«В реальном человеке много парадоксального, и живую объёмность создаёт светотень, – говорил Евгений Евстигнеев, замечательный советский и российский актёр. – Живой человек не может быть носителем ни абсолютного зла, ни абсолютного добра». Благодаря такой творческой установке Евгению Александровичу удавалось создавать удивительно многозначные образы.
«Я не знаю, кого Женя не смог бы сыграть»
Народный артист РСФСР и СССР, удостоенный Государственной премии СССР и Государственной премии РСФСР им. братьев Васильевых, кавалер ордена Трудового Красного Знамени, Евгений Евстигнеев создал множество поразительно разноплановых типажей. Среди них вспоминается и профессор Плейшнер из «Семнадцати мгновений весны» – внешне беззащитный, чуть нелепый, с детски-доверчивым взглядом и походкой подпрыгивающего воробья, но всё это соседствует с величайшим внутренним мужеством в трагедийной ситуации, когда Плейшнер принимает мгновенное решение о самоубийстве.
Возникает в памяти и Пётр Ручников (Ручечник), матёрый вор из кинохита «Место встречи изменить нельзя», специализирующийся на краже дорогой одежды и с лёгкостью меняющий вальяжный прононс преуспевающего дельца на отвязанный блатной жаргон. Невозможно не вспомнить профессора Преображенского из «Собачьего сердца», с его удивительно аристократичным выговором и мудрыми рассуждениями о политике, природе и эволюции, подпольного миллионера Александра Корейко из «Золотого телёнка», молодого, поджарого, с голодным и цепким взглядом, хулиганистого охотника за кладами из «Невероятных приключений итальянцев в России», разъезжающего в кресле-каталке и проявляющего чудеса прыти и сообразительности, пожилого саксофониста из «Ночных забав», не потерявшего вкуса к острым ощущениям и жаждущего приключений…
С трудом укладывается в голове, что все эти образы сыграл один человек, причём сыграл максимально достоверно, убедительно, неподдельно. «Евстигнеев умел быть удивительно, непостижимо разным, – вспоминал его коллега по артистическому цеху Всеволод Шиловский. – Посмотрите на его Корейко в «Золотом телёнке» и на его же Корзухина в «Беге» по Булгакову. Это же физиологически разные люди! Я не знаю, кого Женя не смог бы сыграть…»
Горький – Владимир – Москва
Малая родина Евстигнеева – рабочая окраина Горького (Нижнего Новгорода), где он появился на свет 9 октября 1926 года в семье металлурга и фрезеровщицы. Рано потеряв отца, Женя через несколько лет лишился и отчима. Окончив семилетку, он работал электромонтёром, слесарем на заводе, учился в дизелестроительном техникуме, увлекался игрой на разных инструментах, включая гитару, рояль, ударные. В 1946 году Евстигнеев поступил в Горьковское театральное училище, по окончании которого начал служить во Владимирском областном театре. Владимир Кашпур, один из актёров театра, вспоминал: «Худой, живой, общительный, жизнерадостный. Он любил жизнь, хотя всегда критически, с улыбкой относился к ней, болезненно ненавидел любую несправедливость и всякое предательство. Был влюбчивым до бессонницы, до голодных обмороков…»
Евстигнеев, отмечает Кашпур, обладал необыкновенной наблюдательностью, схватывал с ходу такие детали, каких другие не замечали. «Проницательность была огромная, человека видел насквозь, – отмечал Владимир. – Ему все люди были любопытны – от прохожего на улице до знаменитости. Посмотрит – как сфотографирует, потом покажет – а показывал он изумительно, даже одним жестом или взглядом!» Помимо этого, Евгений был невероятно музыкален во всём, даже в интонациях речи.
