Массовость поддержки националистического государства во многом зависит от мещанского согласия с тем, что оно имеет право на существование, что вокруг враги (ну или как минимум есть один страшный враг), что «нас всегда унижали», что «волелюбный нарид» исторически имеет право на реванш, реваншизм и требования всевозможных репараций, контрибуций, сатисфакций и реституций.

Украинский случай ― далеко не исключение в этом вопросе. Трудно объяснить человеку извне, какой мощный эмоциональный удар обрушивается на типичного обывателя, живущего на территории бывшей УССР.

Истерики и кататонические припадки ― это, пожалуй, далеко не преувеличение, чтобы описать волны, периодически прокатывающиеся по всклень, с горкой наполненной обидами и злобами, ненавистью и враждебностью чаше украинской судьбы. Эти волны видны почти визуально, когда в укромедиа или укросоцсетях поднимается очередной девятый вал тщательно культивируемой оскорблённости или униженности, дискриминированности или обиженности.

И роль этого явления ощутимо недооценивается.

Боевая чувственность и консервные ножи для психотрепанаций

Дело в том, что среднему человеку без психических аномалий не так уж и просто убедить себя в том, что его батько ― Бандера, а не какой-нибудь Сидоров Иван Петрович, достойнейший человек, которого он знает энный десяток лет.

И даже если кувырсот швырнадцать раз ему повторить, что «совок был плох», то этого ещё не хватит, чтобы, живя в построенном при Брежневе доме и пользуясь ежедневно созданным при Сталине или Хрущёве общественным транспортом, это принять безоговорочно.

За этим должны стоять чувства. Эмоции. И если эти чувства, эмоции, аффекты, ощущения укоренены в самой человеческой жизни, биографии человека, его близких, его собственном доме, это одно дело. Но проблема любой политической химеры в том, что она не имеет никакого непосредственного отношения к жизни людей.

Кстати, заметим в скобках, что поэтому же современные «тварцы» и близко не понимают мотивации и причин поступков людей других эпох. Вот поэтому их герои такие ходульные, вот поэтому зритель в них не верит. Зоя Космодемьянская, которая идёт на смерть за трамвайчик и пирожки, это понятно и доступно «тварцам», которые сами рассуждают желудком и печенкой, но совершенно не воспринимается массами зрителей, которые парадоксальным образом здесь оказываются возвышенней и чище самопровозглашённой совести (СС) и самозваной русской интеллигенции (СРИ). Даже если сами зрители не оперируют такими возвышенными категориями, они просто-напросто не хотят видеть на месте героя такое же ничтожество и обывателя, каких миллионы вокруг. Герой должен быть не только один, но и уникален, не только велик, но и священен. Его величие, священность, уникальность в том числе поддерживаются его способностью чувствовать многое из того, что недоступно обывателю.

Закроем скобку. Итак, нормальному и психически здоровому человеку в этом смысле просто. Есть набор привычных для него чувств и эмоций из его непосредственного мира ― близких, родственников, друзей, ежепятничного пива или ежевоскресного похода на стадион. Есть набор более высоких чувств и эмоций, которые позволяют «приобщиться» к чему-то более высокому, причём этот набор прописан в его BIOS’e давно и прочно ― школой и мультфильмами, книжками детства и материнскими песнями. Как там у классика? «Все мои убеждения, и то не политические, а частные, сводятся к трем чувствам: я люблю моего отца, уважаю господина Морреля и обожаю Мерседес».

Но вот в этом кратком кредо есть всё. Всё, уложенное компактно и удобно, разложенное по полочкам в голове и сердце.

Однако иногда все эти нехитрые пожитки улетают в хлам.

Потому ли, что происходит общественный катаклизм и приходится провести ревизию своего «эмоционального имущества». Помните, как две оплеухи, полученные профессором классической филологии на исходе исторической эпохи, заставили его сильно качнуться влево? Вот это тот самый случай.

Потому ли, что ни с того ни с сего (на самом деле нет, но это неважно сейчас) возникает мысль пересмотреть свою жизнь и свои планы на неё. И тогда вместо профессора классической филологии мы получаем Эллочку-людоедку.

Потому ли, в конце концов, что скромный обыватель попадает в поле зрения политических пройдох и аферистов, которые взламывают консервным ножом навязанных эмоций привычный ему мирок и всучивают ему совершенно новую повестку. Зачем тебе, умненький Буратино, «Букварь», если есть Поле, Поле, Поле Чудес в Стране Дураков?

Вот для массового-то взлома и нужен полномасштабный арсенал боевой чувственности.

