ВМЕСТО ЧЕТЫРЁХДНЕВКИ ДЛЯ ВСЕХ НУЖНО ВНЕДРИТЬ ШЕСТИДНЕВКУ ДЛЯ МУЖЧИН

Навстречу пожеланиям народа

В нашем информационном пространстве периодически всплывают разговоры о четырёхдневной рабочей неделе – иногда для всех, иногда только для женщин. При этом создаётся устойчивое впечатление, что авторы этих идей держат свой мозг в лучшем случае на двухдневной рабочей неделе. Вспомним хотя бы самые свежие инициативы.

Колоритный депутат Госдумы Сергей Вострецов (тот самый, который считает русских слишком ленивыми) заявил, что Россия может объявить ещё как минимум три праздника нерабочими днями – День работника сельского хозяйства, День космонавтики и День учителя. То же можно сделать и с другими профессиональными памятными датами. Но возможно это, внимание, только если сделать четырёхдневную рабочую неделю и сдвинуть при этом праздники на выходные дни (при необходимости сдвинув даты – напомним, что, например, День учителя в СССР первоначально был плавающим и приходился как раз на первое воскресенье октября). В чём тогда смысл объявления этих дней нерабочими, совершенно неясно. Как может выглядеть «плавающий» День космонавтики – тоже непонятно. «В этом году договоримся, что Гагарин полетел в космос 14 апреля», — так, что ли?

Менее чем за неделю до Вострецова на эту тему уполномоченный по правам человека в Москве Татьяна Потяева высказалась так. Она выступила за «один день в неделю, когда женщина одна дома, а мужчина работает». При этом о сокращении на 20% заработной платы для женщин омбудсвумен ничего не сказала. Права человека в Москве, конечно, во время пандемии защищать сложно – видимо, это очень утомляет. Иначе Татьяна Александровна сообразила бы, что при таком раскладе работодатели просто перестанут принимать на работу женщин – к чему им подобная «социальная нагрузка» за собственный счёт? Повторится история с предпенсионерами – придётся вводить уголовное наказание за увольнение, потом за отказ в приёме…

В результате мы получим высокий уровень безработицы среди молодых здоровых мужчин – самой продуктивной части любого общества. Строго говоря, женщина должна иметь полную возможность не работать вообще – как это происходит во всех демографически успешных обществах.

Ранее о четырёхдневке говорил премьер-министр Дмитрий Медведев: летом 2019 года он поручил министерству труда проработать этот вопрос. Министр Максим Топилин привычно проигнорировал это указание своего руководителя. Аргументация Медведева также впечатляла: дескать, в России низкая производительность труда, а если ту же работу мы будем делать за меньшее количество времени, то приблизимся к развитым странам. Вы понимаете, да? Вот я токарь, положим, я обрабатываю тысячу деталей за пять дней, и это так себе показатель, а если я буду обрабатывать их за четыре дня, а три дня потом отдыхать, то производительность труда в стране вырастет и всем станет лучше.

К сожалению, в этот бред верит столько людей, что приходится комментировать его всерьёз. Причина веры проста – любой человек хочет мало работать и много получать, ничего зазорного в этом нет. Но попробуем быть реалистами.

Производительность страны

С тех пор как понятие себестоимости перестало играть значимую роль в формировании цены, производительность труда является устаревшим, местами нелепым показателем, которым специалисты стараются вообще не оперировать. Сборщики «Лады» и «Роллс-Ройса» могут выполнять схожие операции за схожее время, но при этом в глазах экономиста производительность их труда будет различаться в сотни раз. Между тем разница в сложности и качестве этих автомобилей ничтожна по сравнению с разницей в цене. И переход на четырёхдневную неделю абсолютно ничего в этой ситуации не изменит.

России нужно наращивать производительность не труда, а, простите за тавтологию, производства. Нам нужно производить не «больше добавленной стоимости в час», а больше собственной продукции, одновременно закрывая окошко для конкурирующего с ней импорта.

Поэтому вместо досужих разговоров о четырёхдневной рабочей неделе России следует рассмотреть вариант о переходе части отраслей на шестидневную – естественно, с соответствующим ростом зарплаты. Увы, опережающий экономический рост не может быть связан с отказом от труда – напротив, с максимальным приложением всех сил. Именно это, вкупе с эффективной антимонопольной политикой, стало залогом «китайского чуда» – и, к слову, полунищий ещё 20 лет Китай не только заваливает весь мир своими поделками, но и уже надёжно обошёл по средней зарплате (пока ещё не доходу, но и он не за горами) богатую Россию.

