Эти споры, актуальные для всего человечества, имеют сугубое значение для Русского мира и триединого русского народа. Против него ведётся очевидная война на всех фронтах, среди которых особое место занимает фронт духовный и как его часть – идеологический. Вавилон воюет против Церкви, и потому Запад воюет против России: война эта экзистенциальна, не зависит от колебаний воли западных народов и состояния самой России (Империя ли это, Союз или ряд раздельных республик) и её правящих элит, рефлексий отечественной интеллигенции.
И никакого «твёрдого мира», в котором России (в том числе как Союзному государству Великой и Белой Руси) можно будет уважительно и дружелюбно сосуществовать и взаимовыгодно торговать с Западом, спокойно живя в мирке буржуазных ценностей (всегда внутренне конфликтного – в борьбе за долю в общем пироге), – нет и быть не может. Ибо это неугодно Западу, реализующему свой проект Нового Вавилона, и это неугодно Богу, Которому русский народ нужен в качестве воина Христова, а не успешного предпринимателя, эффективного потребителя и болельщика на языческих Олимпиадах. Поэтому либо русский народ добровольно встанет на пост, на стражу, либо будет жестоко поднят за шкирку путём революционного взрыва или (и) Третьей мировой войны. Все попытки договориться с Западом путём угождения ему и ценой любых уступок только ускорят этот процесс и усугубят раны: позднесоветская и постсоветская история тому порука.
Западу (его элитам и идеологической армии) нельзя допустить духовного и державного возрождения триединого русского народа в союзе с братскими народами и дружбе с иными невраждебными (как в Азии, так и в Европе). Для этого он с опорой на своих агентов и единомышленников внутри самого Русского мира будет продвигать весь арсенал своих идеологий (по национальному вопросу в ряду иных) в спектре от национализма до интернационализма с главным условием – их чуждости Христианству и его истинной духовности. Новый Вавилон (Запад) традиционно насаждал, насаждает и будет насаждать на Руси в её интеллигенции одновременно идеологии языческих национализма и интернационализма, разжигать вражду между их сторонниками в народе, сугубо опираясь на идейных русофобов и врагов Православной Церкви и Святой Руси как таковой. Такова чёрная диалектика софистов.
Запад будет убеждать, что в этой идеологической круговерти нет верного выхода, нет верной идеологии: он будет всячески забалтывать или очернять идеи русского народного патриотизма, триединства, славянофильства, внушать невозможность их органического сочетания между собой и с евразийством и дружелюбием к иным народам, расам и культурам (даже до определённой меры враждебным), – но только с доктриной вражды. Он будет клеветать, что такого сочетания никогда не удавалось достигать в русской истории: ни во времена великих русских княжеств, ни во времена Империи, ни даже в светлые периоды СССР. А Церковь он будет толкать к пренебрежению идеологическими вопросами и уходу (или оттеснению извне) в эскапизм обрядов и личной веры. В то время как верная и спасительная (ибо богоугодная) национальная теория и идеология имеется, и основана она на ранее указанной христианской онтологии народности. О названии таковой идеологии можно полемизировать, но условное обозначение её как христианского национал-патриотизма или народного патриотизма (с соответствующей союзной имперскостью) точно не будет ошибочным.
Ещё раз подчеркнём, что главной стратегией антихристианских элит является лукавство: запутать и без того сложный вопрос (вместо его прояснения), затуманить сущность дела, увести ум в сторону. Вначале рассмотрим идеологию национализма и укажем на её сугубую для России и Белоруссии ложность и вредность в её языческом толковании.
Первейшая сложность, с которой мы сталкиваемся в отношении понятия национализма (для его понимания и нравственной оценки) – это неопределённость его содержания. Между тем, содержание национализма контекстуально может приобретать многообразие различий вплоть до противоположностей. Так, под национализмом может пониматься как любовь к своей нации, так и враждебность или даже ненависть к другим. Но и под любовью к своей нации может пониматься совершенно разное содержание: от истинной доброй любви до ложной злой любви, – которая в своей основе имеет гордость и неизменно ведёт ко зловолию в отношении других наций, но, в конечном итоге, более всего – к самой себе. Этот духовный закон является фундаментальной истиной Христианства и хорошо известен в отношении к отдельной личности – равнозначен он и для народа.
