Президентские выборы в Иране прошли без существенных сбоев, как и планировалось – 28 июня. Выборы в этой стране интересны не только тем, что сопровождаются ожесточенной борьбой самых разных нарративов, как в самом Иране, так и вокруг него, но даже с точки зрения чистой аналитики.

Дело в том, что западные европейские соцопросы обычно приводят практически точные цифры. Там идет хорошее совпадение по предварительным опросам, экзитполам и официальным результатам.

В США многое решается практически в последний момент и связано с медийной раскачкой электоральных групп, но прогресс уже вполне заметен. Вашингтон пока осваивает новые технологии голосования, разные «ступеньки Байдена», передачу голосов по наследству, обеспечение «инклюзивности» для разных групп мигрантов и т. д.

Внедрение прогрессивных электоральных методов в США пока еще сопряжено с определенными трудностями – наличием пережитков прошлого, высокой долей несознательного и неуправляемого общественного элемента, но американская система трудности преодолевает, и новые идеи мы увидим как раз к нынешнему ноябрю.

В нашем отечестве электоральная социология давно перешла в новую концептуальную эпоху, поэтому все эти предварительные замеры и экзитполы можно считать пройденным этапом, на котором еще находятся менее развитые в этом направлении страны.

В Иране же пока еще сохраняются пережитки эпохи индустрии и модерна, когда социология не может адекватно замерить предпочтения «до» и не всегда может интерпретировать результаты «сразу после». Поэтому здесь прогностика всегда довольно интересна и поучительна, а результаты могут даже удивить.

Сюрприз

Нынешние выборы стали своего рода сюрпризом для подавляющего (это именно так и есть) числа исследователей.

Сложно сказать почему, но на предварительном этапе прогнозирования в экспертной среде сложилось стойкое убеждение, что реформистов, которых обычно по непонятной причине называют «западники-либералы», до урн голосования не допустят.

В Иране на самом деле кандидаты проходят очень мелкое сито предварительного отбора, причем не одно, а два. В итоге из шести кандидатов оказался-таки один реформист – М. Пезешкиан.

Далее экспертиза сформировала второй «концепт», где выдвигалась гипотеза о том, что М. Пезешкиан – это технический кандидат, под соусом «кандидат от народа», который должен был поднять общую явку на выборах, привлечь туда сторонников реформистов, чтобы в свою очередь убедительно легитимизировать победу консерваторов.

Нельзя сказать, что у такого мнения уже не было некоторых оснований – в начале года в Иране прошли парламентские выборы, где явка была и в самом деле для Ирана очень слабой – 41 %. Т. е. логика в таком построении была, но зацикленность на ней не дала экспертизе разглядеть реальные шансы М. Пезешкиана на президентский мандат.

Возможно, тут сыграла свою роль оценка М. Пезешкиана как «ставленника команды Х. Роухани» (позапрошлого президента-реформиста), общие результаты которого по итогам двух сроков президентства и в самом деле мало кого впечатляли.

В итоге победу общим мнением отдавали М.-Б. Галибафу – нынешнему спикеру иранского парламента. И вот тут уже скорее с общим экспертным мнением действительно на предварительном этапе стоило согласиться, поскольку М.-Б. Галибаф для консерваторов был умеренным технарем, но с хорошей военной и консервативной биографией, а для реформистов был все-таки не сторонником жестких взглядов. Такое сочетание давало этому кандидату хорошие шансы на попадание в центр голосов.

И вот тут всех на самом деле ждал иранский сюрприз.

Автор изначально не был согласен с тем, что прохождение М. Пезешкианом избирательных фильтров – это чисто техническая задача на повышение явки.

Во втором туре расклад будет уже полностью понятен, но пока, как бы ни писали о безусловном лидерстве М.-Б. Галибафа, этого лидерства нет, более того, выход М. Пезешкияна во второй тур будет означать ещё большую концентрацию голосов, поскольку пойдут и те, кто обычно на выборы не ходит. И верховное руководство Ирана этот вариант тоже устраивает, иначе М. Пезешкияна просто не зарегистрировали бы в числе шести.
«Иран перед внеочередными выборами. Кандидаты-лидеры и их шансы».

Нет, это было сделано не ради явки. Очевидно, что высшее иранское руководство в данном случае и в самом деле дает реформистам второй шанс, но делает это таким образом, чтобы вообще отстраниться от различного рода спекуляций на теме режиссуры.

Дискурс в Иране вовсе не «прозападный» или «антизападный» «Иран перед внеочередными выборами. Позиционирование»). Это дискуссия прежде всего о пределах экспансии Ирана на Ближнем Востоке и соотношении ее с вопросами внутренней иранской повестки.

Это именно модель, поскольку вообще без создания своей сферы влияния в регионе Иран не выживет как экономический и внешнеполитический субъект, но и полный приоритет в работе на такую экспансию грозит ровно тем же самым.

Умеренности и фиксации прошлых достижений (которые очевидны) хотят т. н. реформисты, продолжения экспансии до пределов – в интересах консерваторов и военного контура иранской экономики и связанной с этим элиты, причем элиты не только в Иране, но и в Ираке, Сирии, Ливане (это далеко не только известный всем КСИР).

