Благодаря своему знаменитому фонду фактический мировой правитель общественного здравоохранения стал стойким защитником монополии в медицине.
11 февраля 2020 года сотни экспертов по общественному здравоохранению и инфекционным заболеваниям собрались в штаб-квартире Всемирной организации здравоохранения в Женеве. До официального объявления о пандемии оставался ещё месяц, но международный мозговой трест агентства знал достаточно, чтобы волноваться об этом. Обременённые чувством занятого времени, они потратили два дня, яростно набрасывая «план исследований и разработок» в рамках подготовки к миру, перевернутому вирусом, тогда известному как 2019-nCoV.
В итоговом документе резюмировано состояние исследований коронавируса и предложены способы ускорения разработки средств диагностики, лечения и вакцин. Основная предпосылка заключалась в том, что мир объединится против вируса. Мировое исследовательское сообщество будет поддерживать широкие и открытые каналы связи, поскольку сотрудничество и обмен информацией минимизируют дублирование и ускоряют открытие. Группа также составила планы проведения глобальных сравнительных испытаний под надзором ВОЗ для оценки достоинств лечения и вакцин.
Один вопрос, не упомянутый в документе: интеллектуальная собственность. Если случится худшее, эксперты и исследователи предполагали, что сотрудничество определит глобальные ответные меры, а ВОЗ будет играть центральную роль. То, что фармацевтические компании и их союзные правительства позволили бы озабоченности по поводу интеллектуальной собственности замедлить развитие событий – от исследований и разработок до увеличения масштабов производства, – им, похоже, не приходило в голову.
Они ошибались, но они были не одиноки. Потрепанные в боях ветераны движений за доступ к лекарствам и за открытую науку надеялись, что масштаб пандемии перевесит глобальную систему распространения лекарств, основанную на частной науке и рыночных монополиях. К марту странные, но долгожданные мелодии можно было услышать с самых неожиданных сторон. Обеспокоенные правительства говорили об общих интересах и глобальных общественных благах; фармацевтические компании придерживались «предконкурентного» и «некоммерческого» подходов к разработке и ценообразованию. Первые дни представляли соблазнительные проблески открытых научных совместных ответных мер на пандемию.
В январе и феврале 2020 года консорциум, возглавляемый Национальным институтом здравоохранения и Национальным институтом аллергии и инфекционных заболеваний, сотрудничал с целью создания атомных карт ключевых вирусных белков в рекордно короткие сроки.
Работа, которая обычно заняла бы месяцы – а возможно, даже годы, – была завершена за недели,
– отметили редакторы журнала Nature.
Когда 27 марта Financial Times опубликовала передовую статью о том, что «мир чрезвычайно заинтересован в том, чтобы [лекарства и вакцины против COVID-19] были доступны повсеместно и по доступной цене», газета выразила то, что казалось общепринятым мнением. Это ощущение возможности придало смелости силам, работающим над расширением кооперативной модели. Основанием для их усилий стал план, начатый в первых числах марта, по созданию добровольного пула интеллектуальной собственности внутри ВОЗ. Вместо того чтобы возводить частные стены вокруг исследований и организовывать их как «гонку», государственные и частные субъекты будут собирать исследования и связанную с ними интеллектуальную собственность в глобальный фонд знаний на время пандемии. Идея стала реальностью в конце мая с запуском пула доступа к технологиям ВОЗ по COVID-19, или C-TAP.
К тому времени, однако, оптимизм и чувство новых возможностей, которые определяли первые дни, уже давно прошли. Сторонники объединения и открытой науки, которые той зимой казались преобладающими и даже неудержимыми, столкнулись с возможностью быть превзойдёнными самым влиятельным человеком в области глобального общественного здравоохранения.
В апреле Билл Гейтс предпринял смелую попытку управлять мировыми научными ответами на пандемию. Ускоритель ACT-COVID-19 от компании Gates выразил видение статус-кво в отношении организации исследований, разработки, производства и распространения препаратов и вакцин. Как и другие финансируемые Гейтсом учреждения в сфере общественного здравоохранения, Accelerator был государственно-частным партнёрством, основанным на благотворительности и дотациях для промышленности.
Важно отметить, что в отличие от C-TAP, Accelerator закрепил давнюю приверженность Гейтса уважению исключительных требований интеллектуальной собственности. Его неявные аргументы – что права интеллектуальной собственности не будут создавать проблем для удовлетворения глобального спроса или обеспечения равного доступа и что они должны быть защищены даже во время пандемии, – несут огромный вес репутации Гейтса как мудрого пророка, ставящего благотворительность в основу своей деятельности.
