Идеологема

Среди множества как аналитических тезисов, так и активно задействованных в международной политике и в неизбежно связанной с ней пропаганде, особо выделяется «мир, основанный на правилах».

Для нашей страны эта фраза априори является своего рода символом идеологии американской исключительности, поскольку понимается однозначно – как мир, основанный на американских правилах. Логично, что при таком восприятии данная идеологема отторгается и не имеет никаких шансов в России на соглашение с ней.

Однако на самом деле эта идеологема не столь уж однозначна. Не в том плане, что США в принципе не занимают позицию агрессивного американоцентричного прозелитизма. Занимают.

Просто она сложнее, и разбор причинно-следственных связей этой конструкции, кирпичей, из которых ее строили, важен тем, что мы выходим на ряд экономических причин и предпосылок противоречий между крупными международными игроками: Китаем и США. Выводы могут оказаться исключительно интересными и полезными.

Выражение «мир, основанный на правилах», почти не употреблялось в таком словосочетании до 1990 года, изредка встречалось в 90-е годы и 2000-е и вошло в оборот после 2010, с 2014–2015 оно уже частый гость в информационном пространстве, статьях и публичных выступлениях.

Логично, что после весны 2014 года в России его стали записывать на счет противоречий между Россией и коллективным Западом. Однако, если посмотреть на хронологию и частоту употребления, то мы увидим, что главным адресатом, основным нарушителем правил изначально был Китай, а отнюдь не Россия. Россию «пристегнули» сюда, поскольку она пошла дальше Китая, но пошла после Китая и иначе, чем Китай.

Для американских концептуалистов именно Китай стал первым шатателем трубы «порядка на правилах». Звучит необычно, поэтому попробуем в этом разобраться.

Главный нарушитель правил

Если взять и последовательно выписать цитаты «великих», то мы увидим активизацию с 2008 года по нарастающей к 2013 году. Практически везде адресатом будет, опять-таки, прямо или подспудно Китай.

Что характерно, общий смысл в контексте всегда заключался в том, что некие правила китайцы нарушают, но вот системности изложения, где бы раскрывались правила, мы не найдем в то время нигде. Все очень индивидуально и по ситуации.

Вопрос: что же такого начал делать в это время Пекин, раз попал в эти идеологические жернова?

В итоге подобная ситуация стала уже не совсем нормальной даже для самого коллективного Запада, и в 2014 году Г. Киссинджер отмечается большой концептуальной работой «Мировой порядок», где делает попытку свести воедино дискурс, в том числе и вокруг известного выражения.

Работа объемна и претендует на уровень обобщения не ниже, чем «Дипломатия» (1994 г.) того же автора. Следует обратить внимание на некоторых членов команды, которую собрал Г. Киссинджер при работе над книгой «Мировой порядок». У. Лорд – вместе с Г. Киссинджером и долгое время после него, отвечал за американо-китайское направление, Дж. Стэплтон Рой – ответственный за азиатское направление, спецпосланник в Китае, уроженец Шанхая. С ними Г. Киссинджер также работал не только на дипломатическом фронте, но и над другим масштабным проектом – «О Китае» (2011 г.).

Книга «Мировой порядок» не посвящена непосредственно Китаю, там рассматриваются разные направления и исторические периоды, но там много Китая и разных посланий для Китая.

Г. Киссинджер выводит правила и порядок из глубины аж XVII века – Вестфальской системы международных отношений, сложившейся по результатам Тридцатилетней войны в Европе. Именно к ней он постоянно обращается, там раскапывает корни. И это занимательно тем, что как раз Вестфальская система являет между собой договорной баланс между государствами, признающими суверенность друг друга. Т. е. система имеет в основе примат национального государства, суверенных границ и, что не менее важно, принцип баланса суверенных интересов.

Далее он описывает историческую коллизию постепенной утраты в XX веке (за ненадобностью) национального суверенитета Западной Европой, которая вынуждена была впервые после многих столетий опираться на внешнюю силу (США). В условиях борьбы двух блоков вестфальские положения не работали, хотя в этом Г. Киссинджер, понятное дело, винит лично И. Сталина. Но сам же признает, что в двухполярном мире эта система выглядела бы странно.

