ФОТО: TEO TARRAS / SHUTTERSTOCK.COM
Современный человек жаждет бессмертия любой ценой – заморозки, загрузки на облачный сервер, сращивания с искусственным интеллектом и глобальными нейросетями. Он готов перестать быть человеком, лишь бы не умирать. Но именно в этом своём устремлении он неизбежно превращается в ничтожество. Антибытие — Ничто, потому и прекрасно, что конечно. Но понимание этого практически утрачено на Западе и всё больше захватывает наши умы, утверждает Александр Дугин в новом выпуске «Директивы».
Сегодняшняя директива будет посвящена важнейшей философской проблеме – проблеме Ничто. На первый взгляд, нет ничего проще, чем Ничто, но на самом деле нет ничего сложнее.
Когда человек начинает размышлять о бытии, в том числе о своём собственном бытии, о своей жизни, он обязательно рано или поздно сталкивается с темой границы. Бытие есть. Но чтобы по-настоящему это оценить, необходимо с чем-то это соотнести. Вот тут-то и приходит черёд Ничто.
Вне бытия есть только Ничто. И вне жизни есть её обратная сторона – наше собственное Ничто, смерть.
Любая ответственная мысль, на что бы она ни была обращена, так или иначе – фронтально или по касательной – обращена к Ничто. В Ничто сбрасывается то колоссальное напряжение, которое требуется для бытия. Когда бытие больше не может быть, оно рушится. Но так как бытие – это самое общее из утверждений, пасть оно может только в самое общее из отрицаний.
Ничто становится в центр внимания величайшего немецкого философа Мартина Хайдеггера. Человеческое присутствие в мире обретает настоящий смысл и настоящую терпкость, а именно это и вкладывается в понятие «экзистенция», когда оно сталкивается со смертью. Мы начинаем пронзительно осознавать наличие только перед лицом отсутствия.
Пока смерть где-то далеко от нас, скрыта множеством покрывал, наша жизнь представляет собой спокойный и беспробудный сон. Лишь прямое столкновение со смертью (в нас самих или в случае близких людей) способно нас пробудить. Лишь тогда, когда врач сообщает нам фатальный диагноз, факт того, что мы есть – ещё есть, ещё какое-то время есть, – наконец-то доходит до нашего сознания. Ничто, которое теперь стоит вплотную к нам, возвращает нас к факту жизни.
В столкновении со смертью мы осознаём, что мы конечны. Но конечность есть форма, граница, выделенность. Греки ясно понимали, что конечное есть дух, тогда как бесконечное – лишь материя. Это значит, что только выделенная из окружающего форма – русское слово «образ» означает обрезанное, выделенное, вырванное – является по-настоящему ценной. И эта ценность в её отдельности, обособленности – в том, что она поставлена на границе с Ничто.
Осознание нашей конечности – равно как конечности любой вещи и даже всего мира – есть впервые по-настоящему полноценный опыт, опыт, делающий нас людьми. Лишь на контрасте с бездной Ничто вещи – обречённые и готовые сорваться в пропасть в любой момент – начинают говорить нам о своей сущности. Конечное прекрасно как раз в силу своей конечности.
Поэтому Ничто имеет ещё и эстетическую сторону: оно помогает нам понять отчаянную и обречённую ностальгию истинной красоты. Красоты перед лицом неминуемой гибели.
Фридрих Ницше считал, что современный мир, и прежде всего западный мир Нового времени, – это цивилизация нигилизма. Нигилизм – это от латинского nihil, то есть «ничто». Но он имел в виду под этим нечто иное – не собственно Ничто, но ничтожность современных западных ценностей. Они слишком малы и убоги. Они совсем не Ничто. Они скорее банальность, тривиальность, обыденность, мелкость.
Современный человек не способен к чистому опыту Ничто. Если бы он был способен, то жил бы полной, опасной и яркой жизнью. Но нигилист предпочитает съёжиться, погрузиться в мельчайшие проблемы заботы о своём тщедушном «я», лишь бы не столкнуться лицом к лицу с бездной. Поэтому современный человек истерически жаждет физического бессмертия любой ценой – заморозки, загрузки на облачный сервер, сращивания с искусственным интеллектом и глобальными нейросетями. Он готов перестать быть человеком, лишь бы не умирать.
Не бытие противоположно истинному Ничто, но именно ничтожность.
Мысль о Ничто уходит из культуры и цивилизации вместе с мыслью о бытии. Они неразрывно связаны друг с другом. Последние люди не способны больше ни к тому, ни к другому. Они не могут решиться ни быть, ни не быть. Поэтому-то они не живут и не умирают, пытаясь стереть границы, устроить себе такое существование, где не будет разрывов, иерархий, падений и взлётов. Мёртвая жизнь или живая смерть. Без острых углов и резких обрывов.
При взгляде на окружающий мир, на населяющих его современных людей – или это уже электронные тени? – едва ли может ещё теплиться надежда на то, что у нового начала философии есть шанс. Философия – это дело исключительных, высших существ, в которых накопились и взорвались изнутри грандиозные силы, разлитые по массам, эпохам, народам, культурам и поколениям. Только тогда с опорой на великую мысль и кристальный ужас рождается философ. И конечно, первым делом он ставит перед собой и перед всеми остальными великий вопрос о Ничто.
Лейбниц говорил: «Почему существует нечто, а не ничто?»
Жан Бодрийяр ставил вопрос иначе: «Почему же вместо чего-то больше ничего нет?»
Да, действительно, почему?
Это была «Директива Дугина» ни о чём.
Нет Комментариев