То, как он развивал и использовал это влияние на протяжении двух десятилетий, является одним из наиболее значимых и недооцененных факторов неудачного глобального ответа на пандемию COVID-19. Вступив во второй год пандемии, эта реакция была определена битвой за вакцинацию с нулевым результатом, в результате которой большая часть мира оказалась в проигрыше.
Основная инициатива Гейтса по COVID—19 началась относительно с малого. За два дня до того, как 11 марта 2020 года ВОЗ объявила о пандемии, Фонд Билла и Мелинды Гейтс объявил о том, что называется Therapeutics Accelerator, совместной инициативой с Mastercard и благотворительной группой Wellcome Trust по выявлению и разработке потенциальных методов лечения нового коронавируса. Ускоритель, удваивающий роль социального брендинга гиганта мировых финансов, отразил знакомую формулу корпоративной благотворительности Гейтса, которую он применил ко всему, от малярии до проблем недоедания. Оглядываясь назад, можно сказать, что это явный показатель того, что приверженность Гейтса монополии в медицине переживёт пандемию, даже до того, как он и сотрудники его фонда начали публично заявлять об этом.
Это подтвердилось, когда в следующем месяце в ВОЗ была представлена более крупная версия ускорителя. Access to COVID-19 Tools Accelerator, или ACT-Accelerator, был предложением Гейтса организовать разработку и распространение всего, от терапевтических средств до тестирования. Крупнейшее и наиболее значимое подразделение, COVAX, предложило субсидировать сделки по вакцинам с бедными странами за счёт пожертвований и продаж более богатым странам.
Цель всегда была ограниченной: она была направлена на обеспечение вакцинами до 20% населения в странах с низким и средним уровнем доходов. После этого правительствам в значительной степени придётся конкурировать на мировом рынке, как и всем остальным. Это было частичное решение спроса в отношении того, что, как предупреждало движение, объединившееся вокруг призыва к «народной вакцине», будет двойным кризисом предложения и доступа, в центре которого будет находиться интеллектуальная собственность.
Гейтс не только отклонил эти предупреждения, но и активно стремился свести на нет все вызовы его авторитету и благотворительной программе Accelerator, основанной на интеллектуальной собственности.
Вначале у Гейтса была возможность оказать серьёзное влияние в пользу открытых моделей, – говорит Мануэль Мартин, политический советник кампании «Врачи без границ», – но высокопоставленные люди в организации Гейтса очень чётко разослали сигнал: объединение средств было ненужным и контрпродуктивным. Они приглушили ранний энтузиазм, заявив, что интеллектуальное право не является препятствием для доступа к вакцинам. Это просто демонстративная ложь.
Мало кто наблюдал за преданностью Билла Гейтса монополистической медицине более внимательно, чем Джеймс Лав, основатель и директор организации Knowledge Ecology International, базирующейся в Вашингтоне, округ Колумбия, которая изучает широкую взаимосвязь федеральной политики, фармацевтической промышленности и интеллектуальной собственности. Он вошёл в мир глобальной политики общественного здравоохранения примерно в то же время, когда это сделал Гейтс, и в течение двух десятилетий наблюдал, как тот достиг своих высот, укрепляя систему, ответственную за те самые проблемы, которые он, как он утверждает, пытается решить. Основной чертой Гейтса была его непоколебимая приверженность праву фармацевтических компаний на исключительный контроль над медицинской наукой и рынками её продукции.
Все могло бы сложиться иначе, – говорит Лав, – но Гейтс хотел сохранить исключительные права. Он действовал быстро, чтобы остановить стремление к обмену знаниями, необходимыми для создания продуктов: ноу-хау, данных, клеточных линий, передачи технологий, прозрачности, которая имеет решающее значение во многих отношениях. Подход к объединению, представленный C-TAP, включает всё это. Вместо того чтобы поддержать эти ранние обсуждения, он рванул вперед и выразил поддержку обычному ведению дел в области интеллектуальной собственности, объявив программу ACT-Accelerator в марте.
Год спустя ACT-Accelerator не смог достичь своей цели по обеспечению вакцинами со скидкой «приоритетной пятой» группы населения с низкими доходами. Фармацевтические компании и богатые страны, которые так хвалили эту инициативу год назад, заключили двусторонние соглашения, которые мало способствуют заявленной цели. «Страны с низким и средним уровнем доходов в значительной степени справляются с проблемой сами по себе, и их просто не так много», – сказал Питер Хотез, декан Национальной школы тропической медицины в Хьюстоне. «Несмотря на все усилия, модель Гейтса и её институты по-прежнему зависят от промышленной отрасли», – добавил он.
