«Пусть убивают друг друга как можно больше»: Объявлял ли Гитлер войну СССР

Почему Сталин пропустил удар

Советское руководство испытало 22 июня 1941 года глубокий шок. Поскольку Гитлер решился на то, на что он, по глубочайшему убеждению Сталина, решиться не мог: на блицкриг против России и войну на два фронта, не выдвигая при этом публичных претензий Москве в плане соблюдения ею пакта о ненападении и вообще не готовясь к зимней войне. У Сталина, которому сообщали из различных источников о концентрации у советских границ германских войск, просто не укладывалось в сознании (оперативно добытый советской разведкой план «Барбаросса» он упорно считал британской фальшивкой, зная, как хочется Лондону столкнуть Москву и Берлин в истребительной войне, чтобы самому перевести дух), что немцы могут в здравом уме рассчитывать разбить его огромную, великолепно вооружённую качественным оружием армию за несколько месяцев, а то и недель. Чтобы ужать СССР до жалкой территории за Уралом, держа её в покорности с помощью авиации – до предстоящего раздела с японцами. Сталин не понимал, что деваться Гитлеру, раз Англия не сдаётся, а США обязательно в будущем вступят с ним в войну, уже некуда, что у него есть в запасе всего пара лет, что для фюрера, как и для Наполеона, удар по России является ударом по Британии и лучшим средством принудить её к капитуляции. После чего США уже не решатся на войну с немцами.

Догматизм и самоуверенность не позволили Сталину вовремя разглядеть подлую игру Гитлера. Фото: Russian Look/Globallookpress

Сталин не хотел понимать, что Гитлер и его генералы сильно недооценивают его армию и переоценивают собственную. Советскому вождю, которому поддакивали соратники, было трудно представить, что немцы считают его государство «колоссом на глиняных ногах», убеждены, что обезглавленная сталинскими чистками Красная армия ни на что не способна, а замордованный народ не станет воевать за режим, державший его в чёрном теле, что и сделает войну скоротечной. А когда разберётся, что сулит ему «новый порядок», будет уже поздно. Германская армия на тот момент действительно «поймала кураж», разгромив в рекордные сроки таких сильных противников, как поляки, французы и англичане, не говоря уже о бельгийцах, югославах и всех остальных. Немецкие генералы, офицеры и солдаты, взявшие на вооружение и отточившие в 1939–1940 годах передовую военную тактику, имея за плечами экономический потенциал почти всей захваченной Европы, совершенно не сомневались в успехе. Армия Гитлера на самом деле представляла из себя тогда великолепный боевой организм, устоять перед которым было почти невозможно.

Момент истины

Всё это – что предстоит смертельная борьба в условиях тактических преимуществ у взявшего инициативу в свои руки противника – и осознали советские руководители во главе со Сталиным 22 июня 1941 года. Вождь стал понимать, что Гитлер пойдёт на Россию ещё до того, как победит Англию, за несколько дней до начала войны. Ибо игнорировать колоссальный поток подтверждающей это разведывательной информации стало просто невозможно. Он понимал, что полностью теряет лицо, что страшно ошибся, что возникает совершенно новая, чреватая различными неожиданностями ситуация, которую требуется глубоко обдумать. Поэтому осторожный Сталин, когда Германия официально объявила СССР войну, поручил обратиться к советскому народу своему заму и главе МИД Вячеславу Молотову. Вождь мотивировал это на экстренном заседании Политбюро тем, что общая политическая и военная обстановка ещё до конца не ясна и он выступит позже, когда она прояснится. Возможно, он ещё рассчитывал, что крупного конфликта удастся избежать, что ценою каких-то унижений он сможет выиграть время, подтянуть к границе дополнительные войска и тогда уже ударить по немцам. Эти соображения, безусловно, наложили отпечаток и на выступление Молотова, которое было весьма слабым.

Рано утром 22 июня 1941 года немецкая армия и её союзники набросились на спящий СССР, предвкушая лёгкую победу. Фото: Scherl/Globallookpress

Что сказали о войне Молотов и Сталин

Адресованное «гражданам и гражданкам» СССР, оно состоялось 22 июня в 12:15 мск, трансляция осуществлялась из здания Центрального телеграфа. Молотов начал с жалоб на поведение немцев, которые «без предъявления каких-либо претензий» и «без объявления войны» атаковали границы во многих местах, бомбили советские города, «несмотря на наличие договора о ненападении между СССР и Германией», что «является беспримерным в истории цивилизованных народов». К их числу, как видим, он отнёс и немцев.