Лунный пейзаж человеческих душ

Потому что иначе сама по себе конструкция, которую любой из нас создаёт себе годами, не ломается. Иногда она не ломается даже под мощными ударами извне. «Дни Турбиных», собственно, именно об этом. О том, как маленькие люди, создававшие десятилетиями свой уклад жизни, держатся за него, и привычные песни продолжают петь, пусть даже вместо «за царя, за родину, за веру» идут слова «за Совет народных комиссаров». В случае с Буратино было просто: в его пустой голове никаких конструкций не было, и взломать его могли даже такие примитивные жулики, как лиса Алиса и кот Базилио. А что делать с годами отлаженными системами общества?

А вот что: после ковровых бомбардировок совестливостью или газовых атак возмущением на месте стройных рядов общества образуется бесформенная, разорванная, друг от друга обособленная, истеризованная, готовая к употреблению, взбитая масса отдельных людей.

На месте сложных ландшафтов ценностей, смыслов, жизненных историй, биографий, сплетений отношений после таких бомбардировок ― лунный пейзаж тоталитарной национальной и националистической любви. Извращённой любви, но другой и не положено.

И каждая из этих израненных, изуродованных душ, в отличие от жертв обычной войны, не ложится перегноем в землю ― нет, она становится ещё одним воином в Армии Мёртвых. А о ком же ещё люди Запада рассказывали, отзеркалив только географию Арды и Вестероса, как не о себе? Это ведь они, люди Запада, лучше кого бы то ни было освоили технологии превращения эльфов в орков, а обычных людей ― в вихтов.

И каждая из этих израненных, изуродованных душ становится порталом в ад. Порталом, через который в этот мир выхлёстывается и извергаются те самые заимствованные эмоции. Навязанные чувства. Импортированные аффекты. Те самые, которые продолжают «жизнь» вихта, крайне мало похожую на настоящую жизнь.

Незавидная судьба, не правда ли? Превратиться в жалкого раба чужих чувств, стать заключённым и одновременно тюремщиком самого страшного из возможных узилищ ― да мало кто вообще может представить, как жестоко невольник секты и холоп нации, яремник чужой ненависти и илот заимствованных амбиций платит за собственную глупость!

Немудрено этих холуев ненавидеть, ведь именно их руками осуществляется господство отвратительных хозяев нынешнего мира. Куда сложнее им посочувствовать.

И не является ли их судьба поводом задуматься, как это осуществляется и что с этим делать, в конце концов?

Разблюдовка эмоциональных ублюдков

Ведь каждый из нас мыслит себе: зачем мне эти эмоциональные ублюдки, эти подкинутые отродья в хорошо обустроенный домик моих чувств и мыслей? Что такого они мне могут дать?

А ведь откуда-то миллионы жертв ковровых бомбардировок конвейерными эмоциями берутся. Вот и посмотрим откуда.

Потому что арсенал обширен, разнообразен и составлен со вкусом.

Это могут быть и термобарические соболезнования, которое, как и любой термобарический боеприпас, применяется для того, чтобы пробить мощные купола и бункеры человеческой рациональности. Вот как это делает один из интернет-разносчиков «Дэмократичнойи Сокыры», делая вид, что ему очень важна трагедия нидерландских сестёр, потерявших своих родителей в малайзийском «Боинге».

В ход идёт всё: трогательные фотографии, уцелевший после падения с высоты в десять километров айпад (какая прохладная история, не правда ли?), пафосная пунктуация ― и всё ради мерзкого заголовка. Термобарический снаряд соболезнования здесь нужен, только чтобы стать выше и человечней, чем отвратительный и ужасный оппонент, и, соответственно, чтобы лишний раз утвердиться в правоте именно своей позиции.

Это может быть и шрапнель тоски и уныния, с помощью которой, к примеру, либеральные союзники украинских нацистов в России раз за разом из тёплых московских квартир, а то и из вай-фаев турецких и тайских отелей пытаются скосить всех близстоящих и непосредственно задетых оной шрапнелью. Тут даже не нужны конкретные примеры, настолько всё типично. «Свинцовая мерзость», «нет будущего», «я не знаю, что написать», «его сводят в могилу», «омерзительные щупальца гэбни», «эта страна», «тошно», «тихая и холодная ненависть», «морозным шёпотом», «серая слизь», «они всё это творят», «безысходность», «бессилие» ― вот лишь отдельные примеры дробинок, которые закладываются в эту шрапнель. Любой оптимизм, любая мысль о возможном развитии, любая надежда должны быть убиты или как минимум тяжело ранены и контужены ею. И не дай бог вам заявиться в момент применения этой шрапнели с чем-то радостным.