Таким образом, в вопросе «национализма» всё упирается в добрый или злой его характер – основанный на духе любви или гордости. Поэтому категорически неправы те идеологи (либеральные и коммунистические), которые сходу отвергают всякий национализм (как зло само по себе) и на его место выдвигают интернационализм (и его политическую версию – космополитизм) как якобы благо само по себе. Как известно, такой интернационализм (как антинационализм) является неотъемлемой частью революционно-антихристианских («левых») идеологий ещё XIX века, направленных на подрыв традиционного общества и его устоев, – визитной карточкой неолиберальной идеологии современных глобалистов. Одновременно важно указать, что прямо или по смыслу в русские националисты себя записывали выдающиеся русские люди – такие, как Михаил Ломоносов, Александр Суворов, Александр Пушкин, Фёдор Тютчев, Николай Гоголь, Михаил Лермонтов, Иван Тургенев, Фёдор Достоевский, Дмитрий Менделеев, Модест Мусоргский, Михаил Скобелев, Пётр Столыпин, Сергей Есенин, Игорь Шафаревич, Игорь Тальков, русские Цари. С ними же в одном ряду мы найдём и всех выдающих иерархов, священнослужителей и монахов Русской Православной Церкви – прежде всего, святых.
Да и в целом едва ли мы найдём среди выдающихся русских людей, выходящих своей мыслью за пределы благоустройства своей жизни и своих ближних, которые не были бы в этом смысле националистами. Обратим здесь внимание, что главными носителями русского национализма оказываются не некие буржуа, «третье сословие» (как на Западе), а дворяне, к которым, впрочем, присоединяются и священство, и крестьяне, также и купечество. Несколько сложнее с этим обстояло дело с рабочим классом: но даже на самом буйном знаменитом Путиловском заводе Санкт-Петербурга значительная часть рабочих были членами не «партий рабочего класса», а «Союза русского народа», слушая не Маркса, а святого Иоанна Кронштадского. К русским националистам себя относили и выдающиеся православные белорусы. Да и простой народ: как известно, именно в белорусских и правобережных малороссийских губерниях (в отличие от большинства великоросских) наблюдалось подавляющая поддержка «Союза русского народа».
Солидаризируются с добрым национализмом и главы двух нынешних государств русского народа. Александр Лукашенко: «В ходе Республиканского открытого урока глава Белоруссии ответил на вопрос, что такое национализм и денацификация. По словам белорусского президента, быть националистом, это нормально… “Националист – этот тот, кто радеет за свое, за суверенитет, за независимость, за свой язык, за свою культуру и прочее… Если послушать меня, Путина – мы националисты”. При этом президент Белоруссии объяснил, что существует существенная разница между национализмом и нацизмом. После чего Лукашенко заявил, что нацисты – националисты “худшей закваски”, отметив, что они преувеличивают роль собственной нации, принижая остальные». Владимир Путин вообще назвал себя «самым большим националистом», пояснив, что «самый правильный национализм – это выстраивание действий и политики так, чтобы это пошло на благо народа». При этом он противопоставил правильный национализм «тупиковому» шовинизму, хотя, строго научно, шовинизм как мировоззрение доброго французского простолюдина Николя Шовена является примером скорее доброго национализма (разумеется, устоявшееся обиходное значение шовинизма вмещает в себя иные, негативные смыслы).
Здесь, однако, необходимо углубиться в тему – с тем, чтобы показать, что национализм в его строгом понятийном значении и одновременно значении классическом (европейском) заключает в себе как раз тёмное ядро, которое далее и произрастает в тёмный национализм вплоть до нацизма. При всей, однако, запутанности вопроса решение его лежит в простоте: добрым и истинным является «христианский национализм» или национал-патриотизм (органически сочетающийся и с дружбой и даже семьёй народов), а злым – национализм секулярный или языческий.
Логические нити сущности вопроса уходят уже в сами понятия. Что есть нация? Как соотносятся понятия нации, народа, этноса? Как и когда появляются нации (народы, этносы)?
