Весной нынешнего года постановление архиепископа Владикавказского и Аланского Леонида о введении ограничительных мер в храмах, монастырях и в иных объектах Владикавказской епархии наделало много шума. Владыка Леонид тогда перечислил ряд ограничительных мер, но не отменил службы и церковные таинства, что дало повод некоторым позиционировать его чуть ли не как оппозиционера. О том, чем руководствовался владыка, с ним поговорил ведущий «Первого русского» Юрий Пронько.

Господь создал человека свободным

Юрий Пронько: Я внимательно ознакомился с вашим документом. Я хочу понять, какой смысл вы в него вкладывали весной. Вы, пожалуй, один из немногих, кто принял такое решение. Причём основываясь на конкретных статьях, указывая на конкретные статьи Конституции: 18-я, 55-я и так далее.

Отец Леонид: Да, когда пришёл ко мне глава республиканского Роспотребнадзора – он, кстати, человек верующий, – и мы с ним ходим вокруг кафедрального собора и он меня убеждает: мол, владыка, нужно принять решение.

Ю.П.: Закрыть храмы?

– Да. А я ему отвечаю: послушайте, мы в своей жизни руководствуемся одной книгой, вы же понимаете, все мы. Он говорит: владыка, ну давайте мы сейчас не будем говорить о Библии. А я отвечаю: а мы не о Библии сейчас говорим – мы о Конституции Российской Федерации. Давайте руководствоваться Конституцией Российской Федерации. И тем, что есть определённый баланс интересов у всех и надо понимать, какой это баланс интересов.

Ю.П.: И вот эту формулировку приняли: не должно быть ограничений для тех, кто верит, кто поклоняется святыням.

– Всё банально и просто. Мы исходили из пожеланий людей. И мы глубоко убеждены, что все распоряжения, которые давал и Президент Российской Федерации, отсылая их губернаторам, и в данном случае конкретно мой непосредственный руководитель – у меня их два, как вы понимаете, прямой – это митрополит Волоколамский Иларион, председатель Отдела внешних церковных связей, и, соответственно, Святейший Патриарх Московский и всея Руси. Так вот, Святейший Патриарх, направляя распоряжения по епархиям, всегда акцентировал, что за принятие решения будет нести ответственность правящий архиерей. Мы на местах оценивали ситуацию. Было очень сложно. Потому что в разных губерниях по-разному полыхал этот коронавирус.

Мы учитывали ещё и национальную компоненту. Накануне у нас прокатился ряд мероприятий против некоторых ограничений. И мы очень боялись, что многие люди, будучи ограничены в посещении храмов, примкнут к ковид-диссидентам, чего нам не хотелось бы. Ведь прежде всего мы не являемся ковид-диссидентами. Мы признаём, что вирус есть. Какие процессы он запускает и что люди гибнут – мы это тоже прекрасно осознаём и понимаем. Вы читали в моём распоряжении, какие мы принимали меры: ограничения для людей за 65 лет, для пожилых людей. Но вы не увидите в нашем распоряжении слова «запрет». Рекомендовать, предложить. Потому что мы считаем, что Господь создал человека свободным. И как свободный человек он имеет право выбора. Боишься – не ходи. Пережди. И многие наши прихожане так и делали. На каждой проповеди я обращался и говорил: «Берегите себя, берегите своих близких». Многие даже наши постоянные прихожане на каком-то этапе перестали приходить в храм, потому что у многих старики, и они чувствовали ответственность за них. Но, опять же, повторю: я не вирусолог и мне трудно оценить последствия той или иной болезни.

К обыденному – по-особому

Ю.П.: В экспертном сообществе тоже ведь нет единого мнения.

– Совершенно верно. Мы читаем всё – не только в российских СМИ, но и в зарубежных. И прекрасно понимаем, что многие локдауны, когда вводились, в некоторых странах не были введены. И мы, когда принимали это решение, смотрели и на другие епархии. Сейчас, спустя год, я могу сказать, что, в общем-то, у нас нет отрицательной динамики и статистики. Я благодарю Бога за то, что мы из этой ситуации вышли с наименьшими потерями.