На момент написания этой статьи в начале апреля во всём мире было введено менее 600 миллионов доз вакцины; три четверти из них – всего в 10 странах с высоким уровнем доходов. Почти 130 стран, в которых проживают 2,5 миллиарда человек, ещё не приняли ни одной дозы. Между тем срок снабжения бедных стран и стран со средним уровнем дохода достаточным количеством вакцин для достижения коллективного иммунитета перенесён на 2024 год.
Эти цифры представляют собой нечто большее, чем «катастрофический моральный провал», о котором предупреждал генеральный директор ВОЗ в январе этого года. Это суровое напоминание о том, что любая политика, препятствующая или сдерживающая производство вакцин, рискует быть обречена на провал для богатых стран, отстаивающих исключительные права и поглощающих львиную долю имеющихся запасов вакцин. Правда, так часто повторяемая на протяжении всей пандемии фраза – никто не в безопасности, пока все не будут в безопасности – остаётся в силе.
Этот ожидаемый сбой рынка – вместе с неудачей с запуском C-TAP – побудил развивающиеся страны открыть новый фронт против барьеров интеллектуальной собственности во Всемирной торговой организации. С октября Совет ВТО по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности находится в центре драматического противостояния между севером и югом из-за прав на контроль знаний, технологий и рынков вакцин.
Более 100 стран с низким и средним уровнем доходов поддерживают призыв Индии и Южной Африки отказаться от некоторых положений, касающихся интеллектуальной собственности COVID-19, на время пандемии. Хотя Гейтс и его организация не имеют официальной позиции по дебатам, волнующим ВТО, Гейтс и его заместители почти не сомневаются в своем несогласии с предложением об отказе от прав. Точно так же, как он сделал после развертывания C-TAP, Гейтс решил поддержать фармацевтические компании и их государственных покровителей.
ACT-Accelerator, технически размещённый в ВОЗ, является операцией Гейтса сверху вниз. Он разработан, управляется и укомплектован в основном сотрудниками организации Gates. Он воплощает филантропический подход Гейтса к широко ожидаемым проблемам, создаваемым компаниями, собирающими интеллектуальную собственность, способными ограничивать глобальное производство, отдавая приоритет богатым странам и запрещая лицензирование. Компаниям, сотрудничающим с COVAX, разрешено устанавливать свои собственные многоуровневые цены. Они почти не подчиняются требованиям прозрачности и беззубым договорам в пользу «равного доступа», которые никогда не выполнялись.
Что особенно важно, компании сохраняют исключительные права на свою интеллектуальную собственность. Если они отклоняются от линии Фонда Гейтса в отношении исключительных прав, их быстро преследуют. Когда у директора Оксфордского института Дженнера возникла забавная идея о передаче прав на вакцину-кандидат, поддерживаемую COVAX, в общественное достояние, вмешался Гейтс. Как сообщает Kaiser Health News,
несколько недель спустя Оксфорд, к которому обратился Фонд Билла и Мелинды Гейтс, изменил курс [и] подписал эксклюзивное соглашение о вакцинах с AstraZeneca, которое дало фармацевтическому гиганту исключительные права, но не дало никаких гарантий низких цен.
Учитывая обсуждаемые альтернативы, неудивительно, что фармацевтические компании с большим энтузиазмом поддержали ACT-Accelerator и COVAX. На церемонии запуска ACT-Accelerator в марте 2020 года выступил Томас Куени, генеральный директор Международной федерации фармацевтических производителей и ассоциаций, который назвал эту инициативу «знаковым глобальным партнёрством». С тех пор, как вакцины начали поступать в интернет, компании – члены IFPMA потеряли интерес к Accelerator, предпочитая двусторонние сделки с богатыми странами. Но они продолжают извлекать выгоду из эффекта ореола своей связи с Гейтсом, который оказался бесценным на протяжении всей пандемии, особенно в решающий момент ее первого года.
29 мая Дональд Трамп объявил о выходе США из ВОЗ. По его словам, это было ответом на «полный контроль» Китая над агентством. Между тем фармацевтическая промышленность была недовольна ВОЗ по совершенно другим причинам. В тот же день генеральный директор ВОЗ представил C-TAP с «Призывом солидарности к действиям» для правительств и компаний о том, чтобы они делились всей интеллектуальной собственностью, связанной с лечением COVID-19 и вакцинами. Напрямую атаковать инициативу фармацевтические компании не стали. Действуя иначе, их глобальная торговая ассоциация, IFPMA предупредила об этом, организовав прямую трансляцию для СМИ вечером 28 мая. В мероприятии приняли участие руководители AstraZeneca, GlaxoSmithKline, Johnson & Johnson и Pfizer, а также Томас Куени.
Шестым участником вечера был призрак Билла Гейтса.
