Иран и Армения в контексте истории и современности

Вспоминая известную поговорку

Последние антироссийские демарши Н. Пашиняна вызвали дискуссии в российском медиапространстве относительно будущего нашего военно-политического присутствия в Закавказье. Спектр мнений разошелся от «надо уходить и пусть сами разбираются» до «следует проявить твердость в отстаивании своих стратегических интересов».

Второй взгляд мне представляется более верным. Ибо пусти козла в огород, и он не просто пожрет всю капусту в долине Аракса, но и станет приглядываться к той, что растет в Сулакском каньоне и в целом – на Западном побережье Каспия.

Причем козел будет не один. Достаточно посмотреть на обхаживающих многовекторного Никола «парнокопытных»: и с Елисейских полей, и пасущихся на Капитолийском холме, соорудивших огромный катух на берегу Ереванского водохранилища; и бродящих средь туманных лугов Альбиона.

Помянутые поля минувшим годом посетил и сам Н. Пашинян, явно не только для выражения почтения к памяти Ш. Азнавура; да и на Альбионе не забывают проторенную со времен «Большой игры» тропу – недавний визит в Армению министра по делам Европы Л. Докерти.

Все они представляют угрозу не только интересам России, но и Ирана, коего, наряду с Китаем, у нас опрометчиво именуют союзником, забывая сентенцию Александра III.

У Тегерана своя, уходящая вглубь веков история как интересов в Закавказье, так и отношений с Арменией, граница с которой Исламской республики составляет около 40 км. И в нее умещаются стратегически важные объекты: газопровод и мост через Аракс. Но о деталях нынешних армяно-иранских отношений – позже.

Пока традиционно последуем некогда предложенному Л. Н. Гумилевым взгляду с высоты орлиного полета и обратимся к истории.

Интеграция по-персидски

В VI в. до Р. Х. появление персидских колесниц на каменистом анатолийском плато, у подножия Армянского нагорья, средь египетских пирамид и близ засушливых берегов Инда возвестило о складывании державы Ахеменидов.

Новая империя явила собой не просто государство, в границах, дотоле на Ближнем востоке непредставимых, но и, говоря современным языком, уникальный геополитический проект, что дало основание британской исследовательнице М. Брозиус сформулировать концепцию Pax Persica.

Ее суть: интегрирование народов в империю при гарантии уважения Персеполем их культурно-религиозных традиций и языковой идентичности. Подобного рода политика весьма контрастировала с тотальной жестокостью ассирийских царей.

Персидская модель привлекала и Александра, строившего свою державу на синтезе культур Востока и Запада. Кстати, раз уж упомянули победителя Дария III, походя, замечу: на греко-персидские войны нас со школьной скамьи приучили смотреть глазами эллинов, что несправедливо, учитывая массу нюансов в отношениях противников, не затронутых в учебниках. Со своей стороны обещаю осветить их в отдельной статье.

Политику религиозного и культурного синкретизма продолжали, несмотря на войны друг с другом, диадохи. Наиболее, пожалуй, яркий здесь пример – египетские Птолемеи.

Сасаниды – иной курс

Возрожденная же в III веке Сасанидами Персидская держава (строго говоря, и Парфянское царство, катафрактарии которого разгромили легионы Красса при Каррах в 53 г. до Р. Х., также относилось к Pax Persica) уже не отличалась религиозной терпимостью, насильно распространяя на завоеванных территориях зороастризм, вопреки его же заповедям:

Да и войны шахиншахов с ромеями носили религиозный характер. Тому свидетельством взятие персами Иерусалима в 614 году, разграбление христианских храмов и вывоз в Ктесифон Креста, на котором, по преданию, был распят Спаситель. А ставший пиком противостояния поход императора Ираклия (610–641), святыню отвоевавшего, частью историков рассматривается в качестве первого Крестового.