Молотов отметил, что, согласно сделанному ему после нападения германским послом Шуленбургом заявлению, речь идёт о «военных контрмерах в связи с концентрацией вооружённых сил Красной армии у восточной германской границы». После чего нарком повторил: «до последней минуты германское правительство не предъявляло никаких претензий к советскому правительству, и что Германией совершено нападение на СССР, несмотря на миролюбивую позицию Советского Союза, и что тем самым фашистская Германия является нападающей стороной».

Молотов утверждал, что не соответствовало действительности, что «ни в одном пункте наши войска и наша авиация не допустили нарушения границы», но тут же стал противоречить себе, заявив, что «советским правительством дан приказ нашим войскам отбить нападение и изгнать германские войска с территории нашей Родины».

Выразив от имени правительства «непоколебимую уверенность», что «наша доблестная армия и флот и смелые соколы советской авиации с честью выполнят долг перед Родиной, перед советским народом и нанесут сокрушительный удар по врагу», Молотов сказал в заключение свою самую сильную, запавшую в душу народа фразу: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!» Слово «война» в выступлении Молотова по радио фигурировало, кстати, всего один раз: немцы напали «без объявления войны»…

Задним числом становится понятно, что Сталин на этот раз оказался прав, поручив выступать Молотову. Он выступил, когда всё стало окончательно ясно (Минск пал 28 июня), лишь 3 июля 1941 года, сразу по радио и в газетах. И обращался он уже не к безликим «гражданам и гражданкам», а прежде всего к «братьям и сестрам», «друзьям», народам России с призывом вести против немецких захватчиков Отечественную войну, потому что коммунистическую войну с немцами, за его режим они вести, как оказалось, не слишком хотели. И этот призыв, подкреплённый конкретными делами, в частности прекращением борьбы с русской историей, культурой и религией, был услышан народом, который, с другой стороны, быстро разобрался, какое «освобождение» несёт ему Гитлер.

Есть в выступлении Сталина и международный аспект, которого не было в выступлении Молотова, весьма актуальный и в наши дни: «Целью этой всенародной Отечественной войны против фашистских угнетателей является не только ликвидация опасности, нависшей над нашей страной, но и помощь всем народам Европы, стонущим под игом германского фашизма. В этой освободительной войне мы не будем одинокими… Это будет единый фронт народов, стоящих за свободу, против порабощения и угрозы порабощения со стороны фашистских армий Гитлера. В этой связи историческое выступление премьера Великобритании г. Черчилля о помощи Советскому Союзу и декларация правительства США о готовности оказать помощь нашей стране, которые могут вызвать лишь чувство благодарности в сердцах народов Советского Союза, являются вполне понятными и показательными».

Что сказали в Берлине

Самое подробное, обстоятельное и пространное объяснение причин объявления рейхом войны СССР принадлежит, как ни странно, самой гитлеровской Германии. В Берлине неплохо подготовились не только к военному нападению, но и к его пропагандистскому прикрытию. Одновременно с Шуленбургом, лично не желавшим войны и даже предупреждавшим на свой страх и риск Москву о её скором начале, но вынужденным объявить её по указанию Берлина в 05:30 22 июня 1941 года (в Германии было на час меньше), аналогичная процедура состоялась и в столице рейха.

Министр иностранных дел Риббентроп вызвал к себе советского посла Деканозова и зачитал ему обширную ноту МИД, которую затем огласил на пресс-конференции. Потом он сообщил журналистам, что «для освещения агрессивной и деструктивной политики Советского Союза» подготовлены ещё ряд документов, которые «однозначно доказывают, что Советский Союз с помощью саботажа и подрывной пропаганды хотел уничтожить национал-социалистическую Германию». Имелись в виду доклад МИД о пропаганде и политической агитации советского правительства, доклады верховного командования вермахта правительству рейха о сосредоточении советских войск против Германии, доклад рейхсминистра внутренних дел и рейхсфюрера СС и начальника германской полиции правительству рейха о направленной против Германии и национал-социализма подрывной работе СССР, которые, по словам Риббентропа, «неопровержимо доказывают, каковы были цели и намерения московских правителей», которых «упредил фюрер». Как видим, основные немецкие ведомства неплохо постарались.