Как и ожидалось, вопросы, заданные журналистами, неоднократно касались долгожданного запуска C-TAP на следующее утро, а также связанных с этим вопросов интеллектуальной собственности, доступа к вакцинам и справедливости, а также дебатов по поводу масштабов и способов, которыми интеллектуальная собственность создает препятствия для наращивания производства. В основном руководители выказывали невежество и удивление по поводу неизбежного запуска C-TAP; только генеральный директор Pfizer Альберт Бурла открыто осудил объединение интеллектуальной собственности как «опасное» и «бессмысленное».
Однако все руководители поделились сборником правил, в котором они быстро перешли к заявлениям о своей поддержке Билла Гейтса и ACT-Accelerator. Связь с Гейтсом была представлена как доказательство приверженности отрасли принципам справедливости и доступа, а также как доказательство полного отсутствия необходимости в дублирующих или конкурирующих инициативах, таких как «опасный» C-TAP.
«У нас уже есть необходимые платформы, – сказал Куени во время мероприятия 28 мая. – Промышленность уже делает всё правильно».
По мере того как накапливались вопросы о C-TAP и интеллектуальной собственности, отраслевая болтовня Гейтса стала больше походить не на общий сценарий PR, а на заезженную пластинку. Во второй раз столкнувшись с проблемой интеллектуальной собственности, генеральный директор GlaxoSmithKline Эмма Уолмсли исторгла бессмысленное славословие по поводу Гейтса.
Мы абсолютно привержены этому вопросу доступа, – заикалась она, – и глубоко приветствуем формирование ACT, этой многосторонней организации, которая станет механизмом с множеством заинтересованных сторон, будь то главы государств или такие организации, как [финансируемый Гейтсом] CEPI или Фонд Гейтса и [финансируемый Гейтсом] Гави и другие и, конечно же, ВОЗ, где мы на самом деле смотрим на эти принципы, ммм, доступа, и так ясно, что мы тоже этим занимаемся.
Без поддержки Гейтса и COVAX, на которые можно было бы опираться, заикание было бы намного хуже. Альберт Бурла из Pfizer, похоже, осознал это, но в какой-то момент прервал себя, чтобы выразить признательность и восхищение своей отрасли.
Я хочу воспользоваться возможностью, чтобы подчеркнуть роль, которую играет Билл Гейтс,
– сказал он. Он продолжал называть его «источником вдохновения для всех».
Гейтс с трудом может скрыть своё презрение к растущему интересу к препятствиям, связанным с интеллектуальной собственностью. В последние месяцы, когда дебаты перешли от ВОЗ к ВТО, репортёры получили раздражительные отклики от Гейтса, которые напоминают его колючие выступления перед антимонопольными слушаниями в Конгрессе четверть века назад. Когда в феврале репортёр Fast Company подняла этот вопрос, она сказала, что Гейтс «слегка повысил голос и рассмеялся от разочарования», после чего резко заявил: «Это раздражает, что эта проблема возникает здесь. Дело не в ИС».
В каждом последующем интервью Гейтс оценивал претензии своих критиков по этому вопросу – которые представляют бедное большинство населения мира, – как претензии избалованных детей, требующих мороженого перед обедом. «Это классическая ситуация в области глобального здравоохранения, когда защитники внезапно хотят [вакцину] за ноль долларов и сразу же», – сказал он «Рейтеру» в конце января. Гейтс добавил к оскорблениям комментарии, в которых монополии, защищаемые государством и финансируемые государством, приравниваются к «свободному рынку».
«Насколько мы можем судить, в Северной Корее не так много вакцин», – сказал он The New York Times в ноябре. Любопытно, что он выбрал в качестве примера Северную Корею, а не Кубу, социалистическую страну с инновационной программой разработки вакцины мирового класса, с несколькими кандидатами на вакцину против COVID-19 на разных этапах тестирования.
Гейтс пришёл к выводу, что монополии на вакцины препятствуют производству вакцин, во время январского интервью южноафриканской Mail & Guardian. На вопрос о растущих дебатах об интеллектуальной собственности он ответил:
На данный момент изменение правил не приведёт к появлению дополнительных вакцин.
Первое значение выражения «в данный момент» состоит в том, что момент уже прошёл, когда изменение правил могло иметь значение. Это ложное, но спорное утверждение. Этого нельзя сказать о втором выводе, заключающемся в том, что никто не мог предвидеть нынешний кризис предложения.
Год назад препятствия, создаваемые интеллектуальной собственностью, можно было не только легко предсказать, но и не было недостатка в людях, которые шумели о необходимости их избежать. В их число входили представители мирового исследовательского сообщества, крупные НПО с большим опытом в разработке и доступе к лекарствам, а также десятки нынешних и бывших мировых лидеров и экспертов в области общественного здравоохранения. В открытом письме в мае 2020 года более 140 политических лидеров и лидеров гражданского общества призвали правительства и компании начать объединение своей интеллектуальной собственности.