Одновременно шахиншахи видели себя покровителями гонимых Константинополем монофизитов и несториан (интересующимся различиями между упомянутыми христологическими доктринами и утвержденным в 451 году Халкидонским Собором диофизитством рекомендую работу А. В. Карташова «Вселенские соборы»).

Покровительствовали персы изгоям Восточно-Римской империи, исходя из соображений политической выгоды, на покоренных же землях насаждали зороастризм. Армения не стала исключением. Конфликт усугублялся захватом Сасанидами власти путем свержения в первой четверти III века родственных армянским правителям и царствовавших в Парфии Аршакидов.

В 252 году в Армению вторглось войско шахиншаха Шапура I (240–272). Однако на пути персидской экспансии стал тогда еще единый Рим, рассматривавший регион как сферу своих стратегических интересов. Это позволило армянам вести что-то вроде реконкисты, в том числе и в религиозном контексте, равно как и отчасти задолго до порожденного соцсетями президента осуществлять политику многовекторности.

Так, по словам историка М. Т. Гаджимурадова, царь Трдат III (287–330) направил в Южный Кавказ

В 387 году император Аркадий (383–408) и шахиншах Шапур III (383–388) заключили мирный договор, расчленявший Армению: западная – отошла Риму, восточная – Сасанидам.

Проводимая Ктесифоном политика религиозной нетерпимости повлекла за собой восстание во главе с Варданом Мамикноняном, разбитым в битве 451 года на равнине Аварайра.

Однако военное поражение не стало тождественно религиозному, учитывая принятие Арменией первой в мире христианства на государственном уровне – в 301 году. И персы уступили. В последней четверти V века

Казалось бы, Армения должна была искать опору на Западе. Однако религия формулировала идеологию и явилась поводом для бескомпромиссного противостояния между диофизитами и монофизитами, во многом обусловленного соперничеством молодой константинопольской и более древней александрийской патриаршей кафедр. Конфликт центра империи и ее периферий в лице Египта и Армении из сферы богословских дискуссий перешел в политическую плоскость.

В результате возникла парадоксальная ситуация. На контролируемой ромеями армянской территории не признавшая догматы Халкидонского собора Армянская Апостольская церковь вступила в конфликт с константинопольским патриархом, что было тождественно противостоянию императору, а на персидской части покоренной страны марзпан проводил политику относительной веротерпимости.

Когда Иран стал второй родиной

Ситуация изменилась с арабскими завоеваниями. В отличие от Сасанидов, первые халифы с почтением относились к людям Писания. Распространение же ислама в Армении следует связывать с вторжением тюркских племен, создавших Сельджукский султанат в XI веке и спровоцировавших исход значительной части армян из опустошенных земель.

Оставим за скобками саму по себе требующую отдельного разговора тему отношений нахараров (князей) с крестоносцами. Завоевания же монголов вынудили немалую часть армян переселиться в Персию, что положило начало формированию крупной диаспоры, при Сефевидах (начало XVI – почти середина XVIII вв.) существенно увеличившейся.

В правление шаха Аббаса I (1588–1629), оспаривавшего власть в Закавказье у Порты и депортировавшего в Персию немалое число армянских семей, последние довольно быстро стали оказывать заметное влияние на экономическую и культурную жизнь страны.

XVIII век прошел в регионе под эгидой продвижения русских войск, отразившегося в том числе и на статусе Армении. В следующем столетии, согласно стоившему жизни А. С. Грибоедову и казакам тегеранской миссии Туркманчайскому договору 1828 года, она вошла в состав России. Петербург поощрял возвращение армян обратно на родину.

Тем не менее армянская община оставалась влиятельной в Персии и веком минувшим, а ее представители потрудились над становлением фотографии, театра, кино. Существенным было их влияние и на политические процессы: Е. Давтян, М. Мальком-хан, причем биография первого – готовый сценарий для крутого блокбастера.