«Это было тем более важно, поскольку баланс сил в значительной мере формировался за пределами европейского континента. Тысячу лет народы Европы принимали как должное, что колебания в балансе сил могут быть какими угодно, однако сам баланс зависит от Европы… Европейское равновесие, исторически формировавшееся государствами Европы, превратилось в элемент стратегии внешних сил».

Создание Евросоюза Г. Киссинджер трактует своеобразно – как возврат на принципы вестфальской системы, но возврат, который элитами ЕС не осознается в полной мере.

Далее он исследует политические системы Ближнего Востока, Турции, Индии, Китая и Японии, везде пытаясь найти явное или не явное подтверждение тому, что каждая система стремилась или стремится к своему варианту «Вестфаля».

И логика исследования приводит его к тому, что на принципы и правила Вестфальского мира надо вернуться всем и побыстрее. Только при этом «Запад атлантический» и ЕС будут выступать как единый субъект, а вот остальные государства как «сами от себя».

России, кстати, в работе не уделено внимания, все посвящено СССР. Россия характеризуется как априори «азиатская держава», которая будет работать в будущем сама на «своем полушарии».

Треть работы так или иначе посвящена Китаю, которому предлагается заключить Вестфальский мир, но самостоятельно, не формируя геополитических блоков и союзов.

Лукавство старого политика понятно, если учитывать, что столь занятная конструкция меняет в правилах «торговлю» на «миропорядок», вернее – расширяет правила инвестирования и торговли до миропорядка.

Вопрос: зачем понадобилось Г. Киссинджеру плодить новые сущности, если правила большей частью и так прописаны в нормах ВТО-ГАТТ и МВФ?

Торговая война

Дело в том, что никаких правил Китай не нарушал. Однако к 2018 году Д. Трамп объявляет Пекину уже официально «торговую войну». Формальной причиной послужил якобы серьезный «дефицит торгового баланса» для США во взаимной торговле. Дескать, перекос стал таким, что американский производитель уже чуть ли не разоряется.

В реальности, начиная с 2000 года, торговля США и Китая не только постоянно росла, но и в среднем сохраняла пропорцию – Штаты работали с ежегодным дефицитом 65–67 %. В 2019 году товарооборот действительно снизился на 120 млрд долларов, однако пропорция осталась той же. К 2022–2023 году он восстановился, а дефицит как был, так и остался на 65 %. Это иллюстрация того, что дефицит был для Д. Трампа только предлогом, хотя нельзя сказать, что именно в данном случае – предлогом, совсем надуманным.

А вот фондовый рынок проблемой стал, вернее, китайская политика относительно этого рынка.

О том, что Китай ждет очередной финансовый «коллапс», «обрушение», «пузырь» и т. п., заявляется примерно раз в два-три года, и, что характерно, довольно резкие обвалы происходят: 2007–2008, 2011, 2015 и т. д. Однако все восстанавливается. А экспорт Китая зависит, как и прежде, от состояния мировой экономики в целом.

Китай умудрился создать довольно специфическую финансовую модель, которую, в общем-то, не зря называют рискованной, другое дело, что эти риски Пекин уже десять лет обходит, и не в последнюю очередь за счет США. Китайские экспортеры и логисты занимают на фондовом рынке 10–12 %, в то время как львиная доля китайских акционерных проектов – это внутренняя инфраструктура.

Здесь не только знаменитые пустые города или, как сейчас на слуху, железные дороги с минимумом пассажиров, это еще и весь сопутствующий производственный комплекс, где производится много полезного. Часть убыточных проектов списывается, но в основном приток средств с бирж перераспределяется в новые проекты. Это, например, и тот же Новый Шелковый путь. При этом сама логистика обычно не выходит на крупные прямые заимствования на внешнем рынке.

Т. е. Китай строит внутреннюю инфраструктуру, активы в сопутствующих сферах, деньги под это привлекаются с внешних рынков, в том числе с фондового рынка США. Эти средства входят во внутреннюю платежную систему и там либо перенаправляются в виде инвестиций на логистику и экспортное производство, либо на потребление физических лиц, пенсионную и социальную систему, излишки накапливаются или даже «санируются» через фиксацию убытков.

