За медийной яркостью произошедшего осталась незамеченной новость из соседнего Афганистана. В провинции Бадахшан губернатор от движения «Талибан» (запрещено в РФ) объявил о завершении чернового (гравийного) участка автомобильной дороги через т. н. Ваханский коридор до китайской границы. В ближайшее время талибы планируют приступить к работам по укладке асфальта. В этой провинции недавно разбился российский самолет, и служба этого губернатора оказывала помощь пострадавшим.
Бадахшан – высокогорный регион между Памиром и Гиндукушем, который разделен между Афганистаном и Таджикистаном. И для того, и для другого государства, вне зависимости от особенностей политической системы, Бадахшан – это этнический, культурный, даже религиозный анклав, а еще важный исторический караванный узел, значение которого снова растет.
Ряд проблем, связанных с Ваханским коридором в плане отношений Афганистан – Таджикистан – Китай, а также вопросов, связанных с влиянием исмаиилитского фактора были описаны в материале «Геополитика на пиках Гиндукуша».
Завершение черновой дороги через ущелье и перевалы Вахана на Китай означает, что регион вступает в пору очень серьезных игр между всеми соседними странами, и Пакистан тут будет выступать в качестве одного из важнейших акторов, а также Россией, Великобританией и США.
Вообще Ваханский коридор – это один из самых тяжелых транспортных маршрутов – несколько сот километров каменистой долины, где проживает около двадцати тысяч человек. Ближе к китайской границе он поднимается уже на высоту 4 тыс. м и выше, превращаясь практически в безлюдную местность. Зимой перевалы фактически закрыты, и эти дороги используют уже совсем «отмороженные» игроки теневого рынка.
Коридор никогда полноценно не охранялся, ни в имперский период, ни в советский, ни при американцах, ни при талибах, хотя периодически появлялись сообщения о том, что туда заходят китайские специальные подразделения.
Тем не менее именно этот безлюдный, извилистый и сложный маршрут является для Китая одним из кратчайших путей в глубину Афганистана, а оттуда и дальше на юг, юго-запад и запад.
Еще при проамериканском правительстве в Афганистане китайцы вели переговоры о том, чтобы построить полноценную автомобильную дорогу и даже проложить железную дорогу, используя наработки в плане постройки высокогорных ж/д магистралей. После прихода к власти Талибана эти идеи быстро обрели форуму проектов, в Ваханском коридоре работали группы китайских инженеров под прикрытием военных специалистов.
То, что Талибан провел пусть и только грунтовую черновую дорогу до границы с Китаем, свидетельствует о том, что талибы дают китайцам сигнал о серьезности намерений и о конкретных предпринятых за свой счет шагах.
Даже такие дороги для нынешнего бюджета Афганистана затратны. Понятно, что Кабул «автобан» и тем более железную дорогу сам не потянет, однако это совершенно конкретный сигнал китайцам с приглашением подключаться к строительству. Как минимум о том, что талибы теперь Ваханский коридор пробуют полноценно контролировать.
Отношения Талибана, причем обеих его «политических ветвей», с официальным Душанбе, мягко говоря, натянутые. О причинах такого положения, помимо приведенного выше прошлого материала, можно также ознакомится в статье «Таджикистан, Афганистан и проблемы проекта «Большая Евразия», который решено развивать очередной раз».
В данном же случае отметим, что полноценный контроль талибами Ваханского коридора крайне усложнит для Душанбе связи с партнерами в Панджшерском ущелье – этническим таджикским анклавом, неподконтрольным Талибану и управляемым лидером оппозиции талибам А. Масудом.
Эти отношения для Душанбе очень важны, и не только в плане «бизнеса», но в плане укрепления властной вертикали у себя дома. Панджшер – это тоже узел дорог, только на юг и на Кабул. Влияние на внутриафганские процессы позволяет Душанбе более твердо себя чувствовать в отношениях с США, ЕС, а главное со своим главным кредитором – Китаем.
Имея влияние на торговлю через Ваханскую долину, Душанбе получает рычаги для купирования традиционных противоречий в своем автономном в прямом и переносном смысле регионе – Горно-Бадахшанской автономной области. Получает рычаги для укрепления там своих позиций.
Однако и это далеко не все. Ведь у Душанбе есть свой высокогорный и «перспективный» маршрут – Памирский тракт. Это тоже высотная черновая дорога, которую долгое время пытаются реконструировать до хотя бы относительно полноценного караванного пути. Причем это, по сути, единственный прямой путь из Таджикистана непосредственно в Китай. Зато он выходит как раз на Ваханскую долину, только с другой стороны – в обход коридора по горам Памира.
Если Китай построит ваханский маршрут в Афганистане, то совершенно не факт, что Пекину в будущем понадобится реконструированный Памирский тракт в Таджикистане. Китаю не привыкать уже строить в горах на высотах 4–5 тыс. м, однако два маршрута подобной сложности – это для китайцев уже перебор, ведь у них еще тянутся дороги и на пакистанское побережье, и тоже по сложному рельефу. Через Памирский тракт железную дорогу не проложить, а через Ваханский коридор проекты и расчеты имеются.
