В годы Великой Отечественной войны она стала «голосом блокадного Ленинграда», «музой осаждённого города». Её стихи, звучавшие из репродукторов и в самые трудные дни, помогли многим ленинградцам выжить. Умирающие от истощения люди слушали обращения поэта из чёрных «тарелок» репродукторов и укреплялись в вере дожить до победы.

В стихах о Пискарёвском кладбище она скажет со своей осознанно выбранной, воистину «аскетической простотой»: «Но знай, внимающий этим камням, никто не забыт и ничто не забыто». Теперь эти слова высечены на Мемориальной стене Пискарёвского кладбища.

Лучшие строки поэта Ольги Берггольц, прожившей драматичную жизнь, чеканны нередко. Не случайно некоторые из них остаются в бронзе на наших памятниках Великой Отечественной войны. Ну, в самом деле, «Над нами встанет бронзовая слава, держа венок в обугленных руках…» – разве это не скрижальные слова?

Ольга Берггольц родилась 16 мая 1910 г. – в нынешнем году исполняется 110 лет – в семье военно-полевого хирурга Фёдора Христофоровича Берггольца, воевавшего против немцев в Первую мировую, потом против белых в Гражданскую и ходившего по льду Финского залива подавлять кронштадтский мятеж, а потом несколько десятилетий лечившего заводских рабочих в пригороде Ленинграда.

«Я пытаюсь связать живой облик поэта с теми стихами, которые врезаны в гранит истории, – написал литературовед и критик Лев Аннинский в очерке «Ольга Берггольц: «Я… ленинградская вдова». – Мадонна блокады, исповедница трагизма русской жизни, несгибаемая коммунистка – каким запредельным чутьём ловила она подступавшую тьму в зареве будущего и ставила самоотречение гибели выше того счастья, к которому приготовилось её поколение? И как не сломилась ни верой, ни духом, когда испытание пало на всех? Что означает её судьба: победу ослепительной веры над тьмой или ослепление верой, когда тьма охватывает в реальности? А может, и то, и другое: тьма и свет разом, светлые миражи Двадцатого века, без которых не перейти было чёрные бездны Двадцатого века? И всё это – в пряменькой хрупкой женщине, обрезавшей когда-то косы – как при переходе в монашеский чин – во вдовий чин коммунистического воинства – во владение всем накопленным в человечестве наследием. … Аура её присутствия в нашей культуре – мощнее и сильнее воздействия отдельных её произведений, за которые она получала Сталинские и прочие премии как за программные».

Читая автобиографию Ольги Фёдоровны, узнаём: в 1937 г. её исключили из партии, через несколько месяцев арестовали, а в 1939-м освободили, полностью реабилитировав. Редкий случай.

И в стихах 1941-го она, ничуть не проявляя обиды за несправедливость, говорит:

Мы предчувствовали полыханье
этого трагического дня.
Он пришёл. Вот жизнь моя, дыханье.
Родина! Возьми их у меня!

В блокадный ленинградский радиокомитет поэтессу судьбоносно направила писательница Вера Кетлинская: «Она ощущала каждую бомбу и каждый снаряд направленными прямо в неё… и всё же ходила, не прячась».

Уже 31 августа 1941 г. враг перерезал последнюю железнодорожную ветку из Ленинграда.

Мы будем драться
с беззаветной силой,
мы одолеем бешеных зверей,
мы победим, клянусь тебе, Россия,
от имени российских матерей.

Неудивительно, что люди вдохновлялись таким пламенным стоицизмом.

Какие ж я могла найти слова?
Я тоже – ленинградская вдова.
Мы съели хлеб, что был отложен на день,
в один платок закутались вдвоём,
и тихо-тихо стало в Ленинграде,
Один, стуча, трудился метроном.
И стыли ноги, и томилась свечка…
Вокруг её слепого огонька
образовалось лунное колечко,
похожее на радугу слегка.
Когда немного посветлело небо,
мы вместе вышли за водой и хлебом
и услыхали дальней канонады
рыдающий, тяжелый, мерный гул:
то армия рвала кольцо блокады,
вела огонь по нашему врагу.