Система в Китае двухконтурная, фактически бивалютная, и самое главное для Пекина и внешних инвесторов – это держать показатель экономической активности, прирост внутреннего потребления как главный маркер. При этом средства от экспорта и доходы от логистики для Пекина поступают отдельно – т. е. выручка идет с двух направлений.

Теперь возьмем США, где фондовый рынок выступает последние годы как кубышка для собирания излишков от печатного станка, который после пандемии там работает на полную мощность. Но вот чтобы обеспечить стабильный рост, основному пулу американских корпораций надо именно экспортировать товары и услуги. Хотя бы топ-300. Они не могут построить свой «город Ордос» и потом списать его с баланса. Американский топ фондового рынка – это именно экспорт. В отличие от Китая.

Однако и китайцам все время требуется почти принудительно оживлять внутренний рынок, в противном случае надувается тот самый знаменитый пузырь, и инвесторы начинают выводить средства. Это довольно рискованные качели, но с точки зрения длительного периода Пекин оказывается в выигрыше, во многом вытягивая средства как раз с американского рынка. Плюс экспорт в США, который в данном случае уже раздражает часть американского истеблишмента просто своим фактом.

Формально Китай никаких правил ВТО или инвестиционных соглашений в рамках МВФ не нарушает, даже присоединился к Базелю-III с его более жестким пакетом правил кредитования. Однако в итоге Китай накапливает огромные финансовые ресурсы, которые довольно сложно подсчитать, поскольку второй контур их финансовой системы не прозрачен.

И теперь понятно, почему Г. Киссинджер решил подвести правила инвестирования и торговли под «новый миропорядок». Это довольно специфическая попытка в методах «старой школы» согласовать с Пекином вопрос о неиспользовании таких финансовых рычагов для формирования блоковой политики. Однако известно, что Пекин на это ответил расширением программ в рамках концепции «Сообщества единой судьбы» и «Пояс и путь».

Ответом уже от США на это, по идее, должны были бы стать проекты вроде PGII и Транстихоокеанского партнерства, где американцы планировали часть сделок вывести в надстройку над ВТО, не ломая самой основы. Б. Обаму сменил Д. Трамп, который вместо сложных комбинаций стал просто блокировать размещение китайцев на американских площадках, вводить патентные ограничения и пошлины, играя, кстати, на грани правил самого ВТО. А ведь на китайских активах зарабатывают и сами американские инвесторы.

Идея новой Вестфальской системы: «У Китая нет экономико-политического блока в ответ на бонусы и стабильность» повисла в воздухе, а «мир, основанный на правилах» теперь больше относится к дискуссиям вокруг США, России и Украины. Но корни этих идеологем лежат в именно разнице экономических моделей США и Китая.

Американцы, с одной стороны, пишут научные работы, где пытаются доказать самим себе, что Китай не сможет работать в рамках своего геополитического полюса, но, с другой стороны, все показатели внешней торговли в той же ЮВА говорят о том, что полюс у Пекина как раз таки складывается, пока экономический, да и не только в этом регионе.

Неоднократно приходилось сталкиваться с мнением, что китайская модель требует слишком точного управления и потенциально несет очень много рисков. Это осложняется еще и тем, что реальные параметры второго контура китайской финансовой системы есть только у самих китайцев, как и показатели, необходимые для расчета потенциального спроса на те или иные товары и услуги, размеры активов.

Сейчас понятно, что подобного рода вестфальские идеи Пекину не интересны, а «мир, основанный на правилах», скорее не устраивает уже сами США, не столько тем, что во многом за их счет у Пекина есть средства, а тем, на что китайцы эти средства тратят.

А решить это не так просто, для этого надо убрать инвестиционные фонды с китайского рынка, а китайские – с американского.

Подобных идей в США витает много, а до реализации все не доходит, тут компетенция требуется повыше администрации в Белом доме.

Ну а пока США и Китай до 13 января и выборов на Тайване выдерживают два месяца тишины. После встречи в Сан-Франциско каких-то громких и знаковых шагов на этом направлении и Пекин, и Вашингтон предпочитают не делать.