Наконец, Исламская революция 1979 года не поколебала положение армянской общины в Иране, остающейся крупнейшей христианской в стране и самой большой из религиозных меньшинств. Для таковых выделено пять мест в Меджлисе и два из них занимают именно армяне.

То есть мы видим, что нынешний Тегеран в плане отношения к интегрированным в ИРИ народам является наследником скорее Ахеменидов, нежели Сасанидов. И, разумеется, он заинтересован в стратегическом партнерстве с Ереваном, рассматривая Армению как транзитную страну в государства ЕАЭС и ЕС.

Прозападный курс Пашиняна – путь в пропасть?

В свою очередь ИРИ готова предоставить Армении выгодные условия для использования иранских портов, открывающих ей экономический доступ в Индию и монархии Залива. Собственно, Ереван сейчас активно работает над созданием мультимодального скоростного маршрута грузоперевозок с подключением Ирана и Индии.

Вот только для реализации подобных проектов нужна стабильность в регионе, которую Н. Пашинян не горит желанием укреплять, о чем свидетельствуют его шаги на международной арене, наносящие ущерб не только интересам России в Закавказье, но и Ирана, лидер которого И. Раиси недвусмысленно завил:

Соответственно, реверансы многовекторного Никола в сторону Вашингтона и Брюсселя могут привести только к конфронтации с Тегераном, который, полагаю, не остановится и перед военным вмешательством в случае распада армянской государственности по вине ее же президента, дабы поставить под контроль имеющий для ИРИ стратегическое значение Зангезурский коридор.

Своих опасений по поводу его превращения в натовский плацдарм Тегеран не скрывает и напрямую их высказывает армянской стороне. Причем Иран не нагнетает, учитывая недавний и обращенный к Армении призыв главы Европейского комитета по расширению НАТО Г. Фелингера вступить в Североатлантический альянс.

Да, сей малоизвестный персонаж – политик второго эшелона, однако именно такие и озвучивают нередко то, что официальные лица по ряду причин не могут сказать напрямую.

Косвенным образом процесс интеграции Еревана в НАТО подтверждают армяно-американские учения Eagle Partner 2023. То есть, собственно – возвращаясь к началу статьи – козел в огород уже запущен.

Вот только напоминает он папский Рим в отношении Константинополя, много чего ему понаобещавший, но в трагическом 1453 помощи не оказавший, да, собственно, он и не был в состоянии это сделать, как не в силах ее оказать Еревану и американцы. Ибо их армия – инструмент влияния, если на практике и применяемый, то только против заведомо более слабого противника.

Тегеран же вполне может сменить вектор своей политики с Ахеменидского: лояльного и дружественного, основанного на уважении и экономической интеграции, на Сасанидский – жесткий и силовой. И выражен он будет отнюдь не в религиозном прессинге.

Впрочем, у Н. Пашиняна есть еще время одуматься и вернуться не к декларативному, а подлинно конструктивному сотрудничеству с двумя единственными гарантами целостности его маленькой и слабой страны – Ираном и Россией. Альтернатив нет.

Не выпрыгнет же Никол из тисков географического детерминизма, не оставляющего Армении свободу маневра в выборе патроната. Ежели президент, конечно, печется о собственной стране и ее народе.

США, Франция и некогда великая Британия далеко. Россия и Иран – под боком, как и Турция – их геополитический противник в Закавказье, и большой вопрос: есть ли в пантюркистских амбициях Анкары место для независимой Армении?

Использованная литература:
Агаев И. Г. Интересы региональных и мировых держав в открытии Зангезурского коридора
Атрисангари Ф. Внешняя политика Ирана на Южном Кавказе: идентичность и национальные интересы
Гаджимурадов М. Т. Распространение зороастрийской религии в раннесредневековом Дагестане
Гаджимурадов М. Т. Сасанидская экспансия в Западный Прикаспий в раннем Средневековье
Геворгян А. О. Ирано-армянский фактор в региональной политике
Рунг Э. В. Имперская идея в государстве Ахеменидов