Много лжи и немного правды

Обобщающим документом является нота германского МИД, которую вкратце и рассмотрим. Она начинается, во-первых, с грубой лжи об активизации деятельности Коминтерна в Германии, оккупированных ею и союзных странах после заключения пакта Молотова – Риббентропа, подрывной работы, саботажа и шпионажа. На самом деле Москва делала всё, чтобы избежать подобных обвинений, что вызывало отчаяние у её друзей в Европе и привело к тому, что когда началась война, её «замороженные» агенты в Германии остались без связи. Во Франции, например, коммунистов преследовали и сажали в тюрьмы за прогерманскую, антивоенную пропаганду. За обличение «империалистической» войны, ведущейся Германией» их бы не сажали. Только после того как Гитлер напал на СССР, французские коммунисты стали бороться против Германии, сыграв видную роль в движении Сопротивления.

Во-вторых, в ноте следует затем другая ложь: присоединение к СССР утраченных после революции российских территорий якобы не вытекало из пакта Молотова – Риббентропа (это справедливо лишь в отношении Северной Буковины).

В-третьих, Москве ставится в вину закулисное сближение с Англией. Тут, немцы, вероятно, не ошиблись и не слишком наврали.

В-четвёртых, в документе утверждается, что в результате переговоров Молотова в Берлине в ноябре 1940 года Москва согласилась на «действительно дружественное сотрудничество с державами, заключившими Тройственный пакт, и с Германией, в частности, лишь в том случае, если последняя готова уплатить за это цену, которую требует Советский Союз». Имеются в виду т. н. Антикоминтерновский пакт и «дальнейшее продвижение Советского Союза на севере и юго-востоке Европы» – установление фактического протектората над Болгарией, создание баз сухопутных и военно-морских сил СССР в районе Босфора и Дарданелл на основе долгосрочной аренды у турок, требование включения Финляндии в сферу интересов СССР. «Само собой разумеется, – отмечается в ноте, – что Германия не могла принять эти русские требования, которые советское правительство выдвигало как предварительное условие присоединения к Тройственному пакту».

Откровение Путина

Неужели правда? На это вопрос ответил президент России Владимир Путин в своей опубликованной на днях статье «75 лет Великой Победы: общая ответственность перед историей и будущим». Вот этот пассаж: «Последнюю попытку склонить Советский Союз к совместным действиям Гитлер предпринял в ходе визита Молотова в Берлин в ноябре 1940 года. Но Молотов в точности выполнил указания Сталина, ограничившись общими разговорами об идее немцев по поводу присоединения СССР к Пакту трёх – союзу Германии, Италии и Японии, подписанному в сентябре 1940 года и направленному против Великобритании и США. Не случайно уже 17 ноября Молотов инструктировал находившегося в Лондоне советского полпреда И. Майского следующим образом: «Для Вашей ориентировки… Никакого договора в Берлине не было подписано, и не предполагалось этого делать. Дело в Берлине ограничилось… обменом мнениями… Немцы и японцы, как видно, очень хотели бы толкнуть нас в сторону Персидского залива и Индии. Мы отклонили обсуждение этого вопроса, так как считаем такие советы со стороны Германии неуместными». А 25 ноября советское руководство и вовсе поставило здесь точку. Официально выдвинуло Берлину неприемлемые для нацистов условия, включая вывод германских войск из Финляндии, договор о взаимопомощи между СССР и Болгарией и ряд других. Тем самым сознательно исключив для себя любые возможности присоединения к пакту». Таким образом, по форме, несмотря на передержки и приписанные Москве кровожадные намерения, гитлеровцы, возможно, тут правы, по сути – нет.

В-пятых, Москва ложно обвиняется в ноте в «открытой политической и тайной военной поддержке Югославии», попытке «подтолкнуть Турцию путём предоставления ей гарантий к агрессивным действиям против Болгарии и Германии», а также заставить Румынию «порвать» с Германией, координации этой политики с англичанами и американцами. Вывод из этих домыслов делается совершенно фантастический: «Таким образом, немецкие войска, вступившие в Румынию и Болгарию, по англо-русскому плану должны были быть атакованы с трёх сторон: из Бессарабии, из Фракии и из Сербии – Греции».