Нынешняя западная теория нации (доминирующая и в отечественной науке) утверждает, что нации якобы являются продуктом Нового времени – «прогрессивного» этапа развития человечества, возникающего, как мнится, под воздействием индустриализации, усиления политического и культурного статуса городов и городских (буржуазных) сословий-классов (как одновременно главных носителей национального самосознания и того самого национализма), выдвижения на первых план капиталистических и либерально-демократических отношений. Формационная (либеральная и коммунистическая) теория сама по себе заслуживает особой углубленной критики, тем более – рождающаяся в ней концепция нации. При всех спорах о признаках и критериях нации на первое место всё же выдвигается национальное самосознание (её носителей). Якобы до эпохи Нового времени такого самосознания не было и доминировали «иные» формы идентичности – религиозная, классовая, территориальная.
Разгадка здесь состоит в том, что всему человечеству (и сугубо русскому народу) навязывается европоцентристская концепция истории (как и национальности). Всё дело в том, что, действительно, этническая история Средневековой Европы приобрела специфическую и притом даже искажённую форму, заданную во многом религией католицизма, сформировавшую сам Запад. Именно в католическом мировоззрении и соответствующей культурной практике было задано тотальное доминирование латыни (непонятной для большинства людей во всех народах) над родными языками всех народов (притом как в религии, так и в политике и в высокой культуре); именно папский Рим всячески стремился к унификации культуры своего ареала, в том числе посредством интернациональных орденов; именно католической социальной доктриной был задан феодальный характер организации политического пространства, в результате которого Европа всё более сползала в феодальную раздробленность, превращаясь в лоскутное одеяло (притом папство устойчиво препятствовало созданию угрожающей его политической силе единой романо-германской империи); ей же был обусловлен и глубокий разрыв между сословиями, в результате которого на месте межсословной народной солидарности выстраивалась международная сословная (вплоть до кровно-клановой).
В сущности, именно католическая западная цивилизация создавала мощные предпосылки (мировоззренческое и психологическое цивилизационное напряжение) для последующих протестно-революционных трансформаций. Как из католицизма диалектически произрастал протестантизм, – так из клерикально-феодального интернационализма диалектически произрастал секулярно-буржуазный национализм. Правда, однако в том, что этот путь не является всеобщим и естественным – в частности, для русского народа.
Для византийско-русской православной цивилизации был характерен совершенно иной, органически-библейский путь. Вселенская церковность для ромеев и русских никак не отменяла и не подавляла их этнокультурных начал – в том числе в самой церковной жизни. Язык богослужения и богословия был родной и понятен для всех сословий. Более того, единый понятный язык был и в политической и культурной жизни: языковая иерархия была (высоких, церковного и аристократического, и обыденного, простонародного уровней), – но она не создавала непреодолимых перегородок для людей и вместе со множеством наречий составляла общее языковое и культурное богатство, скрепляемое единой христианской духовностью. Не было и непреодолимых сословных разрывов – между аристократией и крестьянством, между городом и селом: вместо классовой привилегированности выдвигалась соборность общего служения тягловых и служилых сословий. Безусловно, отклонения от правильного порядка неизбежно происходили: но они не ставили под сомнение сам порядок.
И, конечно, совершенно по-другому Православная Церковь относилась к самим богозданным народам и их культурам: по-христиански почтительно и бережно, со стремлением к их не подавлению, а духовному очищению и преображению. Если Римско-католический Костёл поощрял феодальное дробление больших народов для контроля за ними и одновременно побуждал вассальную к папе знать в языческом духе захватывать (колониально) и покорять другие народы «железом и кровью» (или ogniem i mieczem), то Церковь, напротив, радела о собирании каждого народа (и его земель) с последующим, по возможности, созданием мирных международных отношений и союзов, спаянных любовью.
