Почти никто в России не говорит о самом первом киевском майдане, хотя 28 лет назад, в октябре 1990 года произошла так называемая «Революция на граните», которая стала основой для многих будущих трагических событий распада СССР и Украины.
«Википедия» сообщает об этом событии сухо и глянцево, говоря о том, что эта была «сильнейшая акция времён борьбы за независимость Украины». 2 октября 1990 года более 100 студентов (большинство – из Киева, Львова и Днепропетровска) установили палаточный городок и начали голодовку на площади Октябрьской революции (теперешний майдан Незалежности). В их поддержку забастовали другие учебные заведения, протестующие перекрыли движение транспорта, окружили Верховный Совет и захватили корпуса Университета имени Шевченко. Студенческие акции протеста прошли в областных центрах, таких как Луганск, Донецк, Львов. Под давлением «полуподпольных общественных организаций» власть предоставила студентам возможность выступить в прямом телеэфире на УТ-1 (центральному телеканалу УССР – прим. И.Д)».
Власти не только дали протестующим доступ на телевидение, но и с необыкновенной легкостью удовлетворили почти все их сепаратистские и антигосударственные требования, как будто давно ждали их. В том числе тогда было сорвано подписание нового союзного договора, срочная служба украинцев в армии начала происходить только на территории Украины, что разрушало всесоюзный организм армии, был отправлен в отставку председатель Совмина УССР Виталий Масол, который тогда был настроен сравнительно пророссийски, за существование Союза.
Так получилось, что я был тогда киевским студентом, поэтому могу точно сказать – все происходило совсем не так, как вещает либеральная «Википедия». Да, это была действительно сильнейшая акция украинских сепаратистов, но именно поэтому не могло быть и речи, что ее провели «полуподпольные общественные организации». Например, почти никакой стихийной поддержки акции со стороны киевских учебных заведений не было. Этой «стихией» очень четко управляли большие люди, входившие в высшую партноменклатуру УССР.
Например, факультет вуза, где я учился, выгонял лично декан — карьерист и хитрец, который без отмашки ректора никогда бы так не поступил. Излишне говорить, что эти товарищи имели в кармане партбилеты и никогда не были замечены в «щиром украинстве». Сгон студентов на революцию они производили в «добровольно-принудительном» порядке, как раньше на первомайские демонстрации. Колонну нашего факультета возглавил комсорг факультета — еще больший карьерист, чем декан, — позже он стал банкиром. Это был выходец с Восточной Украины, по происхождению – великоросс. Бедолага тужился, но никак не мог написать по-украински название нашего вуза и националистические лозунги на плакатах. Я, теоретически, мог бы ему в этом помочь, поскольку, будучи коренным украинцем, прекрасно знал, как это пишется. Но у меня никогда не было особого желания помогать делающим карьеру комсоргам, а тут просто возникло большое желание тихо оттуда уйти, что я и сделал.
Не могу, правда, похвастать тем, что в свои тогдашние 18 лет я разобрался в происходящем политическом спектакле. Нет, глубинной сути происходящего я не понял, однако все же осознал, что ни о какой «свободе» и речи нет, что некие большие люди силой втягивают нас в какой-то грандиозный обман. Правда, справедливости ради надо сказать, что на нашем факультете уже попадались и реальные украинские националисты, которые сами радостно поскакали в центр Киева. Но таковых были считанные единицы. Большинство же студентов готово было сбежать с демонстрации, но боялось декана. Он, кстати, заметил мой уход, что-то угрожающе крикнул вслед, но он не запомнил моих данных – у него было очень много студентов.
Я точно знаю, что так же гнали на революцию студентов из других киевских вузов. Среди протестной группы «голодавших» были и убежденные националисты, но без согнанных по приказу свыше студенческих масс вид этой кучки был бы жалок и «революция на граните» провалилась бы с треском. Более того, в тот период мне довелось пообщаться с одним студентом из Пединститута Дрогобыча (Львовская область), который тоже участвовал в акции. Он рассказал мне, что даже в среде «голодающих» многие совсем не голодали и считали реально голодавших фанатиками.