В-шестых, СССР обвинялся в том, в чём Германия преуспела сама – концентрации своих войск в приграничных районах, нарушениях воздушного пространства, «активизации деятельности разведки и патрулей», что, дескать, выдаёт «агрессивные намерения». Берлин обвинил Россию во «всеобщей мобилизации» и сосредоточении против Германии «не менее 160 дивизий» с тем, чтобы «в любой момент перейти к агрессивным действиям на разных участках германской границы». Всё это рисует «картину напряжённой до предела военной ситуации, при которой в любой момент может произойти взрыв», и «однозначно» показывает на фоне советско-английского сближения, «какую судьбу готовят немецкому народу».

Финальный вердикт таков: советское правительство «повернуло против Германии», доверившейся ему, усилив «попытки своей подрывной деятельности, направленной против Германии и Европы», и сосредоточив «на германской границе все свои вооружённые силы, готовые к броску». Кстати, если бы последнее действительно имело место, вермахту пришлось бы нелегко.

Завершается текст на исступлённой пропагандистской ноте: «Большевизм – смертельный враг национал-социализма. Большевистская Москва намеревается нанести удар в спину национал-социалистической Германии, которая ведёт борьбу за своё существование. Германия не намерена смотреть на эту серьёзную угрозу своим восточным границам и ничего не делать. Поэтому фюрер отдал германскому вермахту приказ отразить эту угрозу всеми имеющимися в его распоряжении средствами. Немецкий народ понимает, что в грядущей борьбе он не только защищает свою Родину, но что он призван спасти весь культурный мир от смертельной опасности большевизма и открыть путь к истинному социальному подъёму в Европе».

Так где же правда?

Звучит убедительно? Для тех, кто знает историю, – нет. Потому что Гитлер объявил своему военному окружению о планах напасть на СССР ещё весной 1940 года, и свой ситуативный пакт с Москвой он серьёзно никогда не рассматривал, а о том, как поступить с Россией, вполне откровенно написал ещё в «Майн кампф».

Увы, эти в целом лживые тирады в чём-то даже честнее, чем то, что пишут современные западные фальсификаторы истории, которые считают, что коммунизм – это не «смертельный враг национал-социализма», а его наставник и лучший друг. Они превзошли гитлеровцев.

Прежде чем перейти к реакции англосаксов, давайте по горячим следам ответим на вопрос, так без объявления войны на нас напали немцы или всё-таки с объявлением?

Британский премьер Уинстон Черчилль произнёс о России 22 июня 1941 года прочувствованную речь. Фото: Scherl/Globallookpress

Согласно Гаагской конвенции «Об открытии военных действий» от 1907 года, «договаривающиеся державы признают, что военные действия между ними не должны начинаться без предварительного и недвусмысленного предупреждения…» (статья 1). Первые сообщения о «вооружённых столкновениях» стали поступать в Москву, по свидетельству начальника Генштаба Красной армии Жукова, с 03:10 мск. Ноту МИД Германии и три приложения к ней Риббентроп вручил послу Деканозову в Берлине в 04:00 – в Москве было в тот момент на час больше. И лишь через полчаса после этого о войне заявил Молотову Шуленбург, казнённый немцами впоследствии за причастность к заговору против Гитлера. Таким образом, все формальности происходили уже после начала боевых действий: Германия напала на СССР без объявления войны.

Вздох облегчения в Британии: Черчилль не подкачал

В Британии утро 22 июня 1941 года было встречено всей страной с облегчением, островитяне верно сообразили, что теперь Гитлеру будет не до них и у них появляется шанс устоять. Премьер-министр Уинстон Черчилль произнёс в этот день потрясающую речь, которую, конечно, написал заранее (британцы отлично знали, что нападение будет и даже когда), хотя и утверждал, что это экспромт.

Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времён. Я вижу их охраняющими свои дома; их матери и жены молятся – о да, потому что в такое время все молятся о сохранении своих любимых, о возвращении кормильца, покровителя и защитника. Я вижу десятки тысяч русских деревень, где средства к существованию с таким трудом вырываются у земли, но где существуют исконные человеческие радости, где смеются девушки и играют дети. Я вижу, как на всё это надвигается гнусная нацистская военная машина с её щеголеватыми, бряцающими шпорами прусскими офицерами… только что усмирившими и связавшими по рукам и ногам десяток стран. Я вижу также серую вымуштрованную послушную массу свирепой гуннской солдатни, надвигающейся подобно тучам ползущей саранчи. Я вижу в небе германские бомбардировщики и истребители с ещё не зажившими рубцами от ран, нанесённых им англичанами, радующиеся тому, что они нашли, как им кажется, более лёгкую и верную добычу… И затем мой разум возвращается на годы назад, в дни, когда русские войска были нашим союзником против того же самого смертельного врага, когда они сражалась с огромным мужеством и твёрдостью и помогли одержать победу, плодами которой им, увы, помешали воспользоваться.

Британский премьер заявил, что у правительства Её Величества «лишь одна-единственная неизменная цель»: «Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. Ничто не сможет отвратить нас от этого, ничто… Любой человек или государство, которые идут с Гитлером, – наши враги… Отсюда следует, что мы окажем России и русскому народу всю помощь, какую только сможем. Мы обратимся ко всем нашим друзьям и союзникам во всех частях света с призывом придерживаться такого же курса и проводить его так же стойко и неуклонно до конца, как это будем делать мы».

«Нападение на Россию – не более чем прелюдия к попытке завоевания Британских островов. Без сомнения, он (Гитлер. – Прим. Царьграда) надеется завершить всё это до наступления зимы, чтобы сокрушить Великобританию до того, как флот и военно-воздушные силы Соединённых Штатов смогут вмешаться… Поэтому опасность, угрожающая России, – это опасность, грозящая нам и Соединённым Штатам, точно так же как дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом, – это дело свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара», – подчеркнул Черчилль. Ещё в мае 1939 года в Палате общин он заявил: «Мы окажемся в смертельной опасности, если не сможем создать великий союз против агрессии. Было бы величайшей глупостью, если бы мы отвергли естественное сотрудничество с Советской Россией».

США: разные мнения

Власти США тоже поддержали Россию в борьбе с Германией. Единственные сомнения, как и у британских военных, заключались в том, не падёт ли она слишком быстро и не попадёт ли отправленная русским военная помощь в руки немцев. 1–3 месяца – столько давали западные военные эксперты возможности Красной армии сопротивляться вермахту.

Первое официальное заявление правительства США по поводу нападения Германии на СССР было сделано на пресс-конференции 23 июня и. о. государственного секретаря Уэллесом. Он назвал нападение Германии на Советский Союз «предательским», отметив, что перед американским народом стоит неотложный вопрос, будет ли успешно остановлен, а затем и сорван гитлеровский план завоевания мира. Президент Рузвельт объявил СМИ 24 июня, что США, ещё не воевавшие с Германией, предоставят СССР всю возможную помощь. В опубликованном одновременно сообщении американской администрации говорилось: «… всякая оборона против гитлеризма, всякое объединение с силами, противостоящими гитлеризму, какой бы характер эти силы ни носили, будет способствовать возможному свержению нынешних германских лидеров и будет служить на пользу нашей собственной обороне и безопасности».

Президент США Франклин Рузвельт верил в Красную армию больше своих военных и не ошибся. Фото: Scherl/Globallookpress

Правда, в правящих кругах США было и другое мнение, выраженное в это же время в очень откровенной форме следующим президентом Трумэном: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают друг друга как можно больше».

Тем не менее уже в первые дни Великой Отечественной войны Вашингтон перестал блокировать советские финансовые операции и решил не применять к СССР ограничения, предписанные актом о нейтралитете. С ноября 1941 года, когда американцы убедились, что Россия выстоит, СССР был подключён и к ленд-лизу…

Вместо заключения

Такая реакция была в ведущих мировых столицах на случившееся 75 лет судьбоносное для русских и всего мира событие – нападение гитлеровской Германии на СССР. И за понятным исключением Берлина, жестоко за это расплатившегося, как и предупреждал Риббентропа советский посол Деканозов («Вы ещё пожалеете, что совершили разбойничье нападение на Советский Союз, вы ещё за это жестоко поплатитесь…»), она была совершенно правильной.

Тем печальней тот факт, что сегодня Россия, исходя из ложно понятой современной политической конъюнктуры, представляется Западом главным виновником той войны, а российских лидеров фактически перестали приглашать на связанные с ней мемориальные мероприятия, на которые давно приглашают немцев. Россия с этим никогда не смирится и будет бороться за историческую правду.