В 1954-м, приехав в Москву, Евстигнеев поступил в Школу-студию при МХАТ: его взяли сразу на второй курс. Олег Басилашвили, однокурсник Евгения, описывал его так: «Появилась новая, весьма странная фигура. Это худющий, костлявый, почти лысый человек с зеленоватым от недоедания лицом… Вечно один и тот же неопределённого цвета ветхий пиджак и почти прозрачные от древности, поблёскивающие на коленях штаны. Возраст – значительно старше нашего. Он уже несколько лет работал в театре в провинции. – Зачем тебе учеба, Женька?! – Хочу стать настоящим артистом… Он работал всерьёз на всех дисциплинах, хотя и подхулиганивал постоянно. Но он и хулиганил талантливо».
Басилашвили отмечал удивительное умение Евстигнеева «перевоплощаться» мгновенно и неузнаваемо: «Каким чудом худющий, всегда голодный Женька превратился в кругленького, румяного, словно наливное яблочко, либерала-помещика?! Откуда у него эта дворянская плавная элегантность, эти раскатистые покровительственные интонации?!» Эту способность проникнуть и вжиться во внутренний мир другого человека – своего персонажа, понять и прочувствовать его до конца, до донышка нередко называют актёрской эмпатией и вот её-то у Евгения Александровича, несомненно, хватало с избытком.
В «Современнике»
Окончив в 1956-м Школу-студию, Евстигнеев был принят во МХАТ, однако уже в следующем году вошёл в труппу «Современника». С этим театром, как и с учёбой в Школе-студии, неразрывно связана история первого брака Евгения Александровича с Галиной Борисовной Волчек, дочерью известного кинооператора и сценариста. Родители Галины были не в восторге от зятя-провинциала, поэтому молодая пара снимала жилплощадь, сменив за шесть лет восемь квартир. Позднее Галина Борисовна рассказывала, что в Евстигнееве её привлекала «внутренняя незащищённость», она испытывала по отношению к нему «что-то материнское»; но самым важным оказалось то, что она «сразу увидела в нём большого артиста, личность».
Этот брак продолжался до 1964 года и распался потому, что у Евгения Александровича начался роман с актрисой «Современника» Лилией Дмитриевной Журкиной, молоденькой красавицей; Евстигнеев проживёт с ней 23 года. Со временем в семье начались нелады. По словам актрисы Валентины Талызиной, Лилю раздражало, что «Женя имел фантастическую славу, а она, красивейшая женщина, оставалась как бы в тени. В связи с возрастом и болезнью она постепенно утрачивала шарм, всё более негативно и резко реагировала на то, что к Жене все тянулись». К этому добавились болезни – псориаз, остеохондоз, нервы; Лиля пристрастилась к спиртному и в конце концов умерла в 1986 году, в 49-летнем возрасте.
«Не можешь – уходи на пенсию!»
Конец 1980-х для Евстигнеева вообще оказался очень тяжёлым. Всеволод Шиловский рассказывал, что, откликнувшись на приглашение Олега Ефремова и придя во МХАТ в 1971 году, Евстигнеев получал там мало достойных ролей. «И настал день, с которого, можно сказать, началась трагедия жизни Евгения Евстигнеева, – вспоминал Шиловский. – Женя позвонил мне и сказал: “Я свободен от театра. Послали на…”» Оказывается, Евгений Александрович, ещё в 1980-м переживший первый инфаркт, а в 1986-м находившийся в предынфарктном состоянии, попросил у Ефремова немного снизить нагрузку по репертуару. Но руководитель театра отрезал: «Не можешь – уходи на пенсию!»
«И Евстигнеев ушёл из театра, – подытоживает Шиловский. –Конечно, без работы он ни дня не оставался. Но душевная рана, полученная им, была такой силы… Что значит для театрального человека уход из своего театра? Это всё равно что отнять у тебя кислород, связать по рукам и ногам и заклеить рот…»
Ирина Цывина, третья жена Евстигнеева, подтверждает – этот период, когда Евгению Александровичу пришлось уйти из МХАТа, был очень тяжким: «Он страшно переживал. Не понимал, почему ему не могут простить его болезнь? Почему его не могут поберечь?»