Сейчас не время… оставлять эту грандиозную и моральную задачу рыночным силам,
– писали они.
Позиция Билла Гейтса в отношении интеллектуальной собственности соответствовала неизменной идеологической приверженности монополизации знаний, сформированной во время мстительного крестового похода подростков против культуры программирования с открытым исходным кодом 1970-х годов.
Так получилось, что новое использование одной категории интеллектуальной собственности – авторского права в отношении компьютерного кода – сделало Гейтса самым богатым человеком в мире на протяжении большей части двух десятилетий, начиная с 1995 года. В том же году вступила в силу ВТО, приковавшая развивающийся мир к правилам интеллектуальной собственности, написанным горсткой руководителей фармацевтической, развлекательной и программной отраслей США.
К 1999 году Билл Гейтс был на последнем году своего пребывания на посту генерального директора Microsoft, сосредоточившись на защите основанной им компании от антимонопольных исков на двух континентах. Поскольку его деловая репутация пострадала от громких проверок со стороны регулирующих органов США и Европы, он был в процессе перехода ко второму действию: созданию Фонда Билла и Мелинды Гейтс, с которого началось его восхождение к вершине глобальной политики общественного здравоохранения. Его дебют в этой роли произошёл во время спорной пятьдесят второй сессии Генеральной Ассамблеи здравоохранения в мае 1999 года.
Это был пик борьбы за распространение непатентованных лекарств от СПИДа в развивающемся мире. Центральным фронтом была Южная Африка, где уровень распространения ВИЧ в то время оценивался в 22% и грозил уничтожить целое поколение. В декабре 1997 года правительство Манделы приняло закон, наделяющий Министерство здравоохранения полномочиями производить, закупать и импортировать недорогие лекарства, включая небрендированные варианты комбинированной терапии, которые западные фармацевтические компании оценивают в 10 000 долларов и выше.
В ответ 39 фармацевтических транснациональных корпораций подали иски против Южной Африки, утверждая, что они нарушают конституцию страны и её обязательства по Соглашению ВТО по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности (или ТРИПС). Промышленный иск был поддержан дипломатической властью администрации Клинтона, которая поручила Элу Гору оказать давление. В своём документальном фильме 2012 года «Огонь в крови» Дилан Мохан Грей отмечает, что Вашингтону потребовалось 40 лет, чтобы угрожать апартеиду Южной Африке санкциями, и менее четырёх лет, чтобы угрожать правительству Манделы после апартеида из-за лекарств от СПИДа.
Хотя Южная Африка практически не зарегистрировалась в качестве рынка для фармацевтических компаний, появление дешёвых дженериков, производимых с нарушением патентов где-либо, представляло угрозу монопольному ценообразованию повсюду, согласно версии фармацевтической индустрии «теории домино» времён холодной войны.
Если позволить бедным странам «бесплатно ездить» на западной науке и строить параллельную экономику лекарств, это в конечном итоге вызовет проблемы ближе к дому, где промышленность потратила миллиарды долларов на пропагандистскую операцию по контролю над повествованием о ценах на лекарства и сдерживанию общественного недовольства.
Компании, подающие в суд на Манделу, разработали ТРИПС как долгосрочный стратегический ответ на южную индустрию дженериков, возникшую в 1960-х годах. Они зашли слишком далеко, чтобы их отбросила пандемия в Африке к югу от Сахары.
Официальные лица США и промышленности объединили старые резервные аргументы о том, что патенты стимулируют инновации, с утверждениями о том, что африканцы представляют угрозу общественному здравоохранению, потому что не могут отследить время: поскольку нельзя было полагаться на то, что они будут принимать лекарства по расписанию, предоставление африканцам доступа к лекарствам приведёт к появлению лекарственно-устойчивых вариантов ВИЧ, по мнению представителей отрасли, её правительства и союзников в СМИ.
В Женеве судебный процесс отразился в битве в ВОЗ, которая проходила по линии разлома север-юг: с одной стороны, страны базирования западных фармацевтических компаний; с другой стороны, коалиция 134 развивающихся стран (известных под общим названием G77) и растущая «третья сила» групп гражданского общества во главе с организациями «Врачи без границ» и Oxfam.
Поводом для конфликта стала резолюция ВОЗ, призывающая государства-члены
обеспечить равный доступ к основным лекарственным средствам; обеспечить первостепенное значение интересов общественного здравоохранения в политике в области фармацевтики и здравоохранения; [и] изучить и проанализировать свои варианты в рамках соответствующих международных соглашений, включая торговые соглашения, для обеспечения доступа к основным лекарственным средствам.