Потому что тогда вас будет ждать бомбардировка реактивными миномётами возмущения. «Как ты можешь не разделять нашу скорбь?», «Как это не всё так плохо?», «Ты что, за Путина?» ― пакет трёхсотмиллиметровых «смерчей» возмущения уже направился к незадачливому оптимисту или несчастному трудяге, который не понимает меланхолии и сплина зажравшегося журналиста или криэйтора. И здесь либеральный журналист отлично смыкается и взаимно понимает какого-нибудь украинского нациста, который бегает по всему миру со своей шрапнелью тоски по «великому прошлому» или по «безвинно умученным украинцам», по «эмским указам» или по «имперским синдромам», и с миномётами возмущения наперевес параноидально ожидает и даже старательно выискивает, кто бы ему возразил и кого бы отправить на тот свет. Пока что в фигурально-эмоциональном, конечно, смысле…

Кстати о скорби. Это вообще одно из самых страшных оружий, которое можно себе представить. Нейтронная бомба скорби, как это уже очевидно по опыту окраинных земель Руси, как и подобает оружию такого типа, сохраняет (а иногда и приумножает) разнообразные постройки, зачастую невероятно уродливые, но скашивает миллионы людей. Минус два десятка миллионов населения за четверть века ― это, знаете ли, достижение. Это надо сильно постараться. Зато количество мемориалов и памятных досок с камнями растёт. И повод для скорби неважен: это могут быть «герои Крут», это может быть «голодомор», это может быть «геноцидная депортация крымских татар». Важнее другое: этот один из самых мощных видов оружия «отключает» любое рациональное мышление в радиусе применения. Потому что нужно обладать колоссальной ментальной защитой, чтобы противостоять всепронизывающему и всесокрушающему потоку быстрых нейтронов. Этические истерики, требования признания, обвинения в обесценивании, моральные скандалы ― это лишь малая часть поражающих факторов нейтронных бомб скорби. Не нужно задумываться о десятках миллионов жертв незалэжности, если можно сконцентрироваться на составлении «книг памяти» сотен тысяч жертв голода почти столетней давности. Так проще, не так ли? Так легче, не правда ли?

Если такие нейтронные бомбы работают с целыми обществами, то для отдельных людей и человеческих сообществ предназначены эмоции массового поражения (ЭМП). Помните эту песенку российских либералов из совсем недавних времён (а у некоторых и до сих пор) «Россия должна платить и каяться»? Этот дистиллированный и рафинированный вариант сейчас применяется редко, потому что худо-бедно начала функционировать ПВО, пока, правда, самого гражданского общества, а не государства. Но вот, к примеру, совершенно беззащитное в этом смысле украинское общество является объектом постоянного применения ЭМП. Отсюда и коллективные психозы по поводу грядущего «прихода Путина»; отсюда и такая легкоусвояемость для украинского общества сектантских движений и волонтёрских афер; отсюда и откровенно хуторянский, совершенно иррациональный способ подачи информации в украинских медиа, больше напоминающих селюческие сплетни и стихийные выступления на деревенском сходе, чем квалифицированную журналистику XXI века.

Особенно хороши эти ЭМП для применения в клещах и котлах исторической вины. Все списки претензий, которые украинские псевдоисторики коллекционировали прежде всего по отношению к России, выстраивались в танковые клинья исторических мифов именно с этой целью. Любой русский на территории Украины бессознательно боится использовать даже это прилагательное по отношению к самому себе в том числе потому, что в котлах исторической вины украинская «история» и «наука» пытается переварить это прилагательное в носителя вечной вины и первородного греха. Русский на территории Украины виноват в «эмских указах» и «валуевских циркулярах», в «разрушении Батурина» и «разрушении Чигирина», в «голодоморе» и в «геноцидах». Шведу разрушение Веприка не припоминают; австрийцу или поляку концентрационные лагеря, виселицы, а также законы с сегрегацией и дискриминацией русинов не предъявляют; румыну геноцид в Одессе 1942 года не выставят. Потому что ЭМП, в отличие от ОМП, обладают избирательным действием.

Потому что в сердцевине ЭМП находится обида стратегического назначения. Это не какая-нибудь обидка и не какая-нибудь позёрская оскорблённость в лучших чувствах. Это Обида с большой буквы О. Обида, предназначенная для пафосного и демонстративного предъявления в любой момент. Обида, дизайнерски разработанная под конкретного человека. Для того чтобы затыкать рот ему и именно ему. Именно поэтому типичному украинскому нацисту мало признания факта голода на территории Украины ― ему нужен именно конквестовски-мейсовски сертифицированный «голодомор». И создатели этого культурно-специфичного яда, то есть яда против конкретной культуры, не особо заморачиваются в рецептуре: в Казахстане ведь тоже уже замечены следы применения этой обиды стратегического назначения, richtig?