В 2023 году губернатора провинции Бадахшан поменяли с талиба – этнического таджика, на талиба – этнического пуштуна (М. Аюб Халеб), который из трех основных ветвей военно-политического древа Талибана связан с кланом Хаккани. Те в свою очередь серьезно контактировали с пакистанской разведкой ISI.
Но вопрос не в том, что кто-то из талибов имел контакты в разведслужбах в Исламабаде. В конце концов, все ветви Талибана так или иначе имели исторические связи и с ISI, и с ЦРУ, как и воевали против них, а как обычно – в контексте.
Клан Хаккани имеет свою обособленную религиозно-идеологическую базу, политическую программу, свою сеть подконтрольных провинций, районов, отрядов и администраторов.
Для Талибана вообще характерен принцип отдачи присяги командиром отряда или политическим деятелем не «государству», а конкретному лицу, которое признается старшим. Командиры приносят личную присягу кому-то из нижних ветвей афганской политики, те руководителям выше, и так далее, пока все присяги не сойдутся в две свои большие ветви. Высшее руководство уже присягает эмиру. Это отчасти напоминает известную формулу: «вассал моего вассала – не мой вассал».
Эта практика личной присяги («байят») формирует разветвленные сети военных отрядов с весьма сложным подчинением по вертикали и практически нулевым взаимодействием по горизонтали, если о таком взаимодействии не будет специально принято предельно конкретных и всем озвученных решений.
Не так давно у талибов с иранцами был пограничный инцидент в Гильменде, со стрельбой, подтягиванием серьезных сил и т. д. При этом на уровне «высокой политики» там все в отношениях относительно «ровно». Это как раз результат подобных сетевых практик, которые Талибану достались в наследство с 1980–1990-х – еще от предшественников, когда все действовали своими отрядами. Талибы с иранцами вопрос решили – и с водой Гильменда, и с инвестициями в каспийские порты, но первопричина корневая осталась.
Здесь же и вопрос о том, почему антиталибская оппозиция старается до последнего сохранять остатки самостийности – присягать придется даже не «официальному Кабулу», а либо клановой сети Хаккани, либо «кандагарцам» (Х. Ахунд, А. Барадар, С. Ибрагим и их круг).
Таджики Панджшера во главе с А. Масудом, прекрасно понимая, как в разведке и дипломатии других стран воспринимают эти сетевые «традиции» Талибана, предпочитают на этом играть, ища поддержку в Душанбе, Москве, Европе и США.
Ведь все понимают, что в таких условиях понятие «инклюзивное представительство» – это изначально своего рода фикция: ты либо вливаешься в один из талибских потоков, либо нет. Но в противном случае ты будешь врагом для всех, как, собственно, и добычей.
То, что сети Хаккани отдали консенсусом в Кабуле бадахшанский Вахан и его транспортный узел, для официального Душанбе потенциально пока не сулит ничего хорошего. Даже без трассы в Китай получалось, что сеть контролировала торговый узел, откуда шли маршруты на Панджшер и на Кабул, далее на Пакистан.
А с трассой на Китай их позиции могут стать еще сильнее, а Душанбе слабее, тем более что отношения с Китаем – это общий пункт программы для всех течений Талибана. Для исмаилитов Бадахшана пуштуны сети Хаккани – это «совсем южане» и куда как менее близкие, чем северные соседи, но тут важен еще вопрос о том, как внутри Талибана строятся отношения. Но вот вопрос, раз есть подобный консенсус, значит, что и сеть в свою очередь пошла на уступки. Значит в обмен на уступки в плане политических и военных должностей в Кабуле, сеть получила свою логистику. Кандагарская ветвь — логистику на Иран, сеть — на Пакистан.
Базой для сети Хаккани в Афганистане являются провинции Хост, Логар, Пактика, Пактия, а также пакистанский Вазиристан. С остальными администрациями т. н. «Зоны племен» (FATA) у сети также выстроены отношения. Позже под крыло сети перешла афганская провинция Кунар, затем Нуристан.
Не сложно увидеть, что Бадахшан замыкает своего рода восточный полумесяц из афганских провинций. Другое дело, что для логистики нужен Панджшер, а он находится в руках у А. Масуда и оппозиции.
Кандагарские «партнеры-конкуренты» сети, постепенно больше склоняются к сотрудничеству с Ираном, поддержанием и развитием отношений. Их «базовые» провинции (Кандагар, Урузган, Гильменд) также географически ближе к Ирану.
С официальным Исламабадом сеть Хаккани, как и пуштунские радикалы Пакистана, воевала очень плотно. Если та группа, которая сегодня формально в лидерах в Кабуле (несмотря на название), не имела прямого влияния на пакистанское движение «Техрик-е-Талибан Пакистан» (ТТП), то у сети Хаккани все было наоборот.
