Завершился саммит АТЭС в калифорнийском Сан-Франциско, и сейчас довольно интересно наблюдать реакцию на самых разных информационных площадках, российских в том числе. Саммит обсуждают везде, и причина понятна — два основных участника АТЭС: США и Китай, встречаются в период максимального похолодания отношений.

В данном материале предлагается сосредоточить внимание не на том, что Дж. Байден назвал Си Цзиньпина «диктатором», или каких-то сугубо психологических нюансах этой встречи: кто и как посмотрел, куда повернулся, где был взгляд Э. Блинкена, насколько «скованно» выглядел китайский лидер и т. п., а на той базе, на которой, собственно, и основано АТЭС — вопросах взаимной торговли.

Понятно, что учитывая здоровье Дж. Байдена, сидевший рядом Э. Блинкен наблюдал за каждой его фразой. Э. Блинкен готовил эту встречу почти год, но всё равно на пресс-конференции пропустил «диктатора», хоть реальный контекст фразы был куда как менее резкий.

Однако не зря камеры первым планом показывали не раз и не два не военных администраторов, а министров финансов Д. Йеллен и Л. Фоаня, министра коммерции КНР В. Вэньтао и министра торговли США Д. Раймондо.

Интересно также присутствие таких фигур, как Ц. Ци — Политбюро ЦК КПК и ближний круг Си Цзиньпина, и Дж. Кэрри — спецпредставитель Дж. Байдена по вопросам климата. Оба представляют то, что у нас любят называть «глубинное государство».

Как небольшая иллюстрация, накануне саммита Дж. Кэрри встречался с иранцами, и, очевидно, не по климатической повестке, учитывая, что в это же время уже Э. Блинкен обменивался посланиями с Тегераном через «курьерскую почту» премьера Ирака М. Ас-Судани.

Многие обозреватели на первое место в переговорах логично ставили вопросы Тайваня, однако и состав участников, и детали переговоров показывают, что Тайвань при всей важности проблемы для США и Китая является частью более общей экономической модели будущих отношений, основы которой стороны старались заложить в ходе переговоров.

В качестве таких основ или, как выразился китайский лидер, «столпов» каждая сторона обозначила пять.

Китайские основы располагаются в следующем порядке.

Первая — формирование «верного восприятия друг друга» или правильное восприятие особенностей каждой из сторон, особенностей системы управления, целеполагания, ценностей и т. н. «красных линий».

Вторая — эффективное управление разногласиями на принципах совещательности и «благоразумия».

Третья — продвижение взаимовыгодного сотрудничества, поскольку «общие интересы двух стран в нынешних условиях не уменьшились, а увеличились».

Четвертая — совместная ответственность ведущих стран (Китая и США) при том, что такой диалог должен включать и другие страны.

Пятая — содействие культурно-гуманитарным связям.

Дж. Байден со стороны США также определил пять тезисов, которые напрямую относят нас к прошлой встрече на о. Бали в Индонезии.

«Подтверждаю 5 обещаний, сделанных мной на встрече на острове Бали: США не стремятся к новой холодной войне, не пытаются изменить строй Китая, не стремятся активизировать союз против Китая, не поддерживают независимость Тайваня, не намеренны вступать в конфликты с Китаем.»
«США и Китай взаимосвязаны в экономике. Вашингтон рад развитию и процветанию Китая, не стремится к оказанию давления и сдерживанию развития Китая, и не стремится к разрыву с ним, США привержены курсу одного Китая.»

Отсылка к подтверждению договорённостей на о. Бали являлась одним из краеугольных камней всего диалога. По тезисам видно, что это было одним из главных условий китайской стороны. Получается, что США сохраняют преемственность по базовым вопросам, а всё остальное — это «эксцессы», которые могут быть решены на диалоговых площадках.

Понятно, что это некий «эзопов язык» дипломатии, но важно, что пять основ и пять обещаний закладывают фундамент, на котором можно строить переговорный процесс.

