ИТОГИ ГОДА ОТ АЛЕКСАНДРА ДУГИНА: КНИГУ ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА РАСШИФРУЮТ РУССКИЕ

ФОТО: ТИХОНОВА ПЕЛАГИЯ/АГЕНТСТВО «МОСКВА», ЦАРЬГРАД. КОЛЛАЖ: ЦАРЬГРАД

О разрыве с Западом

Юрий Пронько: Давайте начнём с главного события. Россия действительно окончательно порвала с западной цивилизацией? Александр Гельевич, произошёл реальный разрыв?

Александр Дугин: Разрыв и произошёл, и нет. Да, мы вступили в СВО, бросили вызов Западу. Который в каком-то смысле нас и спровоцировал. А потом Запад отключил нас от себя. Он обложил нас санкциями, лишил той концептуальной, экономической, политической, дипломатической, культурной среды, в которой мы жили последние 30 лет. Так что, с одной стороны, мы с ним порвали. Но, с другой стороны, у нас ведь ничего иного и нет.

70 лет СССР противостоял Западу, но мы же взяли у него одну из идеологий и применили к себе. А потом, в 1990-е, уже полностью рухнули в него. То есть 100 лет мы находимся под доминирующим влиянием Запада. А теперь говорим, что с ним порвали. А кто мы такие? Нас от него отключили, мы больше не Запад, он нас больше своими не считает. А кем мы себя считаем?

– И ответа сегодня нет?

– Ответа нет.

– Отец Андрей Ткачёв говорит, что в контексте современной мировой истории русский мир – это последний бастион, это сопротивление вавилонской блуднице на всех фронтах. По его словам, наше Христово учение – это, если хотите, учение реакционное: оно реагирует на современные антихристианские вызовы. Таким образом, Александр Гельевич, перед нами ещё и битва веры, религиозная битва?

– В самую первую очередь это и есть битва веры, битва религий. Вообще, русский народ был создан для того, чтобы что-то совершить в будущем. И мы всегда очень хорошо понимали, что, как бы ни были велики наши заслуги, достижения и подвиги в прошлом, мы ими не особенно кичимся. Гордимся – да, но скромно опуская глаза. Потому что главный подвиг впереди.

– То есть у нас тысячелетняя история, но мы продолжаем формироваться?

– Во-первых, тысяча лет – не такой долгий срок. Наша история, конечно, больше, чем американская, но по сравнению с китайской или историей некоторых европейских стран она не такая уж и длинная. Мы юный народ. Мы народ, который смотрит в будущее. Мы живём не тем, что сделали, а тем, что должны сделать. И я думаю, что как раз сейчас мы приближаемся к тому, что должны совершить. Смысл и объяснения Русского мира лежат не в прошлом, а в будущем. Не в корнях, а в кронах.

И это вектор того, что мы должны сделать в последние времена. Во времена, когда всё человечество по-настоящему рухнет в бездну. А мы скажем: «Куда, подожди», – мы не рухнем и попытаемся спасти остальных. Мы тут для последнего испытания, для последней битвы – и, судя по всему, эта последняя битва началась в 2022 году.

Об уходе элит

– Не все готовы участвовать в этой битве. Есть определённый слой людей, так называемая элита, мы прозвали их «гламурятником», а вы «крысиным царством». И это царство продолжает существовать – как вовне, так и внутри России.

– Дело в том, что, когда мы вынужденно порвали с Западом, у него осталась здесь значительная группа поддержки, в основном внутри Садового кольца. Когда выезжаешь на фронт или в провинцию, в глубинку – всё, там уже нет проблем. Даже на уровне власти там нет никаких западных элементов, люди легко и естественно перестраиваются на новый лад – на житие в России, в русском государстве, в борьбе с нашими врагами. Это очень легко для нашего народа и совершенно невозможно для прозападной элиты.

Сейчас эта элита оказалась в положении заложника. Представьте себе аппараты, у которых отключили электричество. Они уже ничего не производят, но мешают ходить, двигаться. Наш политический класс как раз и заставлен такими отключёнными от питания, уже бессмысленными предметами. Они ещё могут включиться, но исключительно для каких-то взрывных целей. Если они останутся либералами, западниками, то станут и пособниками украинского терроризма. В следующий раз им предложат заложить взрывчатку, положить куда-то мины-лепестки, разносить листовки. То есть либерал сегодня – это уже член диверсионно-разведывательной группы.