Соответственно, сказать, что русский народ (этнос) с русским самосознанием (или русская нация – хоть в этническом, хоть в политэтническо-политическом смысле) появился лишь в «буржуазную эпоху» (тем более что она в России началась лишь во в.п. XIX века, да и то условно), является очевидным абсурдом. Достаточно взять уже «Повесть временных лет» XII века простого (хоть и святого) киевского монаха Нестора Летописца, чтобы убедиться, что русское национально-историческое самосознание родилось несопоставимо раньше европейской «весны народов». Да и впоследствии! Причём особенно остро проявлялось русское самосознание именно в пограничье и чужеродной среде на Западной Руси: достаточно вспомнить предисловия русского первопечатника Франциска Скорины, такие вопли духа, как «Диариуш» преподобномученика Афанасия Брестского или «Фринос» Мелетия Смотрицкого, развёрнутая теория Русского мира и единства русского народа киевских священноиноков XVII века – Иннокентия (Гизеля) с «Киевским Синопсисом», Захарии (Копыстенского) с «Палинодией», Иоанна (Вишенского) с «Книжкой».
Впрочем, если углубиться в чтение Ветхого Завета, то мы увидим там вполне ясную национальную самоидентификацию народов ещё в древнейшие времена. И первым среди таковых был народ израильский. Неисчислимое число раз Бог в Библии обращается не просто к потомкам Иакова или населению Земли обетованной, а именно к народу Израиля как единому целому. Но и уже в Новом Завете «апостол язычников» (почти космополит) Павел в знаменитых 9-11 главах послания к Римлянам изливает скорбь о своём народе Израиля, «желая бы самому быть отлучённым от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, то есть Израильтян» (Рим.9:3-4), веруя, что «не отверг Бог народа Своего, который Он наперед знал» (Рим.11:2). Вот он – истинный, христианский национализм! Хотя до «рождения наций» остаётся ещё около 17 веков…
Но так ли совсем отсутствовало национальное самосознание у самих европейцев? Взять хотя бы тех же совершенно вестернизированных и встроившихся в европейский порядок поляков Речи Посполитой: для них было характерно не просто самосознание, но и обострённый польский национализм (пусть и прошедший через специфическую метаморфозу сарматизма), притом главными носителями оного были и здесь отнюдь не городские сословия, а самая отборная шляхта (как и в польских национальных восстаниях XIX в. в Российской Империи). Можно вспомнить и о том, что главное средневековое государство-антагонист Европы нововременных наций веками называлось не иначе как Священная Римская империя германской нации.
***
До «Нового времени» для европейца и европейских народов на первом месте ещё был Бог – в Нём и у Него европейцы церковно искали и смысл бытия своих народов (национальное самосознание). Хотя и в указанном ранее искажении латинством, которое и запустило процесс обмирщения их сознания и жизни. Вестфальский мир, к которому Западная Европа шла столетиями, отнюдь не установил порядок мирного сосуществования разных конфессий в государствах наций и таких государств между собою: гораздо более прочное мирное и тихое житие было обеспечено тем же законопослушным католикам, протестантам, мусульманам в Российской Империи; в плане же воин Европа вестфальской системы значительно превзошла Средневековую, а в XIX веке и удерживалась от мясорубки одной лишь «непросвещённой» Россией – «жандармом Европы» (по желчному определению революционеров). Вестфальский мир упразднил религию в качестве народообразующего стержня самих народов (наций) как таковых! Отныне поиск и служение Богу в духовно-религиозном единстве не составляло душу народной жизни: «Будь верным сыном своей нации и верь, во что хочешь», – такова лжемиротворческая, гуманистическая формула «Новой Европы». Именно так и формировались «новоевропейские нации», а на вершине их пирамиды – нация американская.
Совсем не так мыслили свои народы христиане! Ещё раз вернёмся к посланию апостола Павла Римлянам: «Не все те Израильтяне, которые от Израиля, и не все дети Авраама… То есть, не плотские дети суть дети Божии, но дети обетования признаются за семя» (Рим.9:6-8). Не кровь (и тем более территория проживания) и даже не самоидентификация является источником народности и высшим критерием принадлежности к ней, а духовно-религиозный (включая мировоззренческо-культурный) каркас, в случае же истинной веры – верность божественному духовному семени и священным заветам отцов, святых предков. Равноапостольный Владимир, муж Рогнеды Полоцкой, не просто крестил Русь – Крещением он создал Русь из разрозненных восточнославянских племён. «Русь Святая, храни веру православную – в ней же тебе утверждение!» – знаменитый завет народу из богослужения Русской Церкви в День всех святых земли Русской, который связан со словами святого Александра Невского, мужа Александры Полоцкой: «На том стояла и стоит русская земля». «Русский народ весь в Православии и в идее его», – провозгласил через 6 веков после него русский писатель белорусско-малороссийского происхождения Фёдор Достоевский.