Важно то, как в рамках общей встречи делегаций стороны описывали зоны международных конфликтов. Например, официальное коммюнике с китайской стороны звучит так:

«После переговоров Дж. Байден устроил прием для Си Цзиньпина, в ходе которого главы обменялись мнениями по международным и региональным вопросам, представляющим общие интересы, в том числе палестино-израильский конфликт.»

Отметим, что Украины, России, кстати, Ирана в тексте нет, причём вопросам климата уделено значительно больше места. И это не из-за того, что тема Европы не интересует участников. Просто по корневому вопросу Израиля и Палестины у Китая и США есть общая точка соприкосновения — принцип двух государств. По другим вопросам такого корневого консенсуса нет, соответственно, и обсуждение выведено за публичные скобки. Это очень важный нюанс.

То, что США в целом согласны «делить на двоих», становится понятно из вводных обращений. Дж. Байден:

«Сан-Франциско — город, куда впервые прибыли китайцы в США, место, где США и Китай участвовали в подписании Устава ООН.»

Китайский лидер:

«Для Китая и США обойтись без общения невозможно, пытаться изменять друг друга нереально.»

И как резюме:

«Земной шар достаточно велик, чтобы вместить и Китай, и США. Успех одного из двух государств дает возможности другому.»

А вот насколько в США было услышано это резюме, как раз и можно было понять по контексту нашумевшей фразы, где звучало слово «диктатор». Слово обсуждают, а контекст не очень.

«Ну он такой и есть. Он диктатор в том смысле, что он руководит страной с коммунистической формой правления, которая полностью отличается от нас.»

Понятно, что и китайский МИД отреагировал, и Э. Блинкен головой качал, но по сути Дж. Байден просто подтвердил сказанное на встрече, что Китай такой, какой есть — «коммунистический». Вряд ли всё это звучало внешне удачно, но по сути только подтверждало тезис С. Цзиньпина о том, что «пытаться изменять друг друга нереально», то есть согласие с одной из «пяти опор».

Выглядело это действительно неуклюже, но это Дж. Байден и это американские СМИ. В конце концов, если бы «вопрошающего» с такими вопросами не пустили бы в зал, мы бы не узнали мнение Белого Дома о признании китайской самобытности, что для администрации США уже весьма существенное ценностное достижение.

Конкретику в вопросах взаимной торговли, которые, собственно, и занимали вторую после «ценностной базы» часть переговоров, озвучила первой китайская сторона в лице официального представителя Государственного комитета по делам развития и реформ КНР Л. Чао.

Китай нацелен

«разумно сокращать негативный список для иностранных инвестиций и снимать все ограничения для иностранных инвесторов, приходящих в обрабатывающую промышленность.»

Пересмотреть или отменить

«нормативные акты и директивные документы, которые не соответствуют Закону КНР об иностранных инвестициях и положениям по оптимизации бизнес-среды.»

Также Пекин собирается

«обеспечить справедливую конкуренцию для иностранных инвесторов в таких областях, как госзакупки, полное или частичное освобождение от налогов и сборов, лицензирование квалификационных требований и декларирование проектов.»

Следующий шаг заключается в том, чтобы

«в едином порядке и согласованно решать вопросы, касающиеся, в частности, землепользования и энергопотребления.»

По словам Л. Чао,

«будет продолжаться проведение серии мероприятий по международному промышленно-инвестиционному сотрудничеству.»

Для инвесторов будут предоставлены

«благоприятная деловая среда и удобства для производства и осуществления хозяйственной деятельности.»

Понятно, что если эта программа озвучена после встречи лидеров США и КНР, то речь идёт о том, что Китай намерен допустить прежде всего американских инвесторов не просто обратно на рынок, но на такую чувствительную часть рынка, как госзакупки. Но дело не столько в чувствительности, сколько в объёме такого рыночного сегмента.

По сути дела, КНР и США договариваются о том, что США снимают технологические барьеры в обмен на возможность получать долю для своих инвестиционных компаний от преимущественного положения Китая в региональной торговле, а также от объёмных заказов в гос. секторе.