Вообще «кандагарский» вариант Талибана хоть и исповедует позицию крайнего начетничества в построении государства по исламским нормам, но не близок идейно к экспансионистским формам вроде «Аль-Каиды» (запрещено в РФ), а сеть Хаккани в плане идеологии как раз к ней очень близка. По большому счету, идейной разницы между Аль-Каидой и сетью нет. С ИГИЛ (запрещено в РФ) корневые отличия есть и у Талибана, и у сети, и у Аль-Каиды, и у ТПП. Но ИГИЛ это в принципе творение западных рук и мозгов и поэтому оно настолько международное и транснациональное, не смотря на иракскую ядро-основу. Т.е. в целом сеть Хаккани, ТПП и Аль-Каида очень близки, а де-факто родственники.
ТТП в сообществе с разными группировками отметилась в Пакистане практически полноценной войной на этнической и религиозной почве. При Н. Шарифе с ними воевали и периодически искали контакты через ISI. Одержать верх Исламабаду было весьма сложно, не только в силу прозрачности границы, но и в силу поддержки чуть не со всех близких ячеек Ближнего Востока.
При И. Хане запустился процесс полноценных переговоров и даже попыток инкорпорации ТПП в политическую систему Пакистана, армейские структуры. И. Хан также шел с программой полноценного сотрудничества со всеми ветвями Талибана.
Он имел личную опору как раз в главе Межведомственного разведывательного управления, но отнюдь не в пакистанском генералитете, где считали, что И. Хан ведет далеко не самый удачный вариант игры с разными ветвями талибов. И резон в этом был, поскольку ряд интервью И. Хана хорошо показывают, что он довольно слабо понимал, с кем имеет дело, отдав все на откуп своим людям в ISI. По сути дела, его смещение с поста – это результат подобной игры, формальной верхушкой айсберга которой был вопрос о признании Талибана.
Отставка И. Хана ослабила сеть Хаккани, причем не столько в моменте, сколько в перспективе, поскольку вне зависимости от исхода ближайших выборов в Пакистане в феврале, внутренней поддержки новое правительство оказывать не будет. Наоборот, сейчас пакистанский генералитет пытается расширить контакты с США, которые к этим поворотам политическим И. Хана относились очень негативно. В свою очередь генералитету придется находить баланс и с пуштунами Пакистана, и с сетью Хаккани, и с кандагарскими талибами.
Выборы в Пакистане и идущее ослабление сети в Афганистане, а сейчас закрепляется ее положение на половину ступени ниже кандагарской ветви Талибана (Х. Ахунд, А. Барадар) — процесс уже начался с прошлого года, если смотреть на перестановки по административным и политическим должностям, потенциально позволит при должном умении и настрое в Исламабаде сформировать треугольник Кабул-Пекин-Исламабад.
А это означает, что Китай, который бы с учетом предыстории и особенностей идеологической базы сети Хаккани дважды поостерегся бы еще что-то строить через Ваханский коридор, теперь вполне может увидеть в этом практические резоны. Если его убедят в том, что сеть не просто «государство в государстве», но уже часть чего-то общего. А убедиться он в итоге сам, поскольку будет неизбежно участвовать в выстраивании этого треугольника.
Выборы в Пакистане тут станут своеобразной узловой точкой, не исключено, что это чревато обострениями и разными неприятностями на афгано-пакистанской границе. Но в целом ослабление сети Хаккани и консолидация в Кабуле власти у представителей «Кандагара» (несмотря на «восточный полумесяц» из афганских провинций у сети) для Москвы более выгодно с точки зрения общей безопасности, чем иные варианты. Ведь Китай уже протягивает нить отношений Пекин-Кабул-Тегеран, остается Исламабад. Но для Душанбе оба варианта не самые лучшие.
Китай будет смотреть на формирующуюся связку Кабул – Тегеран, помогать ей, заодно строя вышеуказанный треугольник. США пока активность тут не проявляют, Уже несколько раз представители генералитета посещали Вашингтон, но находили только формальный прием. Связано ли это с договоренностями в Сан-Франциско или вообще общим напряжением сил США на Ближнем Востоке как раз и покажут выборы в Пакистане. Может быть в Вашингтоне вообще хотят дождаться первых шагов нового кабинета, посмотреть расклад между политиками и генералитетом, посмотреть на то, что в итоге предложат и пуштунам ТПП и электорату И.Хана, и только потом принять решение.
Для России в этом регионе и в текущих условиях наиболее интересным вариантом стало бы вложение в инфраструктуру Памирского тракта, чтобы довести эту еще советскую дорогу до логического завершения, только уже как сугубо коммерческий проект. Это если смотреть лет на десять и больше вперед. А пока надо дождаться выборов в Пакистане.
Нет Комментариев