Разумеется, утрата народной веры и жизни по ней (закрепляемой в культуре) не уничтожает мгновенно национальную принадлежность, но запускает процесс её размывания и утраты: отчуждения для личности и смерти для самого народа. В целом верное общее заключение выводит русский философ Владимир Соловьёв: «Национальная идея – это не то, что народ думает о себе в истории, а это то, что Бог замыслил об этом народе в вечности». Точнее же – это то, в какой мере народ принимает Божий замысел о себе в истории перед лицом вечности: подлинное национальное самосознание является религиозным.
Но отход от Бога и отказ от религии в основании нации не может удерживать святое место пустым. Отказ от Христианства в качестве основания национального самосознания неизменно требует нового бога и новой религии. И на первом этапе таким богом для новоевропейских наций становится сама нация, а национализм – религией этого бога: поклонение ему, принесение ему жертв, установление его воли (в виде интересов нации, её славы и могущества) превыше всего, включая высшие духовно-нравственные начала.
Вокруг культа нации формируется весь квазирелигиозный комплекс – с пантеоном, символами, праздниками, жрецами-идеологами. С духовной точки зрения данный национализм – классическая форма идолопоклонства и идолослужения: в секулярном национализме происходит не только коллективное самообожествление народа, но и личное самообожествление каждым национальным гражданином как частицы этой сакральной нации. Таким стал древний Рим. Но такими были в той или иной степени все языческие народы: они чаще всего носили имя своего праотца, в честь которого (или которых) создавались мужские и женские идолы, им молились и приносили мрачные жертвы. Для сравнения богоизбранный еврейский народ получил себе имя также от своего прародителя Иакова, – но именно в новом богоданном ему имени Израиля, означающем «борющийся с Богом»: подлинное образование народа происходит от Бога и в почитании и особом служении Ему, а не самому себе.
Итак, новоевропейские нации по самому своему происхождению оказывались нациями языческими с языческой религиозной духовностью в своём основании. И логика секулярности неизбежно направляла их и выводила бы их (как и древние нации) на стихийное создание языческого культа. Но дело в том, что за самим созданием новоевропейских наций, за войнами и революциями, которые вели к их рождению и «новой эпохе» в целом, стояли уже сформированные древние языческие комплексы и представляющие их тайные ордена (сошедшиеся далее в масонстве). Масонство – как своего рода антихристианская церковь – целенаправленно использовала национализм как этап в истреблении христианского духа в Европе. Продвигаемый им в рамках «Просвещения» бездушный и пошлый рационализм (лишённый всякой мудрости и высшего разума), – как эмпирическо-материалистический взгляд на бытие, Вселенную и самого человека (как животное или вещь), – порождал в людях, народах реактивный поиск чего-то сверхчувственного и высшего, дарующего смысл и цель существования, живые чувства. Суррогат искомого масонством же и предлагался в виде, в частности, национализма, составляющего – вместе с пантеизмом и эзотерикой – европейский романтизм как второе крыло или, точнее, вторую колонну новоевропейской Вавилонской башни.
Едва ли стоит отдельно напоминать о том, что «основатели французской нации», вожди «Великой французской революции», были членами тайных оккультно-политических орденов, тёмную мистику которых во главе с культом «Всемирного Разума» закладывали в «новую нацию» и её символы – флаг, герб, гимн. Масонство, по свидетельству президента Макрона, является основателем французской нации. Про нацию американскую и её отцов-основателей и говорить не приходится: если «новоевропейские нации» создавались на расшатанном фундаменте настоящих древних народов, то американская нация создавалась в «Новом свете», по сути, с нуля, как эталонная «новоевропейская нация» Запада с бесчисленной россыпью религий и единым масонским гностическим оккультизмом, объединяющим всё их множество в одно. Статуя Свободы, Купол Капитолия, долларовая купюра, топонимика и архитектура Вашингтона являются символической квинтэссенцией языческой американской нации и новоевропейского нациогенеза как такового. По лекалам такового строили и прочие нации Нового времени. Именно такую нацию хотели создать и те же российские декабристы, а потом и российские февралисты.