Евстигнеевские «припёки»
Актёрское дарование Евгения Александровича в эти годы по-прежнему поражало многогранностью и мощью. «Прост он был только с виду, а по душе, по огромному таланту – неисчерпаемая глубина, – писал Владимир Кашпур. – Он замечательно умел молчать. “Если я молчу, то зритель должен понимать, о чём я молчу”, – говорил он». У него были бесчисленные, самые разнообразные находки в каждой роли. «Он это называл «припёк в роли». И в каждой из них у него свой, евстигнеевский «припёк» был. В каждой его работе есть эта законченность, виртуозность отделки, я бы сказал – концертность», – рассказывал Кашпур. И абсолютно во всех ролях Евгений Александрович выкладывался с полной самоотдачей, а потом отлёживался в гримёрной на кушетке, принимая лекарства.
Всеволод Шиловский, вспоминая один из спектаклей «Современника», писал: «Все занятые актеры играли прекрасно. Но все они только играли. А Евстигнеев – парил. Иного слова не подберу. Он, человек нетеатральной внешности, держал весь спектакль».
И в то же время очень многое в конце 1980-х складывалось для Евгения Александровича удачно. В первую очередь, конечно, удачей оказался брак с актрисой Ириной Константиновной Цывиной. «Те годы, что мы прожили вместе, мы были очень счастливы, – вспоминала Ирина. – Правда, прошли через множество сплетен. Он был намного старше меня и знаменитость [разница в возрасте составляла 37 лет]; существует стереотип восприятия такой связи. Сами мы не придавали этому значения, но сталкивались с этим постоянно… Он лепил меня, он меня создал. Для меня Евгений Александрович был идеальный человек, а он культивировал во мне то, что ему хотелось. Я научилась понимать его без слов, как он понимал меня».
Актриса Ирина Мирошниченко рассказывает, как со стороны воспринимались отношения Евстигнеева и Цывиной: «Все чувствовали, что эти двое любят, просто не могут друг без друга. Это выражалось во всём: в их разговорах, шутках, в том, как они вместе сидели в автобусе – клубочком, будто одно целое. Очень тяжело и трудно он переживал уход из жизни второй жены. Но появилась Ира, и он расцвёл, ожил. У меня было ощущение, что Бог её послал – как награду».
«Он вошёл в смерть, как в очередную роль»
Времени для счастья, однако, судьба им отмерила немного. 2 марта 1992 года Евстигнеев с женой полетели в Лондон: знаменитый кардиохирург Тэрри Льюис должен был сделать артисту операцию на сердце. Однако Евгений Александрович умер практически во время консультации у прославленного врача. Всё произошло с немыслимой скоростью. Ирина рассказывала: в палату вошли Тэрри Льюис и врач-переводчик из советского посольства; Льюис начал говорить, а посольский врач торопливо переводил:
– Завтра мы будем вас оперировать. У нас предупреждают пациента о возможных последствиях операции. Вот ваше сердце [Льюис его нарисовал], в нём четыре сосуда. Три из них забиты, четвёртый забит на 90%. Вы умрёте в любом случае, сделаете операцию или нет!
Ирина, державшая мужа за руку, вдруг почувствовала, что он мгновенно похолодел; лицо его покрылось испариной. «Я поняла, что с ним что-то случилось, – рассказывала она позднее. – Что-то стало происходить в его сознании… Я стала его успокаивать, и в это время какие-то люди оторвали меня от его руки и быстро куда-то повели. Я успела заметить на экране, где шла его кардиограмма, прямую линию…»
Врачи пытались проводить какие-то реанимационные мероприятия, однако спасти Евгения Александровича так и не удалось. Его не стало в ночь на 5 марта 1992 года.
Смерть Евстигнеева, писала Ирина, была абсолютно нелогична, абсурдна: «Я видела это своими глазами – спокойный, весёлый человек умер сразу после того, как ему нарисовали его сердце и сказали: вот так вы можете умереть. И я нахожу единственный ответ: его гениальное воображение. Он представил себе свою смерть. Он вошёл в нее, как в очередную роль».
Заглавное фото. Евгений Евстигнеев в роли профессора Преображенского, «Собачье сердце».
Нет Комментариев