В глазах бойцов РККА, вступивших на немецкую землю, столица Третьего рейха олицетворяла собой цитадель нацизма, средоточие чудовищного зла. За плечами красноармейцев оставались годы тяжелейшей войны, сожжённые и разоренные оккупантами советские города, погибшие родные и близкие. Казалось бы, чувство мести у советских солдат должно было иметь безграничные, зашкаливающие масштабы.
И именно жесточайшей мести ожидало от них большинство населения Германии, в ужасе бежавшее на запад. Тем более что панические настроения усиленно разжигались геббельсовской пропагандой: она назойливо вдалбливала в головы немцев, что «азиатские орды» устроят на земле Германии настоящий Апокалипсис и надеяться на пощаду не может никто. Однако действительность оказалась иной.
В конце апреля 1945-го, когда на улицах Берлина еще продолжались яростные схватки, военный комендант немецкой столицы был уже назначен – им стал Герой Советского Союза генерал-полковник Николай Эрастович Берзарин, командующий войсками 5-й ударной армии.
Николай Берзарин (в центре), первый военный комендант Берлина
Сын питерского рабочего, Николай в 1918-м вступил добровольцем в Красную армию, в 1938-м участвовал в боях у озера Хасан (японцы во время этих столкновений прозвали его «уссурийским тигром»), а в годы Великой Отечественной войны командовал 27-й, 34-й, 39-й и 5-й ударной армиями РККА. В ходе штурма Берлина 5-я ударная армия выполняла важнейшую задачу по захвату правительственных кварталов, где находилась и рейхсканцелярия.
Приказ №1
В апреле – мае 1945-го столица «тысячелетнего рейха» пребывала в ужасающем состоянии: из 250 тысяч берлинских зданий около 30 тысяч были полностью разрушены, а 170 тысяч повреждены на 30-60%. Свыше двух сотен городских мостов были взорваны отступающими частями вермахта. Общественный транспорт не функционировал, множество станций метро затоплены. Система городских коммуникаций – канализация, электростанции, водокачки – оказалась парализованной. Улицы, заваленные горами камней и обломков, были усеяны трупами людей и животных.
Берлин в руинах. Май 1945 г.
28 апреля вышел подписанный Берзариным приказ №1 – «О переходе всей полноты власти в Берлине в руки советской военной комендатуры». Комендант столицы призвал её население к соблюдению порядка, объявил о запрещении деятельности всех организаций НСДАП, потребовал, чтобы военнослужащие немецкой армии, войск СС и СА, остававшиеся в городе, в течение 72 часов явились на регистрацию в районные комендатуры.
Советские солдаты ведут группу немецких военнопленных по берлинским улицам
Кроме того, в приказе говорилось, что все предприятия и службы коммунального хозяйства, транспорта, медицинского и продовольственного обеспечения должны возобновить выполнение своих функций. Населению предписывалось сдать оставшееся на руках оружие, боеприпасы, взрывчатые вещества, военное снаряжение и имущество.
Одна из берлинских улиц в мае 1945 г.
«Люди первого часа»
В архивах сохранились донесения работников политотдела 5-й ударной армии, в которых отмечалось, что берлинцы встретили приказ №1 «с глубоким удовлетворением». «Все рады, – говорилось в одном из сообщений, – что русские военные власти не объявили сбора в Сибирь, а призывают к порядку и работе. Избавившись от кошмара англо-американских бомбардировок и уличных боёв, убедившись в лживости пропаганды гитлеровцев о зверствах большевиков, берлинцы повеселели…»
Писатель Василий Скоробогатов, ветеран 5-й ударной армии, вспоминал в послевоенные годы, что честных и самоотверженных немецких граждан, которые сразу же включились в работу по восстановлению города, стали называть «людьми первого часа». Они организовывали расчистку и уборку улиц, проводили перепись населения, способствовали налаживанию работы коммунальных учреждений, пищевых предприятий, больниц, бань, аптек, магазинов и т.п.
Расчистка завалов и уборка улиц. Берлин, май 1945 г.
«Общее настроение – радостно-выжидательное»
Поначалу отношение берлинцев к советским солдатам и офицерам было крайне настороженным, даже враждебным. Генерал-лейтенант Ф.Е. Боков, член Военного совета 5-й ударной армии, отмечал в донесении от 2 мая, что в первые дни уличных боев на стенах домов можно было увидеть надписи и лозунги такого рода: «Берлин останется немецким», «Победа или Сибирь», «Плюнь в того, кто отказывается обороняться». Но спустя неделю-другую это отношение радикально изменилось. «Общее настроение берлинцев – радостно-выжидательное, – сообщал Боков 15 мая. – Никто не ожидал, что советское правительство проявит такую заботу о населении. Тем более никто не мог мечтать о таких нормах питания…»
Эти нормы были определены на основе постановлений ГКО от 8 мая 1945 года и Военного совета 1-го Белорусского фронта от 11 мая. В зависимости от принадлежности к той или иной категории, горожане стали ежедневно получать 300 – 600 г хлеба на одного человека, 400 г картофеля, 30 – 80 г крупы, 20 –100 г мяса, 7 –30 г жиров, 15 – 25 г сахара. Один раз в месяц выдавались натуральный кофе (35 – 100 г), кофе-суррогат (100 г), чай (20 г), соль (400 г). 31 мая Военный совет 1-го Белорусского фронта принял постановление о снабжении молоком берлинских детей, не достигших 8-летнего возраста.