Это не значит, что мы приняли решение – и на этом всё закончилось. Мы мониторили ситуацию утром и вечером. И мне как правящему архиерею это далось непросто. Не дай Бог, если были бы заражённые, не дай Бог ещё что-то. Я бы принимал тогда совершенно другие решения. Но я не увидел на тот момент такого всплеска заболеваемости, который был, допустим, в столичных регионах. Поэтому решение было сбалансированным и, как показала практика, с Божьей помощью, оказалось оправданным.

Ю.П.: У меня такая семейная традиция – каждое воскресенье идти в храм. И на протяжении двух с лишним месяцев я не мог посещать церковь здесь, в Москве. В Москве это было очень всё жёстко, с пропускным режимом. Раньше ты в любой момент мог зайти в любую русскую церковь здесь, в Москве, помолиться, пойти на литургию, на исповедь и причастие. А потом – оп, и как что-то неотъемлемое потерял своё. Это вот нам урок такой?

– Я не могу – ещё раз – давать оценку действиям властей и тем более моих коллег. Если мы говорим про Москву, то правящим архиереем Москвы является Святейший Патриарх, и он принимал решение соразмерно той ситуации, которая возникла.

Ю.П.: А с точки зрения духовной это было такое испытание?

– Может быть, испытание. Ведь неизвестно, как мы будем проходить в нашей жизни то или иное. Вы знаете, вообще коронавирус послужил определённой лакмусовой бумажкой в нашем обществе. И эта болезнь, которая пришла, она затронула многие чувства, не только внутренние болезни человека. Эта болезнь подняла концептуально проблематику общества. Вот что она сделала. Люди стали относиться по-другому к тем вещам, которые они раньше считали обыденными. Ощутили, что могут потерять то, что не ценим. То, что для вас было привычным, и, как для каждого христианина, посещение храма – вот это, немного мы поступились этим – и сразу ощутили формат той боли, что нам чего-то не хватает. Как воздуха, не хватает нам веры. Как воздуха, не хватает нам прежде всего единого молитвенного общения… Той же возможности прийти в храм.

Но всё меняется, слава Богу, всё выправляется. Принимаются соответствующие решения. Конечно, в Москве такого не было, а вот, допустим, по некоторым регионам не то что было модно, но многие архиереи выступали – с губернаторами вместе – с призывами теми или иными. Сложная была ситуация. Мы от таких выступлений во Владикавказской епархии отказались. У нас регион очень особый и очень своеобразный. Свободолюбивый. Там и свадьбы, и похороны – это несколько тысяч человек всегда.

Страшно Бога прогневить

Ю.П.: Тысяч?

– Да. От сотен до тысяч. Обычные похороны – 300, 400, 500, 600 человек. Перекрываются улицы, понимаете. И это как было, так и есть, ничего практически не изменилось. Поэтому, когда пришёл ко мне глава Роспотребнадзора республиканского и сказал, что вот предписание – закрывайте храмы, у меня сформировался встречный вопрос: «Подождите, но должна быть какая-то аргументация». Ведь есть же какие-то другие вещи. Допустим, заводы, фабрики там некоторые работают. Собираются люди, там по 100, по 200, по 300, по 400 человек на улице. Но почему вы решаете закрывать храмы? Мне с детства в душу запали рассказы моей мамы, а ей бабушка говорила – задолго до всех этих ковидных историй, что храмы на Руси не закрывали даже в чуму. И на сегодня мне трудно сказать, насколько я принимал и принимаю правильные решения, пусть их оценит история. Но я всё-таки считаю, что полный и ответственный мониторинг ситуации может нам помочь справиться со всеми вопросами.

Ю.П.: Сейчас опять пошла волна, и вам же вновь придётся принимать решение? Вновь придётся брать на себя ответственность?

– Я не боюсь ответственности. Я боюсь прогневить Бога и не соответствовать тем требованиям, которым должен соответствовать правящий архиерей. Это самое страшное. Пока люди меня поддерживают, пока люди мне верят – они искренне будут верить и в то, что мы общее дело делаем. Всё, что я делаю, я обсуждаю с людьми. Многие вещи я обсуждаю с людьми с амвона. И политика правящего архиерея в отношении Владикавказской и Аланской епархии – она очень прозрачна и открыта. По всем вопросам я советуюсь не только со своим духовенством, но и с полнотой церкви, с прихожанами. Архиерей не принимает сам решения, но он несёт за него ответственность.