Из сердцевин обиды стратегического назначения делаются снаряды для артобстрелов обвинениями. Любая попытка сколько-нибудь конструктивного и содержательного диалога пресекается этической истерикой, построенной именно вокруг бездумного и безумного артобстрела обвинениями. Любая попытка обезвредить снаряды этого обвинения напарываются на то, что среди снарядов этого артобстрела оказываются бомбы, начинённые жертвенностью нервнопаралитического действия. На невосприимчивость оппонента к обвинениям моментально навешивается бирка «нелюдь», «тоталитарист», «продолжатель вертухаев», «потомок палачей» ― да что угодно, лишь бы парализовать его высшую нервную деятельность и продолжить артобстрел. А вот тут оказывается уместным что угодно: и слезоточивое расчеловечивание, и совесть удушающего действия. Короче говоря, ассортимент варьируется в зависимости от клиента, цели, финансирования, умелости исполнения и ещё полудюжины факторов.

Гражданская эмоциональная оборона

И не то страшно, что эти склады «психоисторического оружия» (или «организационного оружия», как его назвал бы Андрей Фурсов создаются. В конце концов Запад всегда воевал именно таким образом.

Страшно то, что все эти токсичные арсеналы, в отличие от калиновок и балаклей, не будут распроданы вороватыми украинскими прапорщиками. Тут на этого естественного союзника российских интересов расчёт невелик, и шансов немного. Они не могут быть взорваны и разворованы. На их пополнения работают целые цеха западных и постсоветских интеллектуалов и профессионалов производства ядов ― от какого-нибудь Тимоти Снайдера до какого-нибудь Миколи Рябчука, от Энтони Бивора до рядового школьного учителя на Украине, готового цитировать подобных псевдоисториков под маркой «затэ нэ москали», от рукопожатных «Медузы» и «Реалий» до откровенно нацистских и реваншистских изданий, множащих мифы про «украинский Таганрог» и «украинскую Кубань», от жулинских до горбулиных.

Поэтому думать об обезвреживании и технике безопасности нужно заранее.

Безусловно, просвещение и массовое образование являются важным условием широкого обезвреживания этих боеприпасов. Не эликсиром и не панацеей, но, как и любая вакцинация, существенным осложнением для размножения и распространения патогена.

Однако могу уверить, основываясь на печальном опыте экс-УССР: достаточно длительное, изобретательное и разнообразное применение этих боеприпасов рано или поздно вскрывает, взламывает и уничтожает любой самый мощный иммунитет, если его не подкреплять извне.

Поэтому, помимо профилактических и оборонительных действий, на этом фронте необходимы разработки наступательного оружия. Нет, не с тем, чтобы разваливать общества США или Британии, например (хотя в отместку за Снайдеров и Биворов, Мейсов и Конквестов очень даже можно было бы). Но с тем, чтобы предупреждать заболевание и эффективно крушить разрушительные факторы. Один историк с бойким пером, добросовестным взглядом на предмет и чувством юмора здесь может сделать больше, чем сотня кондовых и блеклых мероприятий в духе беззубого «Россотрудничества» относительно травоядных времён Ющенко и Януковича. Цинично убитые украинскими бандеровцами и их наследниками Ярослав Галан, Виталий Масловский, Олесь Бузина именно этим и были им опасны. Эта эмоциональная ПВО, к сожалению, оказавшаяся на территории экс-УССР очаговой, была подавлена, и теперь её надо воссоздавать. Однако стоит помнить, что без ЦШПД любые подобные попытки будут совершенно бессмысленными и безрезультатными.

В орудия перехватчиков и батарей ЭПВО должен быть заряжен как едкий сарказм, так и объективная научная истина, как эмоциональная тёплая человечность, так и жёсткая логика. Можно напоминать и о том, что «гэройив Крут» далеко не героично выпороли, как шелудивых щенков, и о том, что среди этих «гэройив» был впоследствии эсэсовец и нацист Аверкий Гончаренко. Можно зло шутить, что украинская ПВО ― единственная в истории человечества, сбившая два гражданских самолёта и ни одного военного, и в то же время холодно указывать на эксперименты «Алмаз-Антея». В борьбе за человеческие души все эти средства применимы. В мире, где человеческие чувства и эмоции превращены в боевое оружие, тем более. Как это ни печально.

Для тех же, кто уже превратился в вихтов, у меня нет хороших новостей. Спасти их может либо старательная, длительная, упрямая, терпеливая адресная работа с каждым из них (например, со стороны кого-то близкого, кто будет за бывшего человека сражаться до последнего), либо, как мы и говорили в самом начале данной статьи, сценарий профессора классической филологии. Из позитивного могу добавить то, что этот сценарий имеет далеко не нулевую вероятность. Из негативного ― что даже самый мягкий вариант этого сценария будет крайне болезненным и тяжёлым. Выздоровление вообще тяжёлый процесс, как и любое обновление, любой катарсис, любое очищение, любая детоксикация.

Но таков путь любого предателя и запойного алкаша. Даже если ты предал свои собственные чувства, своё прошлое, свои мысли. Даже если ты просто впал в эмоциональный запой. Рано или поздно карнавал заканчивается. Похмелье приходит. Предательство наказывается.

Андреас-Алекс Кальтенберг