Западные страны рассматривали решение как угрозу недавнему завоеванию монополии в медицине, достигнутому четырьмя годами ранее с учреждением ВТО. Однако отрасль становилась всё более беспомощной, поскольку мировое общественное мнение и настроения государств – членов ВОЗ изменились в пользу резолюции и против иска Южной Африки. За несколько недель до собрания компании и их посольства также колебались, пытаясь переломить ситуацию.
Их растущее беспокойство отражено в серии просочившихся телеграмм, отправленных в Вашингтон послом США в Женеве Джорджем Мусом в апреле и мае. В дипломатической телеграмме от 20 апреля Мус выразил тревогу по поводу растущего числа делегаций ВОЗ, делающих заявления о том, что общественное здравоохранение должно иметь приоритет над коммерческими интересами в соответствии с торговыми соглашениями с ВТО, такими как поездки (связанные с торговлей аспекты прав интеллектуальной собственности)… тем самым потенциально вызывая нарушение прав интеллектуальной собственности (IPR).
Мус был обеспокоен тем, что фармацевтические компании не помогают своим собственным делам, и казался неспособным делать что-либо, кроме как повторять старые разговоры об интеллектуальной собственности как двигателе инноваций. Мус написал, что фармацевтическая промышленность должна иметь больше собственной воды по этому вопросу, особенно в развивающихся странах, и не полагаться исключительно на аргумент, что IPR защищает прибыль, которая затем используется для разработки новых лекарств в будущем. Но южноафриканцы и другие люди сейчас больше всего обеспокоены наличием лекарств. Проблемы, связанные с наличием лекарств на местах и ценами на лекарства, не связанные с поездками, несомненно, потребуют дальнейшего обсуждения.
В течение нескольких недель из рассказов Муса вырисовывается картина фармацевтической индустрии, противостоящей препятствиям, вмешательствам и отсутствию идей. По мнению посла США, проблема заключалась не столько в моральном банкротстве, сколько в некомпетентности.
Рекомендуем США подтолкнуть фармацевтическую промышленность к более убедительным аргументам в пользу развивающихся стран, – написал раздраженный посол, – и особенно советуем заниматься их озабоченностью по поводу наличия местных лекарств и доступных цен.
После громкого скандала на Ассамблее ВОЗ в 1999 году фармацевтические компании унизительно откатились от своего скандального судебного процесса в Южной Африке, доведя их до того, что The Washington Post назвала «близкими к статусу изгоев».
В то же время отрасль была богаче, чем когда-либо. Администрация Клинтона одобрила длинный список желаний Big Farma, от расширения возможностей для приватизации финансируемой государством науки до открытия эры прямого маркетинга рецептурных лекарств. Соответствующая прибыль пошла на усиление и без того исторически богатых лоббистских операций в округе Колумбия и Женеве.
И всё же, несмотря на всю свою объединённую мощь, компании не смогли натянуть на себя маску, напоминающую человеческое лицо. Глобальное движение активистов продолжало собирать общественное мнение на своей стороне и подрывать легитимность монопольной модели, лежащей в основе огромной мощи отрасли. По всем нефинансовым меркам отрасль находилась в бедственном положении. Если позаимствовать фразу из будущего спектакля Билла Гейтса, можно сказать, что он ждал своего Супермена.
Весной 1999 года, когда Мус забил тревогу по поводу будущего ТРИПС, Гейтс готовился профинансировать запуск государственно-частного партнёрства под названием Gavi, Vaccine Alliance, с начальным грантом в 750 миллионов долларов, ознаменовав своё участие в мире инфекционных болезней и общественного здравоохранения. В то время он всё ещё был наиболее известен как самый богатый человек в мире и владелец компании — разработчика программного обеспечения, занимавшейся антиконкурентной практикой.
Этот профиль не имел большого значения в шумном зале Ассамблеи ВОЗ, заполненном группами гражданского общества и делегациями G77, которые вместе освистали делегацию США, когда она пыталась выступить. В лучшем случае это было источником краткого испуга, когда сотрудники Gates Foundation начали распространять глянцевую брошюру, рекламирующую роль интеллектуальной собственности в продвижении биомедицинских инноваций.
Джеймс Лав, который организовывал многие мероприятия гражданского общества в связи с Ассамблеей 1999 года, вспоминает, как сотрудники Гейтса присоединились к усилиям по распространению идей Харви Бейла, бывшего торгового представителя США, который был генеральным директором Международной федерации ассоциаций фармацевтических производителей.