Естественно, сами они такими быть не хотят – ну, большинство из них. Но они больше ни для чего не нужны. На страну они работать не собираются, не могут, у них совершенно другая задача, другой профиль. А подпитки нет. И они застыли, как неработающие, зависшие компьютеры, которые больше ничего не показывают – какую кнопку ни нажми. Это наш правящий класс. И вопрос идёт не о борьбе с ним, на мой взгляд, не о ликвидации, а просто о его выносе. То есть надо позвать бригаду грузчиков, которые аккуратненько погрузят наш правящий класс и отвезут его в сторонку. Не надо их ломать, издеваться над ними.

– А в сторонку – это куда, вовне?

– Нет, куда-нибудь с глаз долой, просто вывезти их из Кремля, из правительства. Пусть хоть в бизнес идут. Главное – увезти их с той территории, на которой они более не функциональны. Потому что им ставят такие задачи, при которых они должны быть террористами. Запад же открыто говорит: «Мы должны заставить российскую элиту убить президента Путина» – устранить физически, устроить переворот. Ну а кто на это пойдёт, кроме самоубийц? А больше они ничего не могут сделать ни для Запада, ни для народа. Только стоят и моргают. Это уже не элита. Ради Бога, пусть они найдут себе какое-то другое применение.

О влиянии народа

– Александр Гельевич, я очень хотел бы подписаться под этими словами. Но Сергей Лавров только что подтвердил, что некие высокопоставленные чины Пентагона называют физическое устранение Путина одной из своих главных целей. А этот гламурятник всё ещё во власти. Они сидят в крупных госкомпаниях, госкорпорациях, госбанках. Это очень влиятельная сила. Они даже не будут себя называть либералами. Они, если надо, поменяют цвет, как хамелеоны. Но гниль останется. А при этом вы говорите: мы сможем их устранить. Объясните мне: на чём основан ваш оптимизм?

– Это не оптимизм, это геополитический расчёт. Дело в том, что в каждой ситуации всегда есть положительная и отрицательная стороны. То, что мы застряли на Украине, оказались не способны решить наши поставленные задачи быстро, стремительно и эффективно, – это, конечно, отрицательная сторона. Но есть и положительная. Сейчас Запад уверен, что мы слабы. И даже Киев, который понимает нашу силу, всё равно сам себя убеждает, что мы слабы, что мы фактически проиграли войну.

Это значит, что любые переговоры о мире, на которые пойдут Украина и Запад, заведомо будут начинаться с невыполнимых для нас условий – например, с ухода из Херсонской и Запорожской областей, из Донбасса, из Крыма. Ну и, может быть, ещё кто-то попросит кусок Белгородской области и 300 миллиардов долларов репараций.

– Плюс ещё трибунал.

– И ещё трибунал, да. То есть они хотят говорить на условиях, принятие которых невозможно ни для какого чиновника. А из этого следует очень важный вывод: всё будет продолжаться, как идёт сейчас. А сейчас наш народ постепенно включается в войну за Победу. У нас очень большая страна, и всё меняется медленно.

Но посмотришь в каком-то большем масштабе – и оказывается, что мы изменились, мы постоянно меняемся. Это очень важно. Действует уже не только армия, не только государство, но и народ. Эта война становится народной и будет становиться всё более и более народной. И никакого выхода, как предать, сдать уже не будет.

– То есть увеличение влияния народа пропорционально снижению влияния элиты?

– Конечно, особенно такой элиты. Та ситуация, в которую поставлена наша огромная страна, наш огромный народ, наше огромное государство, – не может разрешиться ничем, кроме Победы. А для Победы нужно очистить территорию, нужно осуществить ротацию элит. Надо ещё глубже проводить мобилизацию духа людей, мобилизацию русской культуры. То, что нам казалось приемлемым в культуре ещё три-четыре месяца назад, сейчас уже выглядит совсем иначе.