Разумеется, оккупанты внесли Берггольц в чёрный список на расстрел. Ещё бы!

О, любовь моя, жизнь и радость,
дорогая моя земля!
Из отрезанного Ленинграда
вижу свет твоего Кремля.

Рассказывает блокадный апокриф: когда В. Кетлинская раздобыла немного рыбьего жира и приготовилась жарить лепёшки из «причудливого месива, куда основной массой входила кофейная гуща», – позвонила Ольге и позвала. Та ответила: «Иду». Идти надо было полтора квартала, в полной темноте. Возле филармонии она обо что-то споткнулась, упала на полузанесённого снегом мертвеца. От слабости и ужаса не смогла подняться, стала застывать… и вдруг услышала прямо над собой свой голос – из репродуктора. Он и заставил её встать:

Сестра моя, товарищ мой и брат,
ведь это мы, крещённые блокадой!
Нас вместе называют – Ленинград,
и шар земной гордится Ленинградом!

ЗИНАИДА ШАРКО читает стихи Ольги Берггольц

Вспомним некоторые вехи становления этой незаурядной личности.

Оля сама отправилась в трудовую школу № 117, в 14 лет стала пионеркой и пролетарской активисткой, комсомолкой. Сочинила первые стихи – «Пионерам». В 15 лет пришла в рабочий клуб, в молодёжное литобъединение «Смена», куда заходили и поэты-кумиры – Э. Багрицкий, В. Маяковский, И. Уткин. Начинающую поэтессу похвалил К. Чуковский. В 1925 г. строчки её «Песни о знамени» были опубликованы газетой для детей «Ленинские искры».

По свидетельству поэта С. Наровчатова, взгляд голубых глаз Ольги был «прям и бесстрашен до отчаяния».

Как будто я стою босая
На казахстанском злом песке,
И нет воды, и все не знают,
Что жизнь моя – на волоске…

«Ленинградская поэма» – посвящение Ленинграду и ленинградцам , читает Ольга Берггольц, Ленинград, 1963

Браки её были трагическими. Первый – ранний, короткий, с поэтом Борисом Корниловым, который будет в 1938-м расстрелян в связи с делом об убийстве С. Кирова. В момент встречи ей было шестнадцать лет, а ему девятнадцать. Брак распадётся ещё до арестов, оставив в душе Ольги долгий и, по замечанию поэта Н. Тихонова, «мучительный и печальный след».

Но второй муж, университетский однокашник по ленинградскому филфаку Николай Молчанов, принесёт ей счастье на несколько предвоенных лет. В его боевой характеристике была фраза: «Способен к самопожертвованию». Вопреки инвалидности, он отправился на строительство укреплений на Лужском рубеже, в начале 1942-го у него обострилась эпилепсия, он попал в ленинградский госпиталь и 29 января скончался.

Вот как опишет трагический эпизод харьковчанка О. Оконевская. Берггольц пришла в госпиталь, где скончался её муж. «Солдаты попросили Ольгу Фёдоровну навестить их в последний раз: “Почитайте нам стихи на прощанье”. Читала. Бойцы слушали, плакали. Никто не хлопал. Но каждый молча налил в котелок Николая ложку супа. Он стал полным. “Поешьте, товарищ поэтесса!” Без единого слова благодарности она съела всё, что было в этом солдатском (братском!) котелке. “А щи-то посоленные”, – вспомнилось вдруг тургеневское. Она вышла из госпиталя. Уже навсегда. Больше сюда идти незачем и не к кому. Она шла от умершего мужа по улицам умирающего города в радиокомитет – к живым. Казалось, ветер несет её куда-то и, поднимая над Ленинградом, растворяет в нём. И вдруг она поняла, что любовь не умирает вместе с ушедшим. Она превращается в любовь-память, любовь-силу, будет жить в ней и заставит жить её…»

Берггольц скажет потом: «Любовь моя. Всегдашняя».