Это была красивая полноцветная брошюра о том, почему патенты не создают проблем с доступом, с логотипом Gates Foundation внизу, – говорит Лав. – Это было странно, и я просто подумал: «Ладно, я думаю, это то, что он сейчас делает». Оглядываясь назад, я вижу, что консорциум pharma – Gates поставил ориентиры на интеллектуальную собственность. С тех пор он суёт свой нос во все дебаты об интеллектуальной собственности, говоря всем, что они преумножат свой достаток, на словах лишь сделав несколько скидок бедным странам.
После Ассамблеи ВОЗ 1999 года отрасль пыталась спасти свою репутацию, предлагая африканским странам скидки на комбинированные антиретровирусные препараты, которые в богатых странах стоят 10 000 долларов и более. Компромиссные цены, которые она предлагала, были всё ещё возмутительно высокими, но даже поднимать вопрос о ценовых уступках было слишком много для Pfizer, представители которого вышли из отраслевой коалиции из принципа.
Общественное мнение резко развернулось против компаний в результате громкой, изобретательной и эффективной кампании прямого действия. Как и в первые месяцы пандемии COVID-19, было ощущение возможности – надежда на то, что насильственный выход из строя морально непристойной и окровавленной системы был в пределах досягаемости.
«Движение было очень целенаправленным и успешно наращивало давление для структурных, более сильных решений в последние годы», – говорит Азия Рассел, ветеран-активистка по борьбе с ВИЧ/СПИДом и директор Health Gap, группы по обеспечению доступа к лекарствам от ВИЧ. «И как только мы начали обеспечивать некоторый прогресс, компания Gates and Pharma разработала новую версию отраслевого нарратива. Речь шла о том, как ценовая политика, конкуренция со стороны дженериков – всё, что мешает прибылям отрасли, – подрывает исследования и разработки, когда факты показывают, что этот аргумент не выдерживает критики. Тезисы разговоров Гейтса совпадают с тезисами представителей отрасли», – добавляет эксперт.
Мануэль Мартин, политический советник организации «Врачи без границ», добавляет:
Гейтс снял реальную проблему деколонизации глобального здравоохранения. Вместо этого фармацевтические компании могли просто давать деньги его учреждениям.
Даже после того как фармацевтические компании отозвали свой иск против правительства Южной Африки и дженерики индийского производства начали поступать в Африку, Гейтс оставался холодным в отношении компромиссов, которые он считал угрозой парадигме интеллектуальной собственности.
Это включало его отношение к патентному пулу Unitaid Medicines, добровольному пулу интеллектуальной собственности, основанному в 2010 году, который расширил доступ к некоторым запатентованным лекарствам от ВИЧ/СПИДа. Хотя это и не полный ответ на проблему, MPP был первым работающим примером добровольного пула интеллектуальной собственности, который, как ожидали многие наблюдатели, послужит модельной структурой для управляемого ВОЗ пула COVID-19.
Брук Бейкер, профессор права Северо-Восточного университета и старший политический аналитик Health Gap, говорит, что Гейтс всегда опасался, что пул Unitaid зашел слишком далеко в направлении посягательства на интеллектуальную собственность.
Первоначально Гейтс не поддерживал и даже враждебно относился к Патентному фонду лекарственных средств против СПИДа, – говорит Бейкер. – Он привнёс эту враждебность к ослаблению жёсткого контроля отрасли над своими технологиями в пандемию. Его объяснение отказа от моделей для противодействия этому контролю никогда не складывалось. Почему компании добровольно отказываются от него, если он может быть использован для расширения предложения в разгар самого серьёзного за столетие кризиса общественного здравоохранения в мире? Это неважно, или это так важно, что это нужно тщательно охранять и защищать. Не может быть двух ответов.
Этой зимой, пока Гейтс уверял мир, что интеллектуальная собственность – отвлекающий манёвр, блок развивающихся стран в ВТО объяснил необходимость отказа от определённых положений об интеллектуальной собственности, указав на «довольно большой разрыв [который] существует между тем, что COVAX или ACT-A может обеспечить то, что требуется в развивающихся и наименее развитых странах».
Сильное заявление продолжалось:
Модель пожертвований и филантропической целесообразности не может устранить фундаментальный разрыв между монополистической моделью, которую она поддерживает, и вполне реальным желанием развивающихся и наименее развитых стран производить для себя… Искусственный дефицит вакцин в первую очередь вызван ненадлежащим использованием прав интеллектуальной собственности.
В ином заявлении другого блока стран добавлено:
COVID-19 выявляет глубокое структурное неравенство в доступе к лекарствам во всём мире, и первопричиной этого является интеллектуальная собственность, которая поддерживает монополию и доминирует в интересах отрасли ценой жизней людей.
Гейтс уверен, что знает лучше. Но его неспособность предвидеть кризис предложения и его отказ привлечь тех, кто его предсказывал, омрачили тщательно поддерживаемый имидж всезнающего святого мегафилантропа. COVAX представляет собой серьёзную демонстрацию глубочайшей идеологической приверженности Гейтса не только правам интеллектуальной собственности, но и объединению этих прав с воображаемым свободным рынком фармацевтических препаратов – отраслью, в которой доминируют компании, власть которых проистекает из политически сконструированных и политически навязываемых монополий.
Гейтс молчаливо и открыто защищает законность монополий на знания со времён своего первого послания эпохи Джеральда Форда против любителей ПО с открытым исходным кодом. Он был на стороне этих монополий во время ужасных событий африканского кризиса СПИДа 1990-х годов. Он по-прежнему здесь, защищает статус-кво и эффективно вмешивается в дела тех, кто получает миллиардные прибыли от контроля над вакцинами против COVID-19.
Его последний шаг – институционализировать ACT-Accelerator в качестве центрального организатора будущих пандемий. Однако из-за нехватки средств эти усилия были немного неудобными, и теперь Гейтс вынужден задуматься над вопросом передачи технологий. Это аспект дебатов о справедливом доступе, который касается не интеллектуальной собственности, как обычно воспринимается – как простого вопроса патентов и лицензий, – а доступа к компонентам и техническим знаниям, связанным с практическим производством, включая биологический материал и другие области, охраняемые иным образом в категории интеллектуальной собственности, известной как коммерческая тайна.
Глобальный юг и группы гражданского общества в течение нескольких месяцев призывали к передаче технологий – либо обязательной передаче технологий, которая могла бы быть записана в контракты, либо через добровольный механизм, связанный с C‑TAP, – но Гейтс предсказуемо появился на сцене с более знакомым планом на руках.
В начале марта старшие сотрудники Gates присоединились к руководителям фармацевтических компаний на «Глобальном саммите по цепочке поставок и производства вакцин против COVID-19«, созванном Chatham House в Лондоне. Основной пункт повестки дня: планы по созданию нового подразделения в рамках ACT-Accelerator, коннектора ёмкости вакцины против COVID-19, которое направлено на решение вопроса передачи технологий в обычных рамках монопольных прав и двустороннего лицензирования.
Дебаты о передаче технологий решительно захватываются и формируются теми, кто хочет установить условия, при которых могут передаваться знания,
– пишет Прити Патнаик в своем информационном бюллетене «Женевские файлы здравоохранения». По её словам, управляемый Гейтсом механизм передачи технологий без значимого вклада со стороны государств – членов ВОЗ станет «серьёзным ударом» по C-TAP и аналогичным будущим инициативам, которые продвигают открытое лицензирование и обмен знаниями для максимального увеличения производства и доступа.
Есть признаки запоздалого изучения роли Гейтса в общественном здравоохранении и пожизненной приверженности исключительным правам интеллектуальной собственности. Но пока это отдельные случаи. Чаще всего проявляется почтение в статье New York Times от 21 марта о роли правительства США в разработке мРНК-вакцин, которые сейчас находятся под монопольным контролем Moderna и Pfizer.
Когда сюжет свёлся к неизбежной эпизодической роли Гейтса, репортёр «Таймс» завис прямо над целью – и каким-то образом умудрился промахнуться на милю. Вместо того чтобы исследовать центральную роль Гейтса в сохранении этой парадигмы, в статье содержится ссылка на мягкий шаблон о ценах и доступе, который можно найти на веб‑сайте Фонда Гейтса. В ответ на запрос о комментарии представитель Фонда Гейтса указал мне на статью его генерального директора Марка Сузмана, в которой утверждалось, что «интеллектуальная собственность фундаментально поддерживает инновации, в том числе работу, которая помогла так быстро создать вакцины».
Любое изменение в освещении второй карьеры Гейтса в СМИ может вызвать отсроченное эхо в мире, в котором он стал доминировать. Здесь Гейтс не только контролирует повествования, но и контролирует большую часть платежей. Это может показаться заговором или преувеличением для посторонних, но не для участников кампании, которые были свидетелями способности Гейтса изменять значение серьёзных проблем.
«Если бы вы сказали обычному человеку: «У нас пандемия. Давайте выясним, кто может делать вакцины и давать им все необходимое, чтобы как можно быстрее выйти в интернет», – говорит Джеймс Лав. – Но Гейтс туда не пойдёт. У него огромная сила. Он может уволить вас с работы в ООН. Он знает, что если вы хотите работать в сфере глобального общественного здравоохранения, вам лучше не делать врагов из Фонда Гейтса, подвергая сомнению его позицию относительно ИС и монополии. И в его команде есть много преимуществ. Это приятная и комфортная среда для многих».
Нет Комментариев