Что интересно, даже некоторые активные участники протестов публично признали факт принудительного сгона учащихся. Так, в начале октября 2019 г. в соросовской «Украинской правде» вышел большой материал с воспоминаниями участников «революции». Так вот, Вахтанг Кипиани, позже ставший известным украинским журналистом, заявил: «Даже некоторые преподаватели полупринудительно выгоняли студентов на протест». На деле их выгоняли, конечно, ректоры, деканы, подгоняемые высшей партноменклатурой УССР, которая уже тогда вынашивала планы отделения от союзного центра. Просто преподавателей за такое бы моментально уволили.
Это подтверждается и заявлением другого участника студенческой акции. «Эту идею (голодовки – прим И. Д.) мы сплагиатили у болгар. Наши львовяне поехали по комсомольской путевке (!) в Болгарию (во Львове тогда все поголовно уже были антикомсомольцами, и они успешно захватили в себя комсомольские организации, используя их ресурсы)…» — заявил Михаил Свистович.
То есть актив первого майдана ездил перенимать опыт цветного переворота по комсомольской путевке, будучи при этом «антикомсомольцами» и захватив ресурсы ВЛКСМ. Такое возможно только в случае помощи вышестоящих партийных инстанций…
Форма протеста именно в виде голодовки была рассчитана на психологию советского человека. Тарас Прохасько, участник акции:
«Тогда была очень эффективная всеохватывающая советская пропаганда, которая показывала, как голодают и бастуют на Западе. Поэтому все знали, что голодают только хорошие люди. Плохие – не голодают. Поэтому к нам советский народ отнесся хорошо. Все нас жалели, но поддерживать мало кто спешил».
Вот именно: никто эту затею не поддерживал, кроме школьников и студентов, насильно выгнанных на акцию руководством учебных заведений, и кроме небольшой кучки фанатиков-националистов.
Участники акции совершили массу правонарушений, но их никто не тронул, чему протестующие наивно удивились. При этом КГБ УССР собирал информацию об акции с самого момента ее начала. В то время в УССР действовала отлаженная за много лет репрессивная машина, и если мероприятие не было пресечено еще на стадии его обсуждения организаторами, значит у протестующих были очень серьезные покровители, что подтверждают и сами участники «Революции на граните»…
Олесь Доний, участник акции: «Одним из первых дней к нам пришел председатель Верховной Рады Леонид Кравчук. Этим он показывал, насколько открыт к общению, как и Горбачев, и мы с ним вели переговоры».
Замечу, что спустя всего 2-3 года бывший идеолог ЦК КПУ Кравчук станет долларовым мультимиллионером. А обнищавшее в результате его грабительских «реформ» население будет штурмовать правительственные здания. Но Кравчук уже не выйдет ни к бедным шахтерам, ни к учителям и врачам, потерявшим сбережения, работу и надежды на будущее. Поэтому в сердобольность властей УССР, которые «вдруг» решили угождать неким студентам, вериться с трудом…
Последний глава КГБ УССР Николай Голушко в своих мемуарах намекнул на то, что уже тогда намечалась смычка части партноменклатуры с западными спецслужбами. Голушко не захотел служить «незалежной» и уехал работать в Москву, так что, думаю, лично у него действительно было желание пресечь хаос сепаратизма и национализма, но не было возможности. Этому мешала как местная партноменклатура, так и московская. Последняя собиралась сдать национальные республики Западу и заняться дележом громадной госсобственности РСФСР. В КГБ УССР значительная часть аппарата к тому времени давно сомкнулась с сепаратистски настроенной частью партноменклатуры и националистическим подпольем, завязанным на западные спецслужбы. Поэтому аппаратчики КГБ потом идеально вписались в режим Кравчука, причем первый замглавы КГБ УССР Евгений Марчук вскоре стал премьер-министром.
«Наглядным примером натиска закордонных спецслужб является статистика: в 1990 году сложную в оперативной обстановке Львовскую область посетило 109 установленных иностранных разведчиков (!)… Мы… не сидели сложа руки. Однако наши усилия и достигаемые результаты носили чисто локальный характер. Захват с поличным агентуры и эмиссаров иностранных разведслужб даже при непосредственном проведении ими подрывных акций требовал согласования с высшими инстанциями в Москве. Пресечение подрывной деятельности иностранных граждан в большинстве своем не санкционировалось под предлогом необходимости обеспечения важных международных мероприятий… — написал Голушко. — Обстановка в республике накалялась, с каждым днем грозила правительственным кризисом. В результате спланированных провокационных акций и при прямой поддержке Кравчука митингующие добились отставки правительства Масола, что вдохновило националистические элементы на требования дополнительных уступок со стороны властей… Палаточные городки явились новой формой протеста, который был применен против существующей власти только на Украине».