Советские солдаты раздают еду жителям немецкой столицы
«На такой гуманизм способны только русские»
Генерал-лейтенант К.Ф. Телегин, член Военного совета 1-го Белорусского фронта, в середине мая констатировал, что население «перестало бояться русских, охотно и активно помогает во всём». Боков в донесении Телегину излагал историю некой Елизаветы Штайм, берлинской домохозяйки, оставшейся без мужа, с тремя детьми на руках. «Нацисты говорили, – рассказывала Штайм, – что большевики расстреливают все семьи, в которых кто-то участвовал в войне… Я решила вскрыть вены своим детям и себе. Но мне стало жалко детей, я спряталась в подвал, где мы просидели несколько суток… Туда зашли четыре красноармейца. Они нас не тронули, а маленькому Вернеру дали кусок хлеба и пачку печенья… Мы решили выйти на улицу. Там было много гражданских людей. Никто их не трогал. Я сначала пугалась каждого военного, но теперь убедилась, что Гитлер и Геббельс – брехуны…»
Берлинцы получают горячую пищу от красноармейцев. Май 1945 г.
Ещё одна жительница столицы, Элизабет Шмеер, утверждала, что её сын, служивший в частях СС, говорил ей, что в России эсэсовцы «творили невероятные вещи» и если русские придут в Берлин, немцам не поздоровится. «Но получилось иначе, – резюмировала Элизабет. – Побеждённому народу, армия которого причинила так много несчастья России, победители дают продовольствия больше, чем нам давало своё правительство. На такой гуманизм, видимо, способны только русские».
Раздача хлеба жителям немецкой столицы Советской армией. Берлин, май 1945 г.
14 мая открылось движение по первой линии берлинского метрополитена, к концу месяца были введены в эксплуатацию пять линий и 52 станции. Главные железнодорожные станции и речные порты в городской черте вновь начали функционировать. Заработали 7 газовых заводов и 21 насосная водопроводная станция, распахнули свои двери 25 кинотеатров, готовились к открытию театры, возобновили работу 96 больниц, 10 родильных домов, 146 аптек.
Ложь и передёргивание
Захватив в начале войны значительную часть территории СССР, гитлеровцы осуществляли в отношении мирного населения самый безудержный, зверский геноцид. В отличие от них, советские оккупационные власти в 1945 году не проводили в Германии политику массового истребления гражданских лиц, не сооружали концлагеря, не сжигали людей в крематориях.
Ни в одном оккупированном советском городе нацисты не организовывали системное снабжение местного населения продовольствием. Наоборот, вся «добыча» завоевателей шла на нужды их армии, всё мало-мальски ценное вывозилось в рейх, а обнаруженные припасы съестного немедленно пожирались (недаром в просторечии возникла презрительная кличка «фриц-куроцап», и неудивительно, что в народной памяти до сих пор не стёрся мародёрский клич захватчиков, звучавший в каждой избе и хате, — «курка, млеко, яйки!»). Советские же воинские части, в отличие от войск вермахта, при взятии очередного германского города устанавливали на улицах полевые кухни и начинали бесплатную раздачу пищи мирному населению.
Западная историография давно и настойчиво муссирует тезис о «зверствах русских» на германской земле. По мнению британского историка Энтони Бивора, автора книги «Падение Берлина», в конце войны немцы испытали на себе «такое же насилие», какое сами применяли к населению оккупированных советских территорий. Это, безусловно, ложь. Ни в одном немецком городе не существует таких массовых захоронений, где, как в киевском Бабьем Яру или харьковском Дробицком Яру, погребены гекатомбы расстрелянных мирных горожан. Никто и никогда не видел на улицах германских городов советских «душегубок», предназначенных для массового умерщвления гражданских лиц, – в то время как по Минску, Полтаве, Краснодару в годы оккупации колесили жуткие немецкие «газвагены» (мобильные газовые камеры). На территории Германии советскими войсками никогда не проводились карательные акции со сжиганием населения целых деревень, как это было в Хатыни.
«Они проявили великодушие»
Австралийский военный корреспондент Осмар Уайт, весной 1945-го находившийся в Германии в составе американских войск, позднее писал в своих мемуарах о настроениях, преобладавших среди солдат армии США: «Мало кто сомневался в том, что немцы заслужили свою судьбу… Победители отбирали у врага всё, что им нравилось: выпивку, сигары, фотоаппараты, бинокли, украшения, посуду, меха… Солдаты считали, что они всего лишь восстанавливают справедливость и несут морально обоснованное возмездие той расе, которая угнетала Западную Европу на протяжении пяти лет».
Уайт постоянно слышал от сослуживцев, что, мол, единственный способ научить «krauts» (так американцы называли немцев; в переводе с немецкого «kraut» означает «овощи, ботва, капуста») тому, что война – это плохо, заключается в том, чтобы обращаться с ними так же, как они когда-то обращались со своими жертвами. Однако в советской зоне оккупации, по словам Уайта, наблюдалась совсем иная картина: «В Красной Армии царит строгая дисциплина. Дикие истории о зверствах русских возникают из-за преувеличения и искажения частных случаев».
Жизнь в послевоенном Берлине постепенно налаживалась
Наблюдая за тем, как оживал Берлин в ходе восстановительных работ под руководством русских, «имеющих большой опыт борьбы с подобными проблемами в своих собственных опустошенных городах», австралийский военкор подытоживал: в те дни советские власти сделали для выживания Берлина больше, чем смогли бы сделать на их месте англо-американцы. «Русские, – писал он, – понимали психологию массы и знали, что чем быстрее берлинцы вдохновятся идеей помочь самим себе, тем лучше будет для всех… Они мудро подпитывали возрождение в пустыне отчаяния. Они проявили великодушие к последователям чудовища, лежавшего в своей берлоге под горами щебня».
Заглавное фото. Подпись: Дети берлинцев идут за молоком к советским солдатам
Нет Комментариев