Как одни и те же люди могут ставить в пример Китай и говорить о четырёхдневке – уму непостижимо. В Китае официально принята вполне обычная рабочая неделя – пятидневка с 40 часами, максимум ограничен 48 часами – меньше, чем в Швейцарии и Австрии (по 50), но в реальности люди работают существенно больше. Притчей во языцех стала система «996» – нет, мои изнеженные соплеменники, это не какая-то интересная поза для трёх свободных дней, а работа с девяти до девяти шесть дней в неделю. Понятно, что это применяется только в некоторых сферах (в частности, электронной коммерции – закупаетесь же на «Али»?) и не вызывает восторга сотрудников, но даёт отличные экономические результаты. Напомню, что даже 2020 год Китай ухитрился завершить ростом ВВП, чего не добилась ни одна другая значимая страна мира.

Точно такой же интенсификацией объясняются экономические чудеса и СССР 1930-х со всеми его отвратительными издержками, и Японии 1960-х, и «азиатских тигров» 1980-х. Да, интенсификация производства имела место (Стахановы появлялись и ценились отнюдь не только в Союзе), но никак не за счёт сокращения рабочего времени.

А кто проводит эксперименты с сокращением рабочей недели? Изнеженная Испания с её вечной «маньяной», где главный экспортный товар – нарезка прибрежной недвижимости для иностранных коррупционеров, да стремительно чернеющая Франция с её вином, парфюмом и модой, также не требующими никаких 996. Но у России нет волшебного климата, нет раскрученных брендов с минимальной себестоимостью и максимальной маржой, мы не можем себе позволить такой роскоши.

Сомнения и возражения

Есть три резонных возражения против проекции китайского опыта на Россию. Рассмотрим их.

Первое. У нас нет столько работы, чтобы делать её ещё дольше, чем сейчас.

Действительно, убийство рабочего времени через «перекладывание бумажек» (теперь чаще – карт в виртуальных пасьянсах) заразило не только госструктуры, но и крупные компании. Но тут надо понимать, что единая для всех рабочая неделя – пережиток прошлого; понятно, что выдающая справки госструктура может работать хоть два дня в неделю, если 99,9% этих справок автоматически формируются в информационной системе, а клеркам остаётся рассматривать лишь самые сложные случаи. Я говорю в первую очередь о производстве товаров широкого потребления, которое у нас так толком и не создано, за исключением автомобилестроения. Русские (или скопированные русскими) разработки уже позволяют производить практически всё что угодно, но в Китае, Вьетнаме, Бангладеш купить просто дешевле и надёжнее. С этим надо бороться тремя способами:

• ослаблением налогового режима (первые шаги уже сделаны);
• возведением права собственности в экономический абсолют, жёстким пресечением всех рейдерских попыток, особенно со стороны наделённых властью людей;
• протекционизмом – высокими ввозными пошлинами, которые стали причиной торговой войны США и Китая. Без войны можно добыть политическую независимость, но не экономическую.

Второе. Люди старше сорока опасаются, что при переводе основного производства в Россию есть весомый риск скатиться в советский вариант, при котором собственная продукция не выдерживала никакой конкуренции с импортной по качеству (те, кто до сих пор бредит колбасой по советскому ГОСТу, просто не читали дополнений к этим ГОСТам – ищите слово «допускается»).

Но причина такого положения вещей – в монополии, когда борьба за потребителя практически отсутствовала. Делать хорошо умели и тогда (люди постарше помнят волшебную формулировку «в экспортном исполнении»), но просто не хотели, не было стимулов. Однако при нормальной конкуренции в нормальном здоровом обществе с процветающим малым бизнесом и эффективной работой ФАС эта проблема отойдёт даже не на третий план.

Третье. Можно справедливо возразить, что на самом деле целью надо ставить не процветание государства, а процветание народа, а какое же тут процветание, если вся жизнь – на работе?

От какого-нибудь Люксембурга ничего не зависит, но люди там ни в чём не нуждаются. Это действительно так, и много работающий средний китаец живёт существенно беднее не сильно утомляющегося среднего француза или того же люксембуржца. Но динамика изменения их благосостояния последние десятилетия очевидна: француз топчется на месте – китаец стремительно богатеет. Что до карликовых государств, то их опыт в принципе не масштабируется: вольно насаждать законность в Сингапуре, когда из президентского окна вся коррупция видна, но в империи это не работает.

Национальный подъём – это не разноцветные флаги на площади. Национальный подъём – это когда утром нация поднимается и идёт на работу, зная, что отданный сегодня труд положительно скажется и на личном, и на общественном благосостоянии.