При этом даже националисты признавали, что их идей украинской независимости практически никто не разделял. Михаил Свистович: «…мы в меньшинстве <…> но народ уже начал задумываться о независимости Украины, хотя раньше это мало кому могло прийти в голову«.
17 марта 1991 года прошел всесоюзный референдум, полностью подтвердивший это мнение сепаратиста. За сохранение СССР проголосовали 70,2 % населения УССР. Да, в декабре того же года республиканская номенклатура вырвала у населения согласие на отделение от Союза. Но это было сделано с помощью массовых фальсификаций и прямого обмана: было сказано, что голосование за независимость идет путем «осуществления Декларации о государственном суверенитете Украины», а в ней шла речь только о расширении прав УССР в рамках Союза.
Власти УССР постоянно как бы «шли на уступки» националистическому меньшинству, на самом деле прикрывая этим фиговым листком свои сепаратистские амбиции. И это привело сначала к трагедии разрыва с остальной частью России, к обнищанию, потом — к крайней зависимости Украины от ярма западного олигархата, потом – к гражданской войне.
Итак, на первом майдане Украины была обкатана модель «цветной революции», где режиссеры из прозападной части верхушки организовывают «народное восстание», вытесняя с помощью политического спектакля всех мало-мальски прорусских политиков. Два остальных майдана делались по той же схеме, только более изощренно, прикрываясь целой сетью «общественных» организаций и религиозных конфессий.
В середине нулевых уже созрели массовые сектантские и униатские организации, структуры «правозащитников», крупные движения футбольных фанатов, полностью контролируемые олигархатом и Госдепом США. Но в 1990 году подобные структуры еще только зарождались, и властям пришлось симулировать «стихийное восстание студентов», как единственной мобильной силы, которую можно было сравнительно легко вывести на улицы и выдать за «общественный порыв украинских патриотов». Как и на последующих майданах прозападные представители власти путем ухищрений парализовали здоровую часть силовых структур, вынудив ее бездействовать. В ту пору еще не было интернета и соцсетей, поэтому пришлось прямо дать доступ статистам спектакля на телевидение. Также была задействована манипулятивная технология по созданию видимости единства регионов Украины в прозападном векторе: для руководства «Революцией на граните» был создан триумвират сопредседателей – от Львова, Киева и Днепропетровска. Хотя на самом деле только во Львове общественная поддержка акции носила более-менее серьезный характер.
Также именно тогда революционеры взяли моду голосить о «борьбе с коррупцией», причем после таких воплей обычно наступало ее многократное усиление. Поэтому когда я слышу, как об этом ныне голосят кликуши московского майдана, подобные многократно судимому Навальному, то у меня сразу возникает одна мысль: эти люди недовольны не коррупцией, а тем, что они сами не включены в ее схемы. После победы «гранитной революции» ее номенклатурные вожди сразу пошли наверх и впоследствии стали красть в очень больших масштабах. Тот же Павел Розенко впоследствии стал замминистра труда при Ющенко и вице-премьером в правительстве Гройсмана и стал воровать в огромных масштабах. Он, кстати, является внуком Петра Розенко, зампредседателя Совета Министров УССР.
Другие организаторы акции тоже пошли вверх. Олесь Доний, тоже из партноменклатурной семьи, стал депутатом многих созывов, а Олег Тягнибок одно время являлся главой целой парламентской фракции, активно участвуя в разных коррупционных схемах.
Тем не менее не стоит ставить клеймо на всех, кто тогда поддался пропаганде, – люди могут меняться в позитивную сторону. Были активисты, которые потом осознали пагубность прозападного курса Украины, например, известный журналист Руслан Коцаба, который даже отсидел при Порошенко за противодействие кровопролитию в Донбассе. Как говорится, когда украинец умнеет, он становится русским. Или хотя бы прорусским.
Нет Комментариев