Здесь хорошо чувствуется логика нынешней управленческой элиты США, которая в основе представлена банковским сектором и инвестиционными финансистами. И вполне логично, что Китай с этими тезисами выступил первым номером.

Это своего рода «пощёчина» трампистским идеям о «промышленном возрождении консервативной Америки». Но в своём стоимостном кластере США уже давно не промышленная база, а инвестиционный центр, который продаёт услуги, финансы и технологии.

Впрочем, и Китай сегодня не только и не столько «фабрика», сколько также инвестиционный центр и сборочный цех, который взял на себя роль торгового посредника, правда, мирового масштаба. Ведь то, что сегодня маркируется «сделано в Китае», во многом сборка из компонентов, которые произведены в соседних регионах, упакованы и проданы через китайские площадки.

В этих тезисах мы видим ядро прошедших переговоров и прообраз модели раздела мировой экономики на два сектора. Такая модель, если её довести до логического завершения, по идее может помочь избежать кризиса в отношениях двух стран: Китай получает возможности для экстенсивного роста, а США — рост показателей на фондовых рынках и в банковском секторе.

Схема потенциально слишком многообещающа, чтобы стороны относились к ней как к политической фикции или прикрытию для подготовки к фазе обострения отношений.

«Азиатско-тихоокеанский регион будет оказывать наибольшее влияние на рост мировой экономики в ближайшие 30 лет»,

— сказал Дж. Байден.

Вот Китай и просят поделиться прибылью как главного экономического модератора региона — в обмен на то, что США не будут препятствовать дальнейшей китайской торговой экспансии.

Всё это не означает, что в военно-политическом плане США из ЮВА куда-то уйдут, прекратят на Филиппинах строить военные объекты или плавать вокруг Тайваня. Скорее даже наоборот — отчасти усилят военную активность, постоянно мониторя состояние ВМС Китая.

Каждый раз, когда кому-то на Уолл-стрит покажется, что инвестиционная база в Китае ещё «недостаточно открыта для инвесторов», будут происходить локальные обострения. Если Китай при этом будет недостаточно бдителен, то США, не меняя общих договорённостей, по возможности прихватят какой-нибудь региональный военно-политический «кусок».

Но всё это уже совершенно не алармистский прообраз «Большой войны», о чём до этого начали открыто поговаривать военные и политики как в США, так и в Китае.

США, конечно, не были бы сами собой, если бы самый чувствительный вопрос для Китая — Тайваня, не рассмотрели со своей специфической казуистикой. С одной стороны, США заявили, что продолжат поставки оружия на Тайвань, и Дж. Байден уведомил об этом китайского лидера.

С другой стороны, у США есть действующие контракты с Тайванем на поставки вооружений. Последний с 2022 г. до 2028 г. Контракт по меркам оружейного рынка «копеечный» (45 млн долл.).

Пиар-эффект от заявления выглядит серьёзно, но в практическом плане это поставка запчастей для некоторых видов техники. Зато такое заявление можно продать критикам со стороны трампистов и части республиканцев.

Учитывая то, что стороны возобновляют и даже усиливают каналы обмена между военными, всё это можно рассматривать опять-таки как некую базу, на которой можно строить будущую модель отношений и до выборов на Тайване. Китаю и США ещё надо будет определиться с «формулой Тайваня», но пока база явно не выглядит как конфронтационная.

В общем, ещё раз можно убедиться, что не зря МВФ актуализировал свои доклады и исследования по поводу «геоэкономической фрагментации» и раздела мировой экономики на блоки непосредственно перед саммитом АТЭС. Китай и США пока действительно намерены модель таких отношений сформировать, не ломая ни мировую финансовую систему и не обостряя конфронтацию.

Это не означает, что на саммите её согласовали, это означает, что под неё пробуют подвести те самые «опоры». В этом плане сегодня гадать, кто на саммите «выиграл» или «проиграл», по большому счёту бессмысленно, поскольку обе стороны вышли из него с результатом, хотя пиар-эффект у США традиционно немного выше. Главной же проверкой этих результатов станут выборы на Тайване в середине января 2024 г.

Автор:
Михаил Николаевский