Ольга Берггольц

Литературоведы правы: чуть ли не все стихи Берггольц пронизывает вдовий траур. И две маленькие дочери Ольги Фёдоровны умерли одна за другой от болезней ещё до её ареста (одна дочь – от первого мужа, другая – от второго). Ребёнок от третьего мужа погиб в материнском чреве из-за блокады.

Ольгу Берггольц не только арестовывали, но и выпускали, не только высылали из Ленинграда, но и спешно возвращали – продолжать радиовыступления, не только исключали из Союза писателей СССР, но и восстанавливали, не только пропесочили сразу после войны за «упадничество» и «пессимизм» блокадных стихов («исключительно тема страдания»), но и вручили Государственную Сталинскую премию (1951). Тяжелая судьба! Но Берггольц оставалась с несгибаемыми принципами. Свою трагедию «Верность» она завершила словами «Народ и Партия». И вместе с тем смело публично заявила, что травля Ахматовой после Постановления 1946 г. по докладу Жданова – несправедливость и ошибка.

Анна Ахматова и Ольга Берггольц. 1947 г.

Нельзя не поделиться историей дружбы двух Ольг, характеризующей и крепящей узы Ленинграда и Харькова. К слову, эти города-побратимы занимают первое и второе места соответственно по числу относительных потерь населения в годы Великой Отечественной войны. Так вот, с Ольгой Фёдоровной Берггольц, в 1938 г. работавшей учительницей, много лет дружила и написала книгу воспоминаний Ольга Максимовна Оконевская, заслуженный учитель Украины, несколько десятилетий преподающая словесность в Харьковской средней специальной музыкальной школе-интернате. «Я была счастливым свидетелем музыки души поэта…» – утверждает О. Оконевская, книга которой «И возвращусь опять…» была дважды издана в Санкт-Петербурге – к 30-летию со дня кончины поэтессы (О. Берггольц ушла из жизни 13 ноября 1975 г.) и к 35-летию.

Книга О. Оконевской об О. Берггольц «И возвращусь опять»

Харьковчанка Оконевская признаётся: «Её рассказы, воспоминания, высказывания ощущались мною, как звук снаряда, разорвавшегося так близко, что чувствуешь его испепеляющий жар и запах гари».

Ольга Максимовна познакомилась с О. Ф. Берггольц в 1964 г., занимаясь дипломной работой о блокадной поэзии и подвиге блокадной музы, и последние двенадцать лет жизни поэтессы была с ней неразрывно связана, во время каникул и отпусков жила в её доме на Чёрной речке, бывала на премьерах и творческих вечерах.

Ольга Берггольц читает свои стихи. Архивное видео

«Я видела, – пишет автор, – как у портретов и скульптур Берггольц на коленях стояли блокадники, их дети и внуки. Есть ли ещё поэты, перед памятью которых благодарные читатели склоняются не в метафорическом, а в прямом смысле?»

Книга основана на большом документальном и фактическом материале, на воспоминаниях (от одноклассников и учеников Берггольц до блокадников, друзей, коллег). В ней – жизнь и творчество поэта (с детства за Невской заставой до последнего пути на Литераторские мостки старинного Волкова кладбища). Для книги был собран большой иллюстративный материал, в том числе и никогда не публиковавшийся. Добрый отзыв о ней дал ещё на стадии подготовки рукописи известный харьковский поэт Борис Чичибабин. Факсимильную запись стихотворения «Лицо Победы», посвящённого Берггольц, подарил Евгений Евтушенко. Книга Оконевской о Берггольц – поклон автора поэту и блокадным читателям, дань уважения уникальной в истории литературы службе поэзии и высокой гражданственности её автора.

Строки Ольги Берггольц поразительно, даже в деталях, актуальны и для Украины и в наши дни, когда официальный Киев игнорирует память Великой Победы.

И ночь ли будет, утро или вечер,
но в этот день мы встанем и пойдём
воительнице-армии навстречу
в освобождённом городе своём.
Мы выйдем без цветов,
в помятых касках,
в тяжёлых ватниках,
в промёрзших полумасках,
как равные — приветствуя войска.
И, крылья мечевидные расправив,
над нами встанет бронзовая слава,
держа венок в обугленных руках.

Станислав МИНАКОВ