О комиссарах идеологии

– Я-то опасаюсь другого: что ничего опять не поменяется. Александр Гельевич, вы учёный с мировым именем. РАНХиГС есть? Есть. Мау, бывшая правая рука Гайдара, в качестве ректора этого вуза – есть. Высшая школа экономики – есть. Огромные многомиллиардные суммы из госбюджета – есть. Но где идеология государства? По-моему, идеологии нет никакой. Почему тогда это всё до сих пор существует?

– Я тоже смотрю и удивляюсь, почему всё это есть. У меня нет ответа. Но в жизни много непонятного, не всё логично объясняется. Да, этого быть не должно, я согласен. Ни Высшей школы экономики в её нынешнем виде, ни нашего Института философии в его нынешнем виде, ни Владимира Мау в качестве ректора РАНХиГС, хотя там, кстати, множество приличных людей. В высшей школе происходят разрушительные, непотребные процессы. Там фактически продолжает работать заложенная идеологическим врагом программа по уничтожению нашего народа, наших традиционных ценностей.

Сейчас это продолжает существовать, на мой взгляд, в силу очень интересных причин. Многим казалось, что стоит убрать последние 30 лет, в том числе из образования, стоит вернуть советскую модель – и всё заработает. А проблема гораздо глубже. Система не заработает, потому что ключи уже потеряны. Это работало, когда была вполне конкретная марксистская идеология. Никто возвращаться к марксистской идеологии не собирается, слава Богу. Но без идеологии высшую школу не перестроить. Вот поэтому они и существуют.

Очертания новой идеологии сформулированы и в указе президента №809, и в его речи 30 сентября, и в его выступлении в Валдайском клубе. Слова о том, что мы воюем за объединение русского народа, – это идеология. Впервые русский народ признан субъектом истории, а государство фактически становится государством русских. Не только русских, но русских в первую очередь. И всё это уже заложено в Конституции.

Но теперь это необходимо трансформировать в совершенно новое фундаментальное идеологическое ядро. Обращения к советскому опыту совершенно недостаточно, обращение к временам до 1917 года очень привлекательно, но тоже невозможно. Соответственно, нам необходимо приложить колоссальное усилие. А потом, когда это идеологическое ядро будет чётко обозначено и сформулировано, тогда комиссары новой русской идеологии, традиционалистской идеологии, чьё основание уже заложил президент, постепенно отправятся в эти институты и проверят их функционирование на соответствие новым нормам.

Мы не можем ждать того, что какой-то институт, натренированный вначале советскими моделями, потом либеральными, полностью инфильтрованный агентами влияния во враждебные нам идеологии, вдруг начнёт говорить что-то патриотическое. Все эти институции должны быть быстро системно трансформированы. Для этого нужен идеологический центр.

– Но ещё прошло совсем немного времени. Президент фактически сформулировал что-то принципиально новое в сентябре, а мы с вами говорим в декабре.

– Элементы новой идеологии сейчас складываются в чёткую, ясную мозаику. Указ о традиционных ценностях их расшифровывает. Всё, мы имеем дело с основами идеологии. Остаётся сделать следующий шаг – придать ей какой-то институциональный статус. А дальше комиссары этой идеологии приедут и побеспокоят и коррупционера, потому что он не соответствует нашему русскому представлению о справедливости, и человека нетрадиционной ориентации, если он будет выступать слишком громко. Тихонечко-то ладно, мало ли грехов, мы все грешные люди.

Но надо бороться с тем, когда люди начинают кичиться, продвигать болезни, патологии и грех, отказывая им в греховном статусе. Когда они говорят: «Так и надо, я не стесняюсь и вы не должны» – это фактически совращение, этому поставлен запрет. Точно так же будет со всеми институтами. Посмотрим на судьбу и РАНХиГС, Высшей школы экономики, РГГУ, Института философии в наступающем году. До них дойдут руки. Но мы не можем перепрыгнуть этап формирования центра, который придаст идеям и идеологии нашего президента в новых исторических условиях системный институциональный характер.

– Александр Гельевич, сложно сменить элиту?

–  Да, чрезвычайно сложно. Чрезвычайно.

– Она может ответить? Огрызнуться?

– Сейчас, в нынешней ситуации – нет. Сложность смены элит разбивается о гораздо более жёсткую проблему в оставлении её неизменной. Если мы не включим потенциал народа, если мы не примем народную идеологию – а это требует смены элиты, – мы не победим. Если мы не победим, то мир закончится. У нас нет другой опции, кроме как победить. Есть другая опция у Украины, у Запада, у Китая. А у нас нет.