Как будут выглядеть в долях первое – «экстенсивное» и второе – «интенсивное» как раз и решается на этих выборах.

Отношения с США и Россией здесь, с одной стороны, опциональны и вторичны, с другой стороны, тут есть и свои константы. В плане США – это понимание того, что договариваться в границах влияния в любом случае придется, в плане России – это понимание незыблемости соседства и неизбежной плотной работы со связкой Россия – Центральная Азия.

Явка на выборах оказалась в этот раз даже ниже парламентских, пусть всего и на 1 %. Но это означает, что избиратель в массе решил посмотреть на результаты как раз М. Пезешкиана. Дело в том, что в начале и середине июня опросы показывали в Иране не просто традиционный разброс мнений, а очень большое расхождение.

Разница, к примеру, за М.-Б. Галибафа и М. Пезешкиана составляла более 60 %. Ближе к выборам М.-Б. Галибафа стал догонять С. Джалили (биографические справки и позиции можно посмотреть в прошлом материале «Иран перед внеочередными выборами. Кандидаты-лидеры и их шансы»).

Итоги

Итоги 28 июня оказались следующими.

Голосовало 24,5 млн из 61 млн (40 %). Результат М. Пезешкиана – 10,4 млн (42 % от проголосовавших), С. Джалили – 9,5 млн (39 %), М.-Б. Галибаф – 3,4 млн (14 %).

Джалили в прошлые кампании существенных результатов не показывал и снимался в пользу других кандидатов, поэтому он действительно считался консервативным политиком, который хоть и не был чистым спойлером, как трое других консерваторов, но все-таки предположительно отдавал голоса на чашу более технического и, как бы у нас выразились, «системного» М.-Б. Галибафа, хотя называть официального представителя Верховного лидера, коим является С. Джалили, «несистемным» как-то тоже выглядит странновато.

Однако М.-Б. Галибаф на дебатах в последние дни перед голосованием выглядел очень блекло и действительно как натуральный технократ от бюрократии. А вот С. Джалили, которого зачастую упрекают в излишнем уклоне в философию, концептуальность и вообще «заумь» для консервативной интеллигенции, выступил как носитель смыслов, а не только программы: сделаем А, Б, В и т. д.

Это стало интереснейшей особенностью выборов в Иране, которая проявилась в самый последний момент. Хотя, опять-таки, опросы в Иране имеют свою специфику.

Что это означает?

А то, что дискуссия об «экстенсивном» и «интенсивном» – это уже не просто, как ее обычно описывают, «Запад – не-Запад», а более глубокий общественный феномен. И ответ на него могут дать только лидеры с безупречной репутацией, как у М. Пезешкиана у реформистов и С. Джалили у консерваторов, но и политики, которые могут генерировать смыслы.

Вот много в экспертизе было рассуждений о том, что, дескать, А. Хаменеи может назначить преемником чуть ли не своего сына. А почему не обсуждается С. Джалили, если предположить, что он во втором туре получит преимущество? Это же куда как более существенный аспект в вопросе будущего Ирана, чем переливание годами нарративов западных по теме наследственной передачи власти в этой республике.

Что мы имеем в итоге по результатам первого тура?

Во-первых, и консерваторы, и реформисты не выставили максимальный электорат, эти голоса им за несколько дней предстоит аккумулировать. Больше шансов на привлечение новых голосов пока у М. Пезешкиана.

Во-вторых, иранское консервативное крыло показало, что им нужен «смысловик» и концептуалист, а не просто системный пусть опытный и грамотный технарь, кандидат, связанный с КСИР. Это при всем традиционном уважении к этой структуре в значительной части иранского общества.

В-третьих, подтверждается тезис о том, что высшая власть в Иране рассматривает как приемлемые оба варианта второго тура и не собирается включать какие-то административные механизмы в поддержку консерваторов. В этом плане относительно закрытия темы «Запад –не-Запад» М. Пезешкиан рассматривается как такой же системный кандидат, как и жесткий консерватор С. Джалили.

У кого же 5 июля больше шансов?

Обратимся снова к выводам из прошлого материала.

«Кто победит, вопрос интересный. Авторский ответ будет такой – если консерваторы смогут консолидироваться, то могут вытянуть победу М.-Б. Галибафа в первом туре, если не смогут, и М. Пезешкиян пройдёт во второй тур, то мы, скорее всего, увидим именно его в кресле нового президента Ирана».

Мы видим, что М.-Б. Галибаф уступил консервативный лагерь С. Джалили, консерваторы консолидации не достигли, и М. Пезешкиан идет во второй тур в лидерах с потенциально хорошим заделом по голосам. Да, совокупно два консерватора номинально переигрывают реформиста «по очкам», 53 % против 42 %, и это выглядит на первый взгляд много.

Но не стоит забывать, что в запасе у М. Пезешкиана еще почти 14–14,5 млн потенциальных голосов, носители которых просто наблюдали за процессом. Если от них придет хотя бы немного больше 1/3, то консервативный лагерь проиграет. А придти они с такими итогами первого тура могут вполне.

Поэтому оставим прогноз таким, каким он был изначально – пока преимущество итоговое у М. Пезешкиана.