Замечательные в Донецке встречаются люди. Старушка (ей скоро 85 лет!) остановила меня в переходе у Народного Совета. Взволнованно выспрашивала о том, что «на самом деле происходит на линии разграничения» и почему нет военных репортажей, «ведь не может быть, чтобы после гибели Арсена и Миши у нас не осталось героев, не может быть…»

В отличие от большинства жителей Республики она не сетовала на затянувшуюся, измучившую всех войну, а только наивно удивлялась: «Почему же вы не переходите в наступление? Ведь мы так верим в вас!» Потом цитировала Ахматову и Гумилева и просила передать благодарность бойцам за то, что «они там, на передовой, защищая нас, сохраняют русскую речь, великое русское слово».

Я слушал её и пыточный испытывал стыд, и ещё… чувство, которому нет имени – оно глубже, непоправимее и неискоренимее чувства вины. Вспоминал разорванную украинским снарядом пятилетнюю девочку, от которой осталась только рыжая косичка. Проткнутую минным осколком при обстреле Славянска беременную красавицу – неродившимся двойняшкам могилой стала материнская утроба. Семидесятилетнего старика, недавно, на пороге своего дома, пристреленного украинским снайпером ради развлечения. И сотни других — убиенных только за то, что они русские… И честно признал: соблюдая в одностороннем порядке очередное перемирие мы, по сути, подставляем под украинские мины и пули снайперов самых беззащитных – наших женщин, детей и стариков. А они – вопреки всему – верят в нас.