Либо мы побеждаем в этой войне, либо нас не существует. Не существует вместе с предателями, с неадекватной элитой, с ворами, с менеджерами, с торговцами холодильниками и машинами. Они все погибнут, и Запад погибнет, и больше вообще ничего не будет. Об этом сказал наш президент, это его слова.

О посадках чиновников

– А Запад между тем сейчас говорит: мы должны уничтожить последнюю империю, оставшуюся на планете. И я сейчас, может быть, зайду с неожиданной стороны, поскольку я не только аналитик, но и журналист. Министр внутренних дел господин Колокольцев заявил: «Трудовые мигранты представляют очень серьёзную опасность». Впервые говорится об очевидном на таком высоком уровне. Там были собраны на совещание, по-моему, 16 или 17 руководителей ведомств и министерств. И Колокольцев им сказал: «Слушайте, ребята, вы все ответственны за это. Не только я, российская полиция, но и вы. Те, кто приглашает, а потом не контролирует».

А на следующий день один из заместителей начальника Главного управления по миграционной политике МВД России говорит: «Мы создадим льготные условия для трудовых мигрантов». Меньше, чем через сутки после резонансного заявления его шефа! Я не могу не замечать, даже без министра внутренних дел, что ситуация в России крайне неблагоприятна для русских. У меня вообще порой складывается впечатление, что мы уже находимся в меньшинстве. Что скажете, Александр Гельевич?

– Знаете, я бы хотел привести такой пример. У меня была знакомая – мэр города Коврова Ирина Табацкова, русская патриотка. Став мэром, она, в первую очередь, пришла на рынок и увидела, что там нет ни одного русского человека. Ковров – глубинка, это уже далеко не Москва. Но и там царило полное засилье разного рода трудовых и нетрудовых мигрантов. И она стала думать, как решить этот вопрос. Потом, когда мы приезжали, она привела нас на рынок – а там стоят русские люди! Фантастика, словно я в сказку «Морозко» попал. Стоят, сметану продают.

«И как, Ирина, ты смогла это сделать? Неужели были столкновения русских патриотов с местными кавказцами?» Ничего подобного. «Я, говорит, закрыла одного чиновника из своей мэрии. И всё. Одного русского чиновника. И больше нет национальных проблем». И получилась сказка «Морозко» на рынке: продают сметану, русские пельмени. Просто пар идёт.

– Прекрасный пример! Посадила одного – и всё поменялось. А поскольку мы встречаемся накануне такого большого приятного события, как Рождество Христово, у нас всё равно будет ожидание рождественского чуда. И неважно, сколько тебе лет – 10, 40, 50, 60… Все, на самом деле, даже если публично не признаются, ждут этого чуда. На чём будет основана уверенность Александра Дугина в 2023 году?

– Это уверенность в моём народе, в моей истории. Уверенность в том, что Бог ничего не делает просто так. Что нет в мире ничего, никакого дня, никакого страшного события, никакой утраты, никакого страдания, у которого бы не было смысла. Смысл может быть от нас скрыт, и поэтому нам так трудно. Но он есть. Когда мы говорим: «В начале было слово», мы не понимаем, что в начале был логос. Логос – это ум, это осмысленность Божьего мира, которая пронизывает всё.

А зло состоит в том, что пытается скрыть логос, сказать, что это само получилось, что это бессмысленно, это просто так, это материальные ценности. Но есть провидение, есть промысл Божий. И он в 2023 году, безусловно, приближается к своей полноте. Сейчас мы вступили в такие потрясения, что, думаю, недолго осталось ждать, когда мы прочтём наконец полностью всю книгу нашей человеческой истории.

Она удивительна. И мы станем в ней тем самым знаком, тем самым символом, той самой буквой, от которой всё и будет зависеть. Можно долго читать книгу, но только развязка объяснит нам, что произошло на самом деле. Это, как говорила моя дочь, эсхатологический оптимизм. Когда ты понимаешь, что дело идёт к концу, но не опускаешь рук, а смотришь глаза в глаза этому колоссальному преображению мира.

ПРОГРАММЫ ЦАРЬГРАДА