Куда ведёт логика судьбы такие языческие «новоевропейские нации»? На первом этапе – к духовно-нравственной деградации, притом в спектре вариантов: от желеобразности французской или швейцарской до (в большинстве своём) болезненного самолюбия прочих наций, вызревавших в Европе с середины XIX века и свой апогей нашедших в нацизме германской нации, по образу и подобию которых строилось и большинство остальных. И если бы не расистская доктрина Розенберга и Красная армия, то непременно построились бы – на основе старых европейских народов. Самым главным в них является именно та самая языческая религия националистического самоистуканства с формулами «нация превыше всего», «слава нации – смерть врагам». Эту формулу никак нельзя путать с христианской формулой (апостола Павла) самопожертвования своему народу и Отечеству с желанием им Божьей славы в духе Симеона Богоприимца: в языческом национализме в жертву приносят не себя, а других. Третий Рейх строился подчёркнуто на основе неоязыческой религии оккультного национализма: но к ней тяготели и тяготеют все секулярные европейские национализмы.
В языческом национализме высшие христианские добродетели и нравственные критерии уходят на периферию или вообще упраздняются (в духе обещания Гитлера «освободить от химеры совести»): их место занимают грубая и горделивая (зачастую завистливая) национальная спесь, насильственное доминирование над другими народами, их порабощение и эксплуатация ради коллективного и индивидуального материального обогащения и наслаждения, которые становятся подлинным выражением их «национальных идей» и самой религии национализма, высшим критерием «морали» и идеологической доминантой. «Национальными интересами» языческий национализм оправдывает любое зло, подлость, ложь (в частности, в исторической памяти).
Соответственным образом формируется и национальный пантеон – в том числе из прошлого. Очень важно то, что, подчиняясь духу язычества, секулярный национализм втягивает в себя и весь языческий религиозно-моральный комплекс как таковой, – на котором устраивается вся жизнь личности и общества. Поэтому он тяготеет к древнему («донациональному») племенному язычеству и его культуре, которая в целом основана на апологии и культивировании греха (мера которых разнится в разных языческих традициях): разумеется, национализм всячески стремится обелить и оправдать греховную национальную языческую культуру, в том числе всячески её «редактируя» и приукрашая. Гордый культ древности и уникальности подменяет собою смиренный культ истинности и святости: национализм неизменно тянет в архаичные, дохристианские времена с их реальной или вымышленной тёмно-мистической (оккультной) культурой с её обрядами и традициями.
Внутреннее устройство самих «новоевропейских» наций и национализмов может быть разным (как «капиталистическим», так и «социалистическим»), но сам языческий дух гордыни влечёт к тому, чтобы и внутри их царили не любовь, согласие и забота, а превозношение, эгоизм и доминирование, из которой всегда в том или ином виде произрастает вражда. Несомненно, национализм, как и «национальные интересы», здесь часто становятся идеологической завесой для прикрытия низменно-корыстных интересов и орудием для их реализации – в частности, апологией господства капиталистической буржуазии над другими классами, но, вопреки коммунистической теории, коренится не в них (не имеет классовой природы). Причинность – духовная: языческая гордость распаляет бессердечно-эгоистическое отношение как к другим классам, так и к другим нациям, взаимно усиливая друг друга и разжигая классовую и национальную вражду (что и лежало в основе большевизма как до революции, так и после неё, при этом первая преобладала от Гражданской войны до Большого террора, вторая – в Перестройку).
Особо следует сказать о дихотомии этнического и гражданского секулярного национализмов, которая произрастает из дихотомии гражданской и этнической наций: первую нередко преподносят как положительное явление на фоне отрицательной второй.
В действительности, в обоих случаях мы имеем дело с формами одного секулярного (безбожного) национализма, которые имеют единый корень и диалектически переходят друг в друга. Ещё раз отметим, что начальный этап генезиса «новоевропейских наций» и западного национализма был связан с отказом от религии (в том числе, от поиска религиозной истины в условиях конфессионального дробления) в качестве народообразующего стержня (от религиозной духовности в нём) и формирования их на этнической основе – языковой и кровной (на душевности и телесности). Христианство, просветившее европейские народы и изгнавшее тьму язычества, стало объединять христианские народы в империи как семьи народов, объединённых единой христианской верой и языком и культурой государствообразующих народов. Такова была Ромейская Империя (Византия). Но таковой были и западноевропейские державы во главе с германской Священной Римской империей.
К сожалению, однако, в западном мире постепенно стал возобладать древний (дохристианский) германо-романский дух, который стал искажать и само Христианство, и толкать государствообразующие германские народности к доминированию грубой силой (главным образом, над славянами, досталось и грекам, балтам). Это подрывало основы христианской имперскости и подготавливало дробление западноевропейских империй на национальные государства, – которое не преодолевало старые проблемы, а лишь усугубляло их. После Вестфальского мира империи Запада вначале не исчезали, а перерождались – на началах националистического колониального империализма (во главе с Великобританией). При этом секулярный национализм продолжал разрушать их изнутри, создавая почву для национальных революций и разрушения империй на национальные государства (политическую остов Модерна).
Весь этот процесс происходил отнюдь не только стихийно. Его целенаправленно стимулировали и направляли вышеуказанные тайные оккультные ордена, усиливавшиеся по мере искажения и ослабления Христианства на Западе и активно способствовавшие их усугублению, а вкупе – и подрыву традиционных монархий и империй, разложению их элит, которые они же замещали или ассимилировали: именно так формировались новые национальные элиты, а позже – единая элита Запада.
В «эпоху Просвещения» доминировавшие в ней масоны всячески подстёгивали секулярный национализм как альтернативу христианскому национал-патриотизму. В частности, им удалось перехватить национальное возрождение и освободительное движение древних славянских, православных народов, государств Балкан – греков, болгар, валахов, отчасти сербов (тот же процесс затронул чехов, хорватов, армян). Вместо христианской доминанты им была вменена доминанта языческая (в том числе растворяющая собою местное христианство), – что впоследствии привело к всеобщей вражде, в частности, Балканским войнам, – на радость тем же оккультным орденам и подчинившимся им западным нациям (во главе с англосаксами). В это же время главным союзником европейских «христианских» держав на Балканах становится Османская Турция, в которой попутно масонством взращивались те же революционно-националистические силы («младотурки»), захватившие власть в конце Первой мировой войны и устроившие геноцид целому ряду народов бывшей империи.
Религиозные враги Христианства проводили политику конструирования (если не алхимии) «новоевропейских наций» разными способами – в зависимости от своей выгоды, – но неизменно на началах гордыни и производных греховных страстей. В одних случаях они группировали близкие народности и одновременно подавляли местные своеобразия, подчиняя их избранному (как правило, протестантскому) ядру: это, прежде всего, относилось к «дружественным» для них нациям Запада. Идеологическая опора здесь делалась на этнический национализм. В других случаях, ими, наоборот, проводилась политика дробления древних народов (для чего использовались любые трещинки) на новые нации. Это, прежде всего, коснулось православных славян – триединого русского народа и сербов (особенно сильно был задействован религиозный фактор, давно расколовший славян, и непосредственно Ватикан с орденом иезуитов).
Эта вторая политика предполагала не только дробление народов, но и национал-социальный инжиниринг – создание из раздробленных частей одного народа новых наций, независимых друг от друга. Такая политика предполагала активное изобретательство в области исторической памяти – проецирование наций в прошлое, разработку её древних корней. При этом раздробление между «новыми нациями» нужно было углубить и закрепить, для чего изобретённая история должна была быть наполнена враждой между ними. Сюда же относилась и языковая инженерия – создание из органически связанных субэтнических наречий «независимых национальных языков» (в идеале – «древних»), с наполнением их чужеродными элементами (в идеале – с переводом на латиницу). Квинтэссенцией сепаратистского национального инжиниринга должно было стать закрепление за «новыми нациями» независимых «национальных» религий: первоначально в рамках разных западных конфессий (католичества, униатства, сектантства), а затем – и непосредственно неоязычества. У каждой новоевропейской нации должны были вновь появиться «свои боги» (как в дохристианскую эпоху), а в идеале (как прямо указывал Гитлер для плана «Ост») – «чтобы в каждой деревне была своя собственная секта со своими представлениями о боге». В частности, «даже если таким образом жители отдельных деревень станут, подобно неграм или индейцам, приверженцами магических культур, мы это можем только приветствовать, поскольку тем самым разъединяющие тенденции в русском пространстве ещё более усилятся».
Закреплять всю схему должна была как раз доктрина «гражданской нации» и соответствующего гражданского национализма, которую часто (сознательно или нет) путают с идеей гражданского союза наций (несущей в себе остатки имперской семьи народов) и гражданского патриотизма – законопослушности и созидательного участия в жизни государства. Поскольку «гражданская нация» не является естественным народом или политическим союзом естественных народов, то она непременно требует искусственного конструирования с подавлением всего, что препятствует её консолидации (без различения содержания оного). «Гражданская нация» может строиться на действительной этнической основе, на сконструированной этнической основе, на внеэтнической (многонациональной и мультикультурной) основе, на атеизме или мультиконфессиональности, – в любом случае она требует разработки квазирелигиозной идеологии «гражданского национализма», которая подчинит себе всякие религиозные и духовно-нравственные начала, какую-либо историческую правду, переделывая их под «новую гражданскую нацию».
Особое значение для «гражданской нации» имеет всяческое и жёсткое отгораживание себя от других «гражданских наций», – прежде всего, близкородственных, – угрожающих размыванию мнимого гражданско-национального самосознания и единства. В сущности, такое отличение (как правило, в самой ожесточённой форме) является единственной ясной идеологемой «новых наций» – их «национальной идеей».
Указанному многообразному национальному инжинирингу «второго типа» подверглись русский народ (из ветвей которого разнообразные антихристианские силы вознамерились создать «древние» независимые нации россиян, украинцев и литвинов-беларусов, замахиваясь и на «нации» казаков, сибиряков, поморов), сербы (соответственно, – черногорцев, бошняков, а также закрепить их отчуждение с хорватами), молдовлахи (которые были подвержены романизации в румын), отчасти отчуждаемые между собою чехи и словаки (изначально единый моравский народ, разделённый венгерским завоеванием).
В религиозном плане здесь к католическо-униатскому фактору с XX века добавился фактор раскольничества: раздробление единых православных церквей исконных народов в автокефалии и расколы – с последующей их деформацией путём либерального обмирщения (используя и механизмы униатства) в сторону протестантизации, а далее и паганизации. Раскольническая ПЦУ на Украине – апогей создания псевдохристианской неоязыческо-националистической секты, переходящей в откровенный сатанизм. То же предписано и для «белорусской автокефалии».
Отдельно необходимо отметить, что «новоевропейский» национализм – после доведения его до предельной фашистской стадии (нацизма) – должен был быть, казалось бы, необратимо разгромлен по итогам Второй мировой войны. Но это было изначально совершенно наивное предположение. Нюрнбергский трибунал (как и советская пропаганда) способен был подвергнуть грозному осуждению нацизм как апогей западноевропейского национализма, но он не был способен искоренить духовные причины секулярного национализма и его метаморфоз.
Дехристианизация европейских народов с фрейдистским высвобождением и стимуляцией тёмных сторон души после 1945-го не остановилась, а только усилилась. Националистический инстинкт как искажённый эмансипацией зоологического начала в человеке возвышенный духовный национал-патриотизм (любовь к народу и Отечеству) лишь усилился. Тем более что сокрушены были лишь марионетки антихристианской элиты Запада (Гитлер сотоварищи), являющейся кукловодом глобального национализма, а не сама данная элита: последняя ещё до завершения войны элегантно эвакуировала отборные нацистские кадры (далеко не только германские), релоцируя их в надёжные места и подключая к якобы лишь антисоветской идеологической работе. Национализм был лишь уведён на время в тень, – тем более что этот циклический увод был и сам по себе выгоден строителям Нового Вавилона: для перехода к интернационалистической фазе строительства. Теперь языческий национализм восстаёт из тьмы.
Дмитрий Валерьевич Куницкий, магистр философских наук, православный публицист, Минск
Нет Комментариев