Даже до военно-политического руководства США, а там заседают те ещё диплодоки, постепенно доходит, что старому миропорядку и старой американской гегемонии приходит конец. Первым ключевым событием новой эпохи стал исход американцев из Афганистана. В сентябре 2021 г. Байден с трибуны ООН заявил, что они «закончили 20-летний конфликт в Афганистане. И завершая этот период неотступной войны, мы открываем новую эру неотступной дипломатии».

Новая «эпоха неотступной дипломатии» продлилась недолго. 24 февраля 2022 г. началась военная спецоперация России на Украине, и из-за океана для ВСУ и бандеровцев хлынул «дипломатический» поток военспецов, наёмников и ящиков с ПТРК и ПЗРК. Дипломат Байден планирует воевать с Россией до последнего украинца.

22 марта 2022 г. на встрече с бизнес-лоббистами от Байдена прозвучало новое откровение. Он сказал, что США в 1946 г. установили либеральный мировой порядок, который сегодня разрушается.

«Будет новый мировой порядок, и мы должны возглавить его, и мы должны объединить остальной свободный мир для этого», — подытожил он.

Следует отметить, что выражение «новый мировой порядок» в американской политической культуре применялся для обозначения глобальных изменений, установленных итогами Второй мировой войны. В последние десятилетия этот термин сильно маргинализировался различными теориями заговоров. Когда тот или иной американский или европейский чиновник для красного словца вкручивал это выражение в свою официальную речь, его обычно подвергали критике. Поэтому использование президентом США термина «новый мировой порядок», с одной стороны, несколько шокировало публику, с другой, является свидетельством того, что американское руководство уже не в силах замалчивать глобальные сдвиги мировой политики и факты угасания гегемонии США.

Понятно, что все эти разговоры о новом мировом порядке обслуживают новую военно-политическую доктрину США по развязыванию холодной войны. Сейчас стало ясно, что важнейшим элементом этой войны станет раскол мирового рынка с целью изоляции стран, осуществляющих региональную и глобальную борьбу против гегемонизма так называемого коллективного Запада, а по сути, США и их ближайших союзников.

Первый по-настоящему решительный удар прямо сейчас наносится по России, экономику которой США пытаются выдавить из подконтрольного им мирового экономического пространства. Руководство США заставляет свои корпорации и корпорации союзных стран перестать торговать с Россией, прекратить ввоз в Россию капиталов и импорт технологий, несмотря на очевидные убытки и упущенную выгоду. Причиной называется то, что РФ посмела вмешаться в гражданскую войну на Украине и силой заставить её марионеточное антинародное правительство выполнять вполне справедливые требования.

В реальности же столкновение РФ происходит не с Украиной и даже не с украинским марионеточным правительством, ВСУ и фашистскими бандами, а с США. Украина, к сожалению, превращена в опорную базу американского влияния, а ВСУ и бандеровцы являются лишь ударным отрядом американского фашизма. Если опустить локальные цели и задачи военной спецоперации, то её суть состоит в отпоре увядающему заокеанскому гегемону в восточноевропейском регионе. Это точно такой же процесс изгнания США, который мы наблюдали в Сирии и Афганистане, наблюдаем сейчас в Ираке. Единственное отличие — это то, что американская военщина не идёт на прямое столкновение с ядерной державой.

Исходя из этого видно, что боестолкновениями борьба не исчерпывается, происходит резкий рост подавления проамериканских сил внутри страны и активизация антироссийской политики в сопредельных России, но подконтрольных США странах. Польша бряцает оружием, в Прибалтике активно зачищают информационное пространство, Молдавия стыдливо поддержала санкции ВТО и т. д. Наши либеральные западники массово пакуют чемоданы и бегут из России, вероятно, понимая, что за связи с определёнными людьми и организациями начинают строго спрашивать в рамках статей УК РФ. Противоречия обостряются и получают самое решительное разрешение в логике военного времени: «Если ты не с нами, значит льёшь воду на мельницу врага», — с обеих сторон. Рано или поздно, но закручивание гаек дойдёт и до самих США, как это было в эпоху маккартизма.

Финансово-экономическая изоляция РФ является продолжением типичной для США политики санкций. Эта идеология удушения стран торговыми и экономическими инструментами, масштабно распространившаяся в последние десятилетия по всему Западу, имеет давнюю историю и основана на превратном толковании американцами континентальной блокады, проводимой Наполеоном.

Военно-политическое руководство США и правящие круги Америки после Второй мировой так уверовали в могущество своей экономики, что до сих пор считают, что большинство проблем могут решить доллары. В США сформировалась слепая влюблённость в американский рынок, корпорации и их якобы всепобеждающее могущество. К тому же на пике обострения старой холодной войны американцы в порыве оголтелого патриотизма сфальсифицировали свою роль в разгроме европейского фашизма. Мало того что они раздули значение открытия западного фронта в общей картине войны, но ещё и провозгласили, что СССР своими победами обязан прежде всего поставкам по ленд-лизу. В современной американской историографии Советский Союз без экономической помощи США не смог бы одержать победу над Германией и её союзниками. Иными словами, экономическая мощь США стала решающим фактором, определившим итог поворотного события в истории человечества.

Обладая таким «ключевым фактором», американские политики посчитали, что его следует продолжить использовать в качестве оружия в виде уже санкций и торговых ограничений. Так, как это пытался исполнить Наполеон в своё время против Великобритании. Если поставки американских товаров способны выиграть самую масштабную войну в истории человечества, то они посчитали, что изоляция неблагожелательной страны от «живительного рынка» капиталов, товаров, сервисов, тем более в условиях технологизации быта, подобна смерти.

Правда, Наполеон действовал в совершенно другой военно-тактической логике блокады острова, а обширная практика западных санкций в наше время прямо опровергает концепцию их эффективности. США не смогли подорвать экономическую мощь не только «лагеря социализма» и КНР, но и оказались не в силах экономически уничтожить ни КНДР, ни Иран, ни Венесуэлу, ни даже миниатюрную Кубу. Каждый новый американский президент обещает «разорвать в клочья» экономику России, а воз и ныне там.

Признавать ошибочность ожиданий от этого подхода США не торопятся, прежде всего потому, что отступать от него банально некуда. Нечем заменить. А культ могущества экономики США и сакральность доллара уже давно стали частью национального самосознания американцев.

Более того, представления о монолитности мирового рынка, контролируемого США, из которого выдворяют неугодные страны, являются значительным преувеличением. Санкции и торговые войны раскалывают мировой рынок, он постепенно начинает расползаться на два сегмента — проамериканский и прокитайский. Старое, казалось бы, блоковое мышление усилиями агрессивной и вероломной политики США получает новую жизнь. Значение международных экономических институций, международных контрактов, западных бирж неумолимо снижается. На первый план выходит политическая целесообразность международной торговли и международного движения капиталов.

Изоляция российской экономики от Запада — это новая реальность. За этим шагом неизбежно последует разрыв США с Китаем. Некоторые наивные люди полагают, что такой разрыв невозможен в силу экономических интересов американского и китайского капиталов. Перед Первой мировой войной тоже были «эксперты», которые утверждали, что Центральные державы не пойдут на войну с Антантой, потому что их экономики тесно сплетены, нарушатся цепочки производства и поставок, наступит коллапс в обоих блоках. Это не говоря уже про родство монархических дворов воюющих стран, на которое тоже ссылались. Но политика взяла первенство не только над семейственностью, но и над экономикой. Перспективы будущих прибылей от уничтожения конкурентов оказались более привлекательны, чем гарантированные сиюминутные выгоды.

Постепенное выключение России из экономического пространства Запада воспринимается в нашем обществе двояко. С одной стороны, есть слои, которым дорог сложившийся образ жизни, сегодня активно разрушающийся из-за политических изменений. Отпуск теперь придётся проводить не в автобусных турах по Европе, а в Крыму, Анапе, на Байкале, в Абхазии. С другой стороны, есть глубинная усталость народа, который мечтает жить в самодостаточной зажиточной стране, независимой от Запада.

Уход западных корпораций из России, разрыв торговых и финансовых цепочек рисуются пессимистами как грозящая катастрофа, потому что они исходят из собственных требований к потребительскому рынку. Они не понимают фундаментальной первичности производства перед потреблением. Им важны только стандарты потребления здесь и сейчас.

Так, например, один из либеральных экспертов РБК пишет: «Все разговоры про импортозамещение — это блеф чистой воды, граничащий с популизмом. Никакого импортозамещения полноценного невозможно… Без взаимодействия с нашими европейскими партнерами, без выстраивания с ними связей, без восстановления с ними связей, я не вижу перспектив абсолютно никаких для российской экономики, кроме как пессимистичных… Китай не обеспечит товарами не то что там европейскую часть России, не обеспечит необходимыми товарами даже Урал и Сибирь так, чтобы не заметить и не почувствовать разницы».

Здесь два ключевых момента: неспособность России самой производить и ужас отказа от привычных западных товаров. Это и есть два идеологических столпа нашего низкопоклонства перед Западом.

Главный более-менее серьёзный аргумент против разрыва с Западом состоит в том, что в результате него технологическое отставание России усилится. Это уже менее обывательский взгляд, но и он не выдерживает критики. Дело в том, что ликвидировать технологическое отставание в условиях открытой экономики куда сложнее, чем в мобилизационном порядке. Обладая куда меньшим экономическим потенциалом и более низким технологическим уровнем по сравнению с соперником, победить в прямой и открытой конкуренции практически невозможно. Тем более когда западные корпорации широко используют дешёвый труд в бедных странах. Все российские инновации, созданные в последние годы с нуля, загубила именно свободная конкуренция. Там же, где инновационный процесс был увязан с сохранившимися советскими разработками, старой конструкторской школой и культурой производства, получилось хотя бы наладить конкурентные производства. Единственная сфера, которая не страдает от свободной конкуренции, — это программные разработки: интернет-сервисы, различные приложения и компьютерные технологии, потому что у неё, по сути, нет какой-то специализированной производственной базы, ей не требуется особой инфраструктуры, логистики и прочего, в чём российская экономика проигрывает западной. Для неё нужны только образованные кадры, интернет и компьютеры. Хоть эта сфера и важна в нынешних реалиях, она занимает не столь существенное место в системе общественного производства, как это часто подаётся в литературе. Поэтому мерить всю экономику по IT-сфере некорректно.

Есть примеры стран, которые совершили технологический рывок в условиях отрытой экономики: Япония, Южная Корея, Сингапур, Тайвань. Однако они при этом не обладают суверенитетом, полностью встроены как подчинённый элемент в глобальную проамериканскую экономику, а политически вообще стали опорными пунктами американской военщины. За благо широко пользоваться высокотехнологичной продукцией их население будет расплачиваться как пушечное мясо в будущей войне против Китая. Кроме того, прибыли от роста промышленного производства этих «тигров» по-прежнему контролируются американской олигархией, а народы этих стран пользуются благами цивилизации в объёме, определяемом «белым господином».

Как говорилось выше, политика изоляции России таковой по сути не является, так как мировой рынок раскалывается. Многие страны, в том числе Китай, готовы с нами торговать, для нас производить и покупать наши товары. Но сейчас внутренний рынок России резко очищается от западных корпораций и важно, чтобы эту пустоту заполняли не только товары из дружественных государств.

Политический и финансово-экономический разрыв России и Запада венчает собой окончание эпохи масштабного исторического эксперимента по построению в России капитализма западного образца, который начался с перестройки и уничтожения советского государства. Мы систематически разрушали свою промышленность в надежде всё необходимое покупать на мировом рынке. Но внезапно оказалось, что условием этой «сделки века» было то, что Россия должна стоять на коленях перед Западом, а лучше вообще развалиться на ряд «княжеств». Когда наш народ выразил желание жить в большой независимой стране, «западные партнёры» закрыли свои рынки. Мы вернулись к ситуации, когда опора на собственные силы вновь стала актуальна. Теперь важно воспользоваться исторической возможностью возрождения экономического величия Родины.

Анатолий Широкобородов