеет права жить по принципу «как-нибудь рассосется, что-нибудь будет».
«Что-нибудь» не будет! Будет «что-нибудь» против тебя.
Мы должны иметь свою стратегию будущего.
В чем она должна заключаться?
Она должна заключаться в некоторых вещах.
Во-первых, повторяю, мы не должны радоваться чужим грехам и считать себя неким священным оазисом посреди погибающего мира.
Мы не имеем права на это хотя бы потому, что мы погибаем не меньше других.
Во-вторых, мы все должны учиться!
Если у вас хватает ума и веры целовать мощи преподобных, мучеников и праведников, у вас должно хватить ума и веры читать книги, написанные преподобными, мучениками и праведниками.
Если вы не читаете ничего серьезного, ничего глубокого – вы не христианин! Вы – обманщик. Причём, обманщик себя самого.
Святитель Филарет Дроздов говорил, что апостолы, прежде, чем узнали во Христе Господа, они узнали в нём Учителя!
И те, кто поклонялись Христу, как Господу, вначале слушали Его, как Учителя.
И если ты не хочешь учиться христианству, то ты – не христианин!
Я не знаю, кто ты, и я не знаю, что с тобой будет дальше…
Мы вступили в полосу всенародного учения.
По крайней мере, оно висит над нами, как задача. Как всенародная задача!
Мы должны учиться.
Вообще, поймите, что мы – очень молодой народ.
Мы, русичи, православная восточная цивилизация, – это очень молодой народ, очень юный. Мы сегодня в храме говорили об этом.
Я говорил, что в XIV веке, когда Сергий Радонежский сподоблялся видения Христа и Нетварного Света в Радонежских лесах, в это же время греческие архиереи говорили: «Не верим, что в холодной, дикой стране в конце истории перед пришествием антихриста, могут появиться великие святые»!
Понимаете?
И если вы сегодня думаете, что уже конец света и нужно только лапки вверх и Псалтирь читать, и молиться о «христианской кончине живота нашего» – то знайте, что почти тысячу лет назад гораздо больше вас об этом думали более просвещенные, более древние, более мудрые.
Ожидание конца света не делает чести тем, кто его ждёт.
Если мы концентрируем свое внимание на ожидании конца света, это стреноживает нас. И в таком состоянии мы никому ничего не хотим рассказать, а только хотим лапки вверх и всё – побыстрей бы конец уже!
Это не просто минус.
Это минус для религиозного сознания!
От нас сегодня требуется работа и активность. Активность и работа.
Нам нужно много прочесть.
Как говорил покойный Аверинцев, «Русь не прочла Аристотеля».
Прошу запомнить эту фразу: Русь не прочла Аристотеля!
Действительно не прочла.
А что это значит?
Это значит, что наше всенародное образование имеет дыры. Причём, огромные дыры.
Их нужно зашивать.
Если мы их не зашьем, мы никогда не превратимся в полноценный народ с ясными глазами и расправленными плечами.
Нам нужно учиться.
Всем учиться нужно!
А наши православные люди часто говорят: «А зачем нам?».
Как говорил Митрофанушка у Фонвизина: «А зачем географию учить, коль извозчик довезет?».
Самые большие враги образования – это замоленные люди.
Это люди, которые много хотят молиться, и у них есть такой подкожный страх против всякой науки и знания – «А зачем оно нам нужно?»…
А я вам ещё раз говорю: нам нужны юристы православные, нам нужны социологи православные, нам нужны журналисты православные, причем – радиожурналисты, тележурналисты и пишущие журналисты.
Нам нужны педагоги православные – настоящие педагоги: думающие, незашореные, экспериментирующие.
И лично я против того, чтобы повсеместно вводить в школы обязательные уроки по изучению христианства – именно в силу профессиональной несостоятельности тех, кто будет эти уроки проводить.
Когда вы приходите, как педагог, скажем по христианской этике, в какой-нибудь класс – что вы будете рассказывать детям?
Сразу десять заповедей?
Нагорную проповедь Христа?
Я не думаю, что это успешный ход.
А о чём говорить с ребёнком, которого вам только что чудом удалось оторвать от мобильного телефона?
Навскидку вам подбрасываю тему – вдруг вам придётся когда-нибудь пообщаться с современными ребятишками на моральные темы…
… В 80-х годах ХХ столетия два американских криминалиста провели социальный эксперимент.
Опыт заключался в следующем.
Заходит человек в подъезд. Там лифт и на стене висят почтовые ящики. И из одного из ящиков торчит конверт, а из конверта – стодолларовая купюра. Так, заметно торчит.
Если в этом парадном чисто, лифт чистый, есть консьерж, стоят цветы, все ящики закрыты, кругом чистота и приятный воздух, то соблазн достать деньги из полуоткрытого ящика, возникает у одного из десяти.
Если тот же эксперимент проводить в парадном, в котором стены обшарпаны и изуродованы граффити, кнопка лифта сожжена зажигалкой, на полу валяются рекламки и всякий хлам, всё кругом оплевано и пахнет мочой – соблазн достать деньги из не твоего конверта возникает у семи человек из десяти.
Отсюда вывод: грязь толкает человека на преступление!
Самый хороший человек, для которого немыслимо совершить преступление в условиях окружающей его чистоты, способен совершить его в грязи…
Вообще, там было около восьми подобных опытов.
Например, стоит велосипед, не привязанный и на ключ не закрытый, – на пустыре, где чисто. И – тот же велосипед стоит на пустыре, где грязно.
Где грязно – там его угонят в пять раз чаще.
Там, где грязно – там всегда больше преступлений!
Социальные психологи даже закон такой вывели: «закон разбитого окна» называется.
Никогда не замечали?
Вот разбили окно. Если через два дня его не застеклить, рядом появится ещё одно разбитое окно. Через два дня ещё одно разбитое окно, а через две недели в этом подъезде кого-то изнасилуют или зарежут…
Накапливается грязь – и накапливается подталкивание души среднего человека к преступлению.
А вот пойдите и расскажите об этом старшеклассникам!
Не говорите им сразу про десять заповедей, про целомудрие, смиренномудрие, про Серафима Саровского.
Расскажите им про то, что если вы не полюбите чистоту, вы будете преступниками.
А, уже рассказав детям об этих экспериментах, можно подойти и к теме чистоты внутренней. И, соответственно, внутренней грязи…
Пожалуйста, ищите такие примеры.
Ищите их сами.
Читайте книжки для этого.
Читайте газеты для этого.
Читайте для этого журналы специальные.
Постоянно находитесь в поиске тем для разговора с людьми.
С людьми нужно разговаривать.
Это банальная вещь – с людьми нужно разговаривать!
Нужно послушать человека, потом сказать что-то человеку. Потом понять вдруг что-то очень важное – и для себя, и для него.
А бывает так, что слушаешь человека и вдруг понимаешь: да мне нечего ему сказать!
Ну что ж, это тоже опыт…
Зато потом он у тебя однажды спросит о чём-нибудь, а у тебя как будто – раз! – и с языка соскользнёт нечто священное и благословенное. И он впервые от тебя услышит то, что никогда ни от кого не слышал.
Общаться надо. Разговаривать надо.
Поэтому наши храмы нуждаются в литургии после Литургии.
Я напомню, что греческое слово «литургия» переводится как «служение», как «общее дело».
Так вот, закончилась литургия – останьтесь. Останьтесь. Разлейте чай, сядьте, поговорите, поспрашивайте, побеседуйте.
Наши люди, оказавшиеся за рубежом, иногда вспоминают о том, как они жили в трёх шагах от храма и никогда не ходили туда.
Теперь они оказались в Арканзасе, в Иллинойсе, в Нью-Мехико, и храмы от них – на 300, 400, 500 километров от дома. И они раз в месяц едут туда, как к мамке в руки. Приезжают – и на целый день там остаются.
И никуда не уходят после Литургии.
И не хотят никуда уходить, а хотят говорить, рассказывать, ещё молиться, ещё говорить.
Вы этого хотите?
Вы хотите оказаться на чужбине, чтобы там полюбить Родину?
У нас было несколько волн эмиграции, когда хамски относившиеся к своей, якобы Святой Руси, люди вымывались миллионами за рубеж: в Шанхай, в Сербию, в Париж, в Аргентину, в Америку (Северную и Южную), и только там находили Бога!
Только там они вдруг понимали смысл слов: «Христос воскресе из мертвых!».
И там уже заливались слезами.
И там ложились в землю – под пальмы, а не под березки.
И там получали великий опыт позднего обретения того, что некогда было у них под носом…
Наша Церковь слишком домашняя, слишком близкая.
Она слишком привычная для нас.
Я умоляю вас: откройте для себя эту ложную привычность.
Ведь мы не знаем Церковь!
Мы не знаем службу и нам нужно расшифровать её для себя.
Каждый из нас должен понять службу на «ять».
На «ять»!
Чтобы каждый православный человек понимал всю вечернюю – её структуру, её молитвы; всю утреннюю и всю Литургию.
Мы должны знать службу так, как рыба знает воду.
Это тоже наша задача.
Священники должны учить этому людей.
Мы должны обязательно помогать друг другу деньгами.
Я не могу дать, например, нуждающемуся тысячу гривен. И второму – ещё тысячу гривен. Но я могу каждое воскресенье дать 10 гривен! И ты можешь дать 10 гривен. И если нас будет сто, то каждый по 10 – будет тысяча!
И все вместе мы можем собрать необходимую сумму кому-то нуждающемуся.
Мы совершенно перестали думать об этом.
Церкви наши должны учить, лечить, помогать и поддерживать.
Нам не нужно создавать какие-то новые структуры для того, чтобы возродить эту идею Святой Руси и реализовать её на самом деле.
Как говорил Кураев, мы – старообрядцы Европы.
Мы сегодня являемся теми европейцами, которыми сами европейцы были 200, 300, 400 лет назад.
Мы такие же просвещенные Евангелием (немножко диковатые, немножко образованные), какими были европейцы до современных новшеств по части гендерных прав и по части легализации однополых браков.
Даже есть такая идея, которой я с вами сейчас поделюсь…
В западном мире существуют миллионы христиан, которым не нравится то, что там сегодня происходит.
Они бы и согласны бороться, но их никто не слушает.
Так вот, мы с вами можем стать паровозиком этого священного христианского консерватизма в Европе.
Это наше ноу-хау.
Мы можем войти в Европу с лицом священного консерватора. Не с лицом подхалима, который согласен принимать любые новшества и всё, что ему пошепчут и прикажут, а с лицом человека, имеющего достоинство.
Вот это будет настоящее вхождение в Европу!
Что значит быть европейцем?
Если вы слушаете Баха, вы – европеец.
Если вы знаете разницу между классической французской живописью XVIII века и импрессионистами – вы настоящий европеец.
Если вы читали что-нибудь из европейской философии и понимаете, что вы прочли – вы настоящий европеец.
Вот что такое – путь в Европу!
Это постижение культурных достижений того общества, в которое мы, якобы, хотим войти.
А вот перенимать грехи и узаконенные пороки этого общества – это самый худший подвид европейства.
Это, в принципе, признак отсутствия хребта у человека и общества.
Так вот, христиане, нам нужно, прежде всего, переоценить то, что мы – христиане.
Ты кто? Христианин.
В Книге Деяний мы читаем, что так начали называться ученики Господа в Антиохии.
Какое наше имя? Христианин.
А какой христианин? Православный христианин!
Громадность определения кружит голову.
А кто такой православный христианин?
Это христианин, который умеет правильно славить Творца неба и земли.
Он правоверный и одновременно – православный. Но этому нужно научиться, и других потом научить!
То есть мы находимся в преддверии большой работы.
Поверьте мне – люди, у которых за спиной есть крылья, а за душой есть убеждения – это непобедимые люди.
Это совершенно непобедимый народ.
И нам нужно просто постараться перевести эти все наши внутренние богатства из теоретических – в практические, из потенциальных – в актуальные.
Задача эта должна решаться на приходах.
Ни одного воскресного дня без Литургии!
Ни одной недели без прочитанной книги! А потом прочитанное нужно обсуждать, о нем думать, рассказывать, то, что понято – записывать…
Общаться нужно.
Бывает так, что я своих детей не могу научить, потому что, как Мандельштам писал: «Своё родство и скучное соседство мы презирать заведомо вольны».
Я не смогу своих научить – для своих я просто «батя». Но я чужих научу, а чужие моих научат. Такой закон.
Есть такая еврейская байка, про то, что у праведников в раю длинные вилки.
Представьте себе стол, накрытый самыми вкуснейшими вещами, которые только можно представить, а вилка у вас – как весло. Вы наколоть можете всё, что угодно, но в рот себе никак не доставите. А вот другому – пожалуйста, а тот – вам.
Это – рай.
Думать о других – это и есть рай!
У этой байки есть несколько вариантов.
Например, говорят, «у праведников в локтях руки не гнутся». То же самое: вот здесь взял – тому дал, а он – тебе.
Понимаете?
Вот когда у нас перестанут гнуться руки, тогда можно говорить о каком-то приближении к Православию…
Эти вещи понимали люди, которые задолго ещё до Христа жили, и Христа они не приняли.
Но мы-то приняли Христа! Поэтому нам тем более нужно руки в локтях не гнуть!
Мы должны другим давать.
Кстати говоря, словосочетание «Святая Русь» вошло в широкий обиход, благодаря Владимиру Соловьеву.
Вы можете не любить его. Вы можете не читать его. Или читать и не любить.
Он был очень критичный человек, но именно он ввёл это золотовалютное выражение – «Святая Русь».
Он говорил, что в конце времён христиан будет мало, но христиане будут настоящие и они будут вооружены всеми видами знаний.
Всеми видами знаний!
То есть – настоящего христианина на мякине не купишь, и поманипулировать его сознанием никому не удастся!
Если я, например, православный доктор или биолог, ты, сынок, не упражняйся и не рассказывай мне про обезьян. Я знаю, что один только глаз человеческий, его сложность и красота, есть такое чудо, которое без разных лишних доказательств убеждает меня, что у мира есть художник!
Православный офтальмолог – это совершенно естественное явление.
Православный физик – совершенно естественное явление.
Православный биолог, православный филолог, православный историк…
А у нас довольно часто встречаются такие вещи, когда молодой человек или девушка начинает ходить в храм, и через некоторое время говорит: «Я хочу бросить учебу в ВУЗе и отдаться духовной жизни».
Встречали вы, наверное, таких фокусников?
Что говорят духовники в этом случае, как правило? «Не, не, не, сынок. Не бросай ничего, доучись. Доучись за послушание».
И молодой человек доучивается, приходит и говорит: «Спасибо».
Нельзя бросать учебу!
Нам нужны умные христиане. Бестолочей у нас и так хватает.
Церкви нужны умные христиане – христиане-специалисты в разных областях.
Основная беда наша в том, что современный мир делает человека «плоским».
Он делает его потребителем, эгоистом и суетным существом – таким надутым шариком: его надули и отпустили. Он полетал – и упал. Всё …
Православная же вера – это вера гармоничного человека.
Она очень красивая.
Она очень широкая.
Она очень изящная.
Она очень глубокая.
Она такая… вот как храмы наши.
Почему люди всегда строили и строят красивые храмы?
Почему бы не построить такую халупу, крестик нарисовать и сказать: «Иди, молись»! Дом молитвы, типа…
Нет!
Хочется, чтобы было красиво.
Душа красоты хочет! Чтобы вот так вот посмотрел и аж сердце зашлось: «Боже! Как красиво!»…
Православная вера – она красивая и она требует от человека умения понимать красоту.
Она – умная, и она требует от человека умения оценить ум.
Она – глубокая, и она требует от человека умения понять глубину.
Если человек плоский, примитивный, ограниченный, куцый, корявый, у него не получится быть православным – он будет сектантом.
Сектантство – это как раз и есть такая узкая и мелкая корявость. Все сектанты узкие и мелкие.
И мир современный стремится сделать из человека мелкого потребителя – гаденького, стыдненького человечка, который чуть-чуть грешит, чуть-чуть стыдится и ничего высокого в голове не имеет.
Такой человек говорит: «Да бросьте вы всякую метафизику! Думайте про то, где скидки в магазинах!».
Это – современный мир.
А православие говорит: «Думай о вечном. Думай о красивом. Смотри в небо».
Учи стихи, – говорит Православие человеку.
Смотри хорошее кино.
Научись разбираться между красивой картиной и некрасивой картиной. Научись понимать: почему эта картина красивая, а эта – убожество?
Вдумывайся в Евангелие. Учи его наизусть.
Учи Евангелие наизусть!
Человеческая память способна запомнить в миллион раз больше, чем мы помним сегодня.
Так давайте – думайте, учитесь!
Поверьте мне: только на базе совершенствования человека, расширения его внутреннего поля житейского, его творческих способностей мы будем понимать – как вести себя дальше. Современный православный человек должен духовно и интеллектуально распуститься, как красивый цветок.
Только образованный и внутренне красивый христианин может показать миру красоту христианской церкви.
И такой человек не будет простым «захожанином» – таким, что просто зашел-вышел, свечку поставил и убежал.
Нет!
Он будет прекрасно знать – зачем он приходит в церковь.
Он будет знать всех, кто приходит в храм вместе с ним.
И он будет готов помогать им, а они будут готовы помочь ему.
Вот где наша правозащита!
Кого мне бояться, если я знаю, что за моей спиной – вся община?
Но чтобы это произошло, надо молиться друг за друга, учиться, смотреть направо, смотреть налево, узнавать – кто рядом.
Научиться их, если уж не любить, то, по крайней мере, уважать.
Если уж не уважать, то, по крайней мере, терпеть.
Сегодня терпеть, завтра – уважать, послезавтра – любить.
И двигаться вперед – к Святой Руси, потому что ею мы никогда ещё не были.
Нам нечем хвалиться.
Но мы должны стать Святой Русью!
У нас для этого есть все возможности.
Протоиерей Андрей